Студент, как ты дошел до жизни такой… отличник боевой и политической…
– Да вот, сложилось, – вздохнул Алекс, устало глядя в проем люка. – Позацеплялось… одно за другое…
– И пошли клочки по закоулочкам, – хмыкнул Перовский. – Я ведь серьезно, Студент.
– Да и я не шучу, товарищ капитан, – проговорил Алекс. – Чес-слово. Вы же понимаете – никакой я не агент ЦРУ, прокравшийся в доблестные ряды советского спецназа. Дезертир, предатель – это да, эти ярлыки я честно заслужил. Просто… не увидел я другого пути, чтобы ее спасти!
– Она здесь. – Перовский не спрашивал, а, скорее, констатировал факт.
– Она просто девочка, – сказал Алекс после очередной долгой паузы. – Ей и так уже досталось по полной.
– Думаешь, у нас ей будет легче? В чужом мире…
– Для нее теперь любой мир – чужой, капитан. Она утратила… я не совсем врубился… короче, ее народ не примет ее. А местные люди для нее столь же чужие, как и мы. У нас я, по крайней мере, смогу ее защитить.
– Уверен?
– Да. – Алекс произнес это тем окончательным тоном, после которого у оппонента обычно пропадает желание продолжать спор на данную тему. – Сумею.
– Мальчишка. – По тому, как произнес это слово Перовский, было непонятно – то ли он одобряет поступок Окана, то ли порицает. – Пацан, – добавил он все тем же устало-равнодушным голосом. – Один против всего мира? Против двух миров?
– Не один. – Алекс улыбнулся, совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы капитан заметил и оценил эту улыбку. – Теперь – не один.
– Все равно – мальчишка, – сказал Перовский. – Да еще самонадеянный. Вся эта история с побегом…
– Ваша школа, товарищ капитан.
– Молчал бы уж!
– Так ведь сработало.
– Если бы сработало, – наставительно произнес Перовский, – я бы тут не сидел… или ты бы тут не сидел. А так, – он сделал короткую, в несколько секунд паузу, – я тебя пересчитал.
– Я же, товарищ капитан, не выпускной экзамен сдавал, – тихо возразил Окан. – Да, не тяну я против учителя… пока.
– А не тянешь, так сиди и не отсвечивай, – сказал капитан. – Экзамен… экзамен, Студент, в нашем деле один – бой. И с зачетом-незачетом там просто.
– Ну, а мне повезло, – прошептал Алекс. – Вытянул счастливый билет. А Димка… и те ребята… мне ведь теперь еще и за них жить, так, капитан?
– Ты за себя-то хоть проживи, – вздохнул Перовский. – И за нее.
– За нее, – задумчиво повторил Алекс. – Да, за нее… стоит жить. Она… хорошая.
– Так уж и быть, поверю тебе на слово, – сказал Перовский и, помолчав чуть, добавил: – Разбегаетесь, как клопы на морозе, честное слово. – Сохатый ушел, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд сержанта. – Совсем. Ребята его прикрывают пока, но я-то знаю.
– Куда? – невольно спросил Окан.
– В деревню. – Перовский пожал плечами. – Женился. Хозяйство обустраивает. Наши к нему в гости наведываются, а остальных… те его и не видят. Моя все же школа, – с непонятной гордостью заявил он и неожиданно спросил: – Ты не куришь?
– Никак нет, товарищ капитан, – отозвался Окан. – Никогда не курил… и за последние двое суток не начал.
– И я не курю, – сказал капитан грустно. – В лесу табачный дым за полкилометра унюхать можно. А так иногда хочется.
– Да, – кивнул Окан. – Сейчас бы не помешало.
– Пойти, что ли, у Вяземского сигару стрельнуть? – Капитан словно бы размышлял вслух. – У него, говорят, кубинские.
– Сказки это, – сообщил Алекс. – Байки народов мира. У полковника был блок французских сигарет, «Житан», по-моему. Если он их еще не скурил к свиньям собачьим.
– Или трубку завести? – задумчиво сказал Перовский, словно не слыша.
– И дымить «Герцеговиной флор»?
– Ну да… – отозвался капитан и, словно очнувшись, взглянул на Алекса.
– В третьей справа машине, – отрывисто проговорил он, – в десантном отсеке ящики с ЗИП-м навалены. Подходяще. Я там оставил сухпаек, консервы… короче, разберешься. В Союз этот металлолом отправляют завтра, тут ты все правильно понял… – Он коротко усмехнулся. – Хотя завматчастью пришлось уламывать.
– Капитан…
– Да ну, фигня все это, – неожиданно оборвал его Перовский и, резко вскочив, выпрыгнул наружу.
– Ты вот что, – бросил он, держась за люк. – Берегись там… и ее береги. И… удачи.
– Тебе того же, капитан, – отозвался Алекс. – Ни пуха…
– К черту! – выдохнул Перовский и, не оглядываясь, зашагал прочь.
Вой сирены прорвал тонкую пелену сна, которой сознание Обри Норденскольда пыталось защититься от знобкой предрассветной прохлады. Снаружи слышались крики, топот ног, железный лязг.
«Неужели атака?» – подумал Обри панически и тут же устыдился. Он общался с туземцами больше чем кто бы то ни было в лагере… и еще ни разу не поймал их на прямом вранье. Если императорский посол дал американцам время до рассвета, чтобы убраться, то, пока не встанет солнце его войско не сдвинется с места.
Тогда что же?
Обри не успел еще натянуть китель, когда в дверь постучали. Майор глянул на часы – четыре минуты. Неплохо.
– Кто там? – поинтересовался он, сражаясь с пуговицами.
В комнату заглянул вестовой от Макроуэна.
– Подполковник просит вас немедленно подойти, майор Норденскольд, сэр! – выдохнул он.
Даже в полумраке видно было, как блуждают глаза морпеха.
– Что там стряслось? – поинтересовался Обри, выбегая вслед за вестовым из домика. Солдат покачал головой.
– Подполковник сказал, чтобы вы сами посмотрели.
Обри на ходу пожал плечами.
Макроуэна они нашли на одной из смотровых вышек, расставленных по углам территории. Подполковник стоял в позе греческой статуи, задумчиво опершись за неимением колонны о станковый пулемет, и вглядывался в даль.
– Что случилось, Даг? – поинтересовался майор, тяжело дыша.
За последние недели старшие офицеры группировки перешли на «ты».
– Гляди! – Макроуэн ткнул пальцем вперед и вниз.
Обри послушно всмотрелся. До рассвета оставалась еще пара часов, но небо
