Он улыбнулся очень нехорошей улыбкой, положил наземь копье, отцепил от пояса меч и боевой нож. Снял кольчугу и расстегнул подкольчужник[7], оставшись в одной полотняной рубахе.
И, не оглядываясь, зашагал по дороге к вельхской деревне. Холодный осенний воздух овевал разгоряченное тело.
«Пусть вернется тот день. Тогда я тоже был без оружия. Кто из вас пустил ту стрелу?»
Мавут покачал головой, но ничего не сказал.
Всадники молча рассыпались влево и вправо, обтекая деревню.
Резоуст вопросительно взглянул на Мавута, дождался его кивка и тоже тронул коня.
Деревня была совсем небольшая — всего четыре двора. И очень небогатая. Поневоле спросишь себя, что бы делать булычам в подобном углу? Что они надеялись здесь продать?
Может, прялки и колыбельки из такой же деревни? Горшки и ткани из обоза, остановленного разбойниками?
— Булыма! Слышь, Булыма! Чужие идут! Двое! Один конный, при луке и мече!
Кричал Меньшак Он держал в руках трепыхающуюся курицу. Вторую протягивал ему какой-то вельхский парнишка. Увидев чужих, подросток бросил курицу и кинулся бежать за сарай. Меньшак при виде оружного всадника тоже сперва оробел, потом пригляделся и узнал Резоуста.
— Булыма!.. — снова закричал он, обернувшись. — Иди, тут Резоуст пожаловал! Вернулся никак!..
Разбойник не договорил. Бывший венн, которого Меньшак даже не принял в расчет, мимоходом выдернул из плетня толстый кол и, не размахиваясь, швырнул его низом, метя Булымичу по ногам.
«Может, это ты стрелял?…»
Небрежный с виду бросок на деле был страшен, кол загудел налету, и Меньшак упал, точно из-под него кто выдернул землю. Левая нога оказалась сломана, обломок кости вылез наружу. Булымич, не заметив, попытался подняться, и… тут только несусветная боль достигла сознания.
— А-а-а-а-а!..
Крик оборвался так же резко, как и начался. Юный воин взял Меньшака левой рукой за волосы, запрокинул ему голову и ударом десницей сбоку в подбородок сломал шею.
Всего лишь коротко наклонился и тут же, не замедлив шага, упруго выпрямился…
И неспешно двинулся дальше.
Прямо туда, где возле берега стояла большая лодка и велъхские женки приценивались к товарам.
— Ты!..
«Да, это я. А где твой меткий лук, Бобыня?»
Рыжий Булымич схватился за нож, только лучше было бы ему сразу бежать прочь без оглядки, дольше бы прожил. Нож оказался отобран у него и воткнут ему же под подбородок Он поник на колени и остался когтить пятернями залитую кровью рубаху, а бывший венн пошел дальше.
Он по- прежнему не торопясь шагал через деревню, а за плечом у него плыла, не касаясь земли, прозрачная тень женщины с седыми волосами и в белой рубахе до пят.
Велъхинки оставили затеявшийся было торжок и с визгом кинулись по домам. Мужчины ограничились тем, что молча отступили с дороги. Вельхи вообще-то славились как неробкий и гостеприимный народ, ноу них на глазах творилось нечто превыше обыденного понимания. За что, почему — уразуметь было трудно, но то, что это был Божий Суд одного против пяти, они видели ясно.
Если кто- то шагает прямо навстречу копью, нацеленному в грудь, он либо безумец, либо избранник Правды Богов. Лысоватый пожилой Голсана едва не упал, против воли прянув назад, но потом зарычал и ударил взбесившегося щенка. Копье сунулось вперед резким тычком, от которого нет спасения безоружному. Так, чтобы широкое лезвие рассекло тело и высунулось из спины!
Копье проткнуло пустоту. Промахнувшись, Голсана невольно подался вперед вслед за ударом, но тело не захотело падать, и руки, спасая равновесие, сами собой оперлись на оскепище, уже перехваченное мальчишкой. Плешивый вдруг обнаружил, что бежит по кругу и ничего не может с этим поделать. Копье едва не чиркнуло острым наконечником по глазам подскочившему Булыме и… глубоко вошло в грудь Лисутке, замахнувшемуся топором.
Голсана уже открывал рот заорать от ужаса и несправедливости, и на этом его застиг внезапный удар локтем в лицо. Короткий и жесткий, весом всего тела, с шагом навстречу. У перекупщика краденого запрокинулась голова, подогнулись колени… второй удар этим же локтем пришелся сверху по горлу.
Отпрянувший Булыма повернулся и побежал.
К берегу. К лодке…
Из четверых его ватажников лишь рыжий Бобыня был еще жив. Нож оказался недостаточно длинным, и Булымич еще булькал кровью, захлебываясь в тщетных попытках дышать. Если бы он мог, он бы завыл. Он не хотел умирать и отказывался поверить в только что случившееся. С ним этого не может быть! С другими — да, но не с ним!.. И почему они тогда не привязали мальчишке камень к ногам, как он им говорил…
Бывший венн понял, что слышит отголоски мыслей умирающего, но это не удивило его. Он пришел сюда совершить справедливость, все остальное было неважно. Ему не следовало удивляться чему-либо из происходившего с ним и вокруг. Только замечать и использовать к своей выгоде. Так учил Мавут, а в искусстве убивать Владыка знал толк.
Он слышит отголоски чужих мыслей, желаний, намерений? Тем лучше…
Он подобрал Лисуткин топор и пошел за Булымой.
Главарь булычей уже столкнул на воду лодку и, запрыгнув в нее, орудовал веслами. Юный воин стоял на берегу, опустив руку с топором, и спокойно смотрел, как росла между ними полоска воды.
Много дней назад точно так же уходила от далекого берега совсем другая лодка…
«Не ты ли стрелял?…»
Можно было взять лук у подъехавшего Резоуста, но бывший венн рассудил иначе. Топор догнал Булыму, когда тот выбрался на середину речки и почти решил, что спасен. Он успел отшатнуться, и лезвие ударило в бок, растворяя широченную рану. Боль настигла не сразу, Булыма даже ударил веслами еще раз. Потом свалился на дно лодки и скорчился, пытаясь затолкать обратно в тело что- то бесформенное, лезущее наружу из раны.
Юный Мавутич провожал глазами уносимую течением лодку, и в душе было пусто. О чем он мечтал, дожидаясь нынешнего дня, об этой ли пустоте?…
Нет, он ни о чем не жалел. Он выбрал свой путь.
Когда за спиной затопали и зафыркали кони, он отвернулся от реки и низко поклонился рыжеусому всаднику:
— Спасибо, отец.
«МАМА…»
Мальчишку, найденного в буреломе, Волки устроили по теплому времени в
