— Да нет. — Русский уже сворачивал газету. — Минут пять, не более. А кафе действительно уютное. Спасибо.
— Ну а после того, как вы попробуете здешние виноградные улитки, вы будете благодарны мне до конца своих дней, — пообещал Барро.
— Ни минуты не сомневаюсь, — с самым серьезным видом произнес русский. После чего они оба рассмеялись.
Затем Барро полез в карман и достал небольшой голоснимок.
— Вот, как и обещал. Моя внучка — Роза-Эмилия де Леон Барро.
Русский взял фотографию, скачанную вчера Барро из Интернета, с которой глядела симпатичная девочка лет четырех с небольшим («Буду я еще уроду показывать свою настоящую внучку»), и принялся ее рассматривать.
— Славная девчушка. Мы начинаем работать с детьми как раз именно с такого возраста. — Русский снова вгляделся в фото и задумчиво произнес: — Странно, она очень мало на вас похожа.
— Да, вся в невестку, — вздохнул Барро. — Ну ничего, надеюсь, внук за меня отомстит. А, вот и улитки…
Когда официант расставил на столике вазочку с маслом, маленькие булочки, два бокала вина и две сковородки, в маленьких выемках которых доходили до кондиции виноградные улитки, Барро наклонился, втянул носом воздух и блаженно улыбнулся.
— А знаете, — заявил он, вооружаясь щипчиками и маленькой двузубой вилочкой, — у меня есть одна гастрономическая теория.
— Гастрономическая теория? Интересно.
— Я считаю, что все самые знаменитые блюда национальных кухонь были созданы… от безысходности. Возьмем, например, пиццу. В семье некоего неаполитанского рыбака в один прекрасный день кончились продукты. Ну практически. То есть из того, что у него в доме осталось, ничего привычного приготовить было уже нельзя. Ну что можно сделать из горсти муки, давленого помидора, крошечного кусочка сыра и ломтика ветчины? Но его жена творчески подошла к задаче накормить мужа. И вот теперь мы имеем возможность наслаждаться пиццей. — Барро захватил раковину щипчиками и, зацепив вилочкой тело улитки, ловко извлек ее наружу и отправил в рот, а затем продолжил: — Или, скажем, фондю. Несколько швейцарских пастухов, пасших свои стада на альпийских лугах, так же остались с бутылкой вина, засохшим сыром и зачерствевшим до каменного состояния куском хлеба. Ну кому могут понравиться такие продукты? Но пастухи нагрели вино, растопили в нем сыр и, наколов кусочки старого хлеба на веточки, принялись макать их в получившуюся смесь. — Барро проглотил следующую улитку. И окинул взглядом небольшой зальчик. Пожалуй, уже можно…
Он выбрал это кафе, затерявшееся в улочках Монмартра как раз потому, что в обеденное время здесь отчего-то было не слишком людно. Впрочем, нынешний Монмартр — это некоторым образом гетто, в котором проживают всякие арабы, эстонцы, марокканцы и таджики. А им во французском кафе делать нечего. Ну а базилика Санкре-Кёр, вокруг которой обычно и нарезают круги многочисленные туристы, была расположена в четырех кварталах отсюда. Так что и любопытные сюда не добирались. Ну почти. Поэтому спланированная операция должна была пройти без лишних глаз. Но сначала надо было закончить с деликатесами.
— Так и виноградные улитки, — произнес Барро, расправляясь со следующей, — скорее всего результат того, что семья какого-то бедного виноградаря дошла до ручки. И у него в доме осталась всего лишь пара ложек масла. Так что пришлось срочно искать что-нибудь, чем можно было набить желудок. И вот извольте — у нас на столе знаменитое блюдо национальной кухни. — Он доел последнюю улитку. На сковородке у русского оставалось еще три.
— Действительно интересная теория, — отозвался тот, — и вполне имеющая право на существование. Хотя и не всеобъемлющая. Как, например, быть с чешским блюдом «печено вепрево колено» или тем же французским фуа-гра?
— Ну я же и не претендовал на всеобъемлющее объяснение. — Барро, взяв салфетку, прижал ее к губам.
В кафе тут же потемнело, воздух сгустился и потяжелел. Для того, что он собирался предпринять, не нужны были свидетели, поэтому шестеро посетителей за соседними столиками, двое скучающих официантов и одна официантка, а также бармен впали в легкий транс, не мешающий им заниматься своими делами, но полностью выключающий их из происходящего. Так, бармен с окаменевшим лицом продолжал протирать пивной стакан, который он взял в руки за мгновение до этого. Да, Габриэль Барро мог собой гордиться. В его возрасте большинство уже были ни на что не годны, а он сумел взять под контроль десять человек. Причем не шибко-то и запыхался. Барро с самодовольной улыбкой привстал с кресла, а затем… ему засветили в лоб с такой силой, что он мгновенно опрокинулся на спину…
Очнулся Барро от того, что кто-то настойчиво стучался ему в барабанную перепонку. Некоторое время он лежал неподвижно, только морщась, а затем открыл глаза. Перед его взором был потолок. Белый. Подвесной. В клеточку. С матовыми прямоугольниками ламп дневного света. Они не горели, а в том месте, где Барро лежал, было светло. Даже слишком светло для того, чтобы оставалась призрачная надежда на то, что он все еще находится в кафе. Значит, это либо тюрьма, либо больница.
— Добрый день, Габриэль.
Значит, тюрьма. Барро медленно повернул голову. Рядом с его постелью сидел русский в накинутом на плечи белом халате. Хм… Барро скосил глаза. На груди были закреплены несколько датчиков, в носу торчали две трубки, а на левую руку надета манжета, от которой отходило два толстых провода. Один синий, а другой красный. Как в мине. Ну а тот звук, что так напрягал его барабанную перепонку, издавала капельница, висевшая на стойке с левой стороны. Больница?
— Я пришел попросить у вас прощения. — В голосе русского слышалось искреннее раскаяние.
— За что?
— Дело в том, что это я вас… — вздохнул русский.
— А что со мной?
— Инфаркт. Обширный. То есть в наше время все это лечится, но…
— Понятно. — Барро замолчал, размышляя над услышанным. Что-то не вязалось. Если он в больнице, то почему этот урод не улепетывает так, что пятки сверкают, а если в некой специальной больнице-тюрьме подпольной организации мутантов, какого дьявола вообще с ним разговаривают? Хотят перевербовать? Смешно. Откуда и куда? Из одиночного отставного охотника за головами в…
— Как вы себя чувствуете?
Барро прислушался к себе.
— Да вроде и ничего.
— Ну слава богу!
— Что?
— Извините, традиционное русское присловье.
— А… как это вы меня?
На лице русского вновь нарисовалось виноватое выражение.
— Чисто рефлекторно. Извините. Вы попытались ударить в тот момент, когда я был к этому совершенно не готов. Вот и сработал на автомате. На ментальном уровне все происходит намного быстрее, чем при физическом контакте.
Барро грустно усмехнулся. Ну да, все верно. Именно в тот момент, когда он был не готов. Все по плану. Он покосился на русского, смотрящего на него глазами побитой собаки. Надо же, виноватым себя чувствует! Да что такое творится-то?
— То есть вы ударили меня ментально? Мне показалось, что кулаком. В лоб.
— Да нет, ну что вы. Если бы так, я бы успел притормозить.
Барро мгновение раздумывал, но затем решительно упер в русского обвиняющий взгляд и медленно, с расстановкой произнес:
— То есть вы признаете, что вы мутант?
— Мутант? — С лица русского ушло виноватое выражение, и он посмотрел на Барро уже с
