можешь показать эллите?
Малышка по-взрослому оценивающе прищурилась.
– А что дашь? – поинтересовалась она.
Лева растерянно похлопал себя по карманам. Обычно у него там валялось несметное количество всякой ерунды, но он не так долго пробыл в лагере у дольмена, чтобы она успела накопиться.
– Вот, – он вытащил из нагрудного кармана свою драгоценность – пакетик с леденцами, захваченными из дома. – Это едят.
Не удержавшись, он вытащил один и немедля продемонстрировал.
Девочка последовала его примеру.
– Мгм, – довольно буркнула она. – Смотри.
Она подбросила пакетик в воздух.
Взгляд Левы проследил за его полетом и сорвался, потеряв трехцветные леденцы из виду.
Потому что, достигнув верхней точки крутой параболы, пакетик не устремился к земле, влекомый тяготением планеты. Он так и остался висеть там, слегка покачиваясь.
– Мама, – прошептал Лева. Почему-то ему и в голову не пришло, что его могут разыгрывать. Слишком уж обыденными были голоса ребят. Так московские школьники могли бы хвастаться бомбочками из натертых спичечных головок.
– А вот так? – поинтересовалась девочка, сдергивая пакетик вниз.
Она вытряхнула оттуда два леденца и аккуратно положила перед собой на воздух – они так и остались висеть на уровне ее глаз.
– Еще один – слабо? – бросил третий мальчишка.
– Пока не умею, – призналась девочка. – То есть уже умею, только один быстро падает.
– А я вот так могу! – похвалился ее соперник.
Он вперился глазами в пучок травы. С минуту ничего не происходило – Лева заметил, как все затаили дыхание. Затем трава как-то очень быстро пожухла… и затлела.
– А сильнее не выходит, – потупился он. – Так что я, наверное, анойя.
Леву окатило холодным потом. Значение таинственного слова «эллите» вдруг стало ему до ужаса ясно, но рассудок отказывался верить очевидному.
– Вкусные, – одобрительно заявила девочка. – А еще у тебя есть?
– Нет, – признался Лева. – В лагере остались.
– А где вы лагерем стали? – спросил первый мальчишка. Лева махнул рукой в сторону реки.
– Там.
– За Драконьей, что ль, в картрозовых землях? – презрительно воскликнул второй. – Нашли место!
– Там владетельский род – огневики, – добавила девочка. – Как Порве- дурачок!
– Вот сейчас подпалю тебе космы! – взвился Порве.
– А я!.. А я тебя!..
– Дети, дети… – беспомощно прошептал Лева, но его никто не услышал.
Девчонка с пронзительным визгом протянула к обидчику руку, и малыша Порве вздернуло в воздух. Ноги его оторвались от земли сантиметров на двадцать, прежде чем волшебство рассеялось. Мальчишка шлепнулся на мягкое место и завыл.
В эту минуту Лева проявил несвойственный ему здравый смысл.
– Девочка, – проговорил он как мог вкрадчиво. – А ты не хочешь показать свой дар нашему… главному купцу? Он тебе еще что-нибудь подарит… и маме твоей, и папе…
Девочка почему-то расхихикалась. Двое старших мальчишек тоже заулыбались, поднимая на ноги своего товарища. Один из них, тот, что посмелее, украдкой отвесил несчастному Порве подзатыльник.
– Ой, какие вы странные, чужеземцы! – профыркала она сквозь смех.
– А что я странного сказал? – удивился Лева.
– Откуда же мне знать, где мой папа? – ответила девочка. – Мама говорит, я самого ат-Бхаалейна дочка, но она у меня хвастунья такая!.. Так что, наверное, кого-то из его родни. А то, может, и забрел какой пришлый эллисейн…
«Дикость какая!» – мелькнуло в голове у Левы Шойфета, смешанное с: «Право первой ночи, все как в учебнике…».
– Ну, откуда же мне знать… – виновато пробурчал он.
– Так откуда бы у нее дар взялся! – объяснил один из мальчишек. – Это же родовой талан Бхаалейнов…
Здравый смысл опять отвесил Леве пинка.
– Так ты покажешь нам свой дар? – повторил он.
– Угу, – кивнула девочка охотно. – Вкусные у вас медовки.
– Хорошо, – проговорил Степан Кобзев по-эвейнски, одобрительно заглядывая с высоты за ворот рубахи одной из местных молодок.
– Хорошо, – отозвался деревенский староста.
– Товарищ майор, – окликнул Кобзева старлей, – к вам этот… товарищ военный переводчик.
Гэбист оглянулся. Так вышло, что три БТРа перегородили площадь почти пополам, и деревенские оставались со своей стороны, а солдаты – со своей. Отчасти тут виноват был старлей, бдительно пресекавший попытки подчиненных, в особенности неугомонного Ползина, откликнуться на призывы местных девиц, напропалую стрелявших глазками. Мешал и языковой барьер – Шойфет куда-то смылся, и объясняться приходилось на пальцах. Впрочем, сгущенка пользовалась у местного населения таким успехом, что, окажись на месте Кобзева какой-нибудь империалист, он за пару ящиков купил бы все владение Бхаалейн. Как Манхэттен у индейцев.
Лева Шойфет стоял посреди дороги, по которой БТРы въехали в деревню, держа за руку девчонку лет восьми в чистенькой вышитой рубахе. За его спиной опасливо сгрудились трое мальчишек. Лицо переводчика было белее муки, под скулами шевелилось нечто, что на более суровом лице называлось бы желваками. Заметив, что Кобзев обернулся к нему, Лева замахал руками, то подзывая майора к себе, то прижимая палец к губам, то показывая театрально, как вскрывает банку со сгущенкой и наворачивает ее, жмурясь и чавкая.
Кобзев решительно спрыгнул с брони.
– Сержант, вскройте мне еще банку, – приказал он, не оборачиваясь.
Беловский пошипел сквозь зубы. Консервный нож, прихваченный из офицерской столовой, уже затупился, и теперь со сгущенкой куда ловчее управлялся местный бугай, вспарывавший банки, казалось, ногтем.
Когда гэбист подошел к Леве и его странной свите, переводчик уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Что случилось, товарищ Шойфет? – поинтересовался Кобзев.
Лева подергал кадыком.
– Товарищ майор, – выдавил он, – я… выяснил, что такое «эллите».
– И что же? – с напором вопросил гэбист. Лева зажмурился:
– Волшебство.
