С ревом начали прибывать грузовые транспортеры. Они приземлялись, располагаясь по огромной окружности с центром в районе подземных боевых действий, и возле них тут же закипала работа.
Командир базы распорядился выстроить Легион. Прихрамывая, неся на лице печать забот и усталости, он вышел к подчиненным и оперся на боковину опрокинутого бурей компрессора. Рядом с ним замер, широко расставив длинные ноги, хмурый начальник штаба.
– Легионеры! – прогромыхал батя. – Нами каких-то три часа назад была начата, и чертовски профессионально притом, великолепно разработанная начальником штаба нашей базы (благодарный кивок Семену Семеновичу) акция возмездия.
Он начал говорить вполне ясно и твердо, но с каждым словом речь его становилась все более и более эмоциональной, а артикуляция – все менее и менее разборчивой. Не знай Филипп, что Большие Братья питают стойкое и неодолимое отвращение ко всем видам наркотических веществ (за исключением табака), он бы решил, что дядька здорово перебрал. Но! Как для подавляющего большинства землян омерзительна сама мысль о каннибализме, так для терран страшна мысль о применении воздействующих на психику веществ. Терру заселяла цивилизация абстинентов.
Филипп терялся в догадках.
Причина же стремительного окосения командира была проста и находилась прямо под его боком, причем в самом прямом смысле: из емкости, спаренной с компрессором, служащим бате опорой, тонюсенькой струйкой стравливался газ. Смертельный для хонсаков, газ был сравнительно безвреден для здоровья человека, но мозги мутил – любо-дорого!
– …не занятная прогулка со стрельбой, как кажется некоторым горе-воякам из генштаба, – Степан Степанович презрительно мотнул головой в сторону, где, видимо, и окопались названные недоумки, – и не карательная экспедиция, как предательски заявляют опасные личности, к Легиону ни малейшего отношения не имеющие. К сожалению, они давно и успешно пользуются мягкосердечием… э-э… не важно кого. Мы блестяще провели первую часть операции, и не наша вина, что завершать ее – не нам. Не нам! Дьявольщина! Она вообще не будет завершена! Руководство решило закапсулировать оккупированный противником район. Знаю, вам тяжело будет это слышать, мои герои, но оставшихся в живых хонсаков оставят жить и далее. Им даже позволено будет продолжать свой никчемный род. Но уничтожить этот поистине райский край, – он величественно повел рукой над разоренными ураганом окрестностями, – целиком им все же не удастся. Да, расход энергии на поддержание капсулы будет велик. Неоправданно велик, – командир снова обратил яростный взор в сторону расточительных горе-вояк и гневно возвысил голос, – но кое-кто готов пойти и на это! Да, мне, как и вам, горько бросать дело незавершенным, но я, как и вы, строго соблюдаю воинскую дисциплину и чертову субординацию. За мужество и верность контракту объявляю вам, мои солдаты, благодарность. На базе вас ждет двухдневный отдых и даже кое-какие развлечения. Надеюсь, они немного скрасят боль, принесенную вам неожиданным отступлением. Но прежде мы еще послужим как боевое охранение – пока идет монтаж энергоузлов капсулы. Еще пару часов у вас будет возможность вышибить дух из хонсаков, ежели эти членистоногие трусы вдруг появятся из своих зловонных нор. По машинам, герои!
Вздох облегчения пронесся по рядам рейнджеров.
Отцы-командиры, должно быть, приняли его за вздох разочарования. Батя поднял левую руку над головой и сжал кулак – то ли приветствуя героев, то ли грозя врагам и наивным генштабистам, попавшим под влияние вероломных ренегатов. Начштаба похлопал его по плечу.
Послышались громкие слова команд. Легионеры заспешили к своим транспортерам.
Батя поник и бессильно опустился на пожухлую траву. Голова у него гудела, мысли (непривычно сумбурные) – путались и скакали, а тело казалось только что пропущенным через камнедробилку. Он застонал, и его вырвало. Семен Семенович, почуявший неладное, вызвал штабной транспортер, и через минуту здоровью полуотравленного бати больше ничего не угрожало.
Фаллоплан четвертого взвода, окончательно оставшегося без куратора, метался от одного монтажного участка к другому. Все плацкарты, однако, были уже заняты. По- видимому, в охранении также участвовали легионеры, привлеченные со стороны.
Наконец им удалось пристроиться к только что опустившемуся транспортеру строителей.
Попытка выяснить, какую площадь займет монтажный участок, закончилась впустую. Братья-инженеры ни бельмеса не соображали ни по-русски, ни по-армянски, ни по-английски. Так же неведомы были им иврит (Березовский и сам знал его едва-едва), французский (близнецы плюс Генрик) и гремучая смесь из смеси нецензурных и общеупотребительных словечек полудюжины языков тюркской группы, на которой пытался объясниться с ними Филипп.
Монтажники жизнерадостно улыбались и красиво рокотали одну и ту же фразу. Обозначала она, как нетрудно было догадаться, не понимаем. Потерявший терпение Генрик с самым доброжелательным выражением на лице послал их по матушке (они заулыбались еще шире) и сказал:
– Так, мужчины, принимаю решение единолично. Линия обороны – дуга. Сперва разойдемся с запасом, потом видно будет. Петруха, ты секи сверху. Связь не отключать, щитков не поднимать. Не спать. Оправиться сейчас. Разведу вас сам. Все.
Филипп скучал… В самом начале охранного бдения он устроил широкий обмен впечатлениями о прошедшей операции с личным составом взвода, но суровый сержант Саркис довольно быстро прервал пустой треп. И вот сейчас приходилось тупо изучать территорию, откуда грозил предполагаемой атакой злокозненный противник. Обещанная командованием пара часов явно затягивалась. Дело у монтажников шло споро, грибообразный энергоузел рос прямо на глазах и к исходу второго часа выглядел вполне завершенным… но рядом терране заложили фундамент еще одного. То есть, дополнительные два часа караула были гарантированы.
Начинало медленно смеркаться.
Снова просыпалось привычное уже чувство голода. Этому способствовали окружающие пейзажи: выбравшиеся после урагана из укромных местечек представители местной фауны с аппетитом закусывали опавшими фруктами и друг другом.
Филипп не без гастрономического интереса следил краем глаза за упитанным зверьком, похожим на крупную морскую свинку с вытянутым усатым рыльцем. Зверек неповоротливо гонялся за лиловой двадцатисантиметровой многоножкой, которая без труда успевала ускользнуть из-под самого его носа каждый раз, когда он разевал розовый ротик в предвкушении вкусного ужина. Наконец зверьку надоело играть в догонялки и он неожиданно проворно прыгнул на неуловимую добычу. Пролетев добрых полтора метра, морская свинка шлепнулась в кучу сухой травы, накрыв собою наглую многоножку. Через секунду зверек приступил к трапезе…
Филипп снова приуныл. Глупая жирная тварь набьет сейчас брюхо и завалится дрыхнуть, а ему еще куковать да куковать! Он поднял увесистый обломок ветки и швырнул в чавкающую зверушку. Узловатая деревяшка попала ей точно в пушистый зад. Зверушка взвизгнула и шмыгнула под травяную кучу, но мгновенно вылетела назад и стремглав бросилась прочь.
Куча зашевелилась. Из-под нее перло что-то крупное.
Филипп хлопнулся на живот
Выпрыгнувший (как они все-таки быстры!) хонсак был прямо гигантом. Вместо обычной пищали он сжимал в руках толстенную трубу с раструбами по обоим концам. Филипп не стал ждать, пока хонсак выберет для своего фаустпатрона мишень, и выстрелил. Расстояние между ними было смешное – не более десятка метров, поэтому Филипп более чем отчетливо
