Поэтому у него было время подумать.
Римо никогда не назначал свиданий, потому что, строго говоря, «контора», на которую он трудился, существовала лишь постольку, поскольку существовал он. А сам Римо, некогда полицейский из Ньюарка, был не более чем фикция или по крайней мере являлся таковой с тех пор, как в один ненастный день много лет назад в трентонской тюрьме его приторочили кожаными ремнями к электрическому стулу и опустили рубильник.
Официально объявленный покойником, Римо превратился в киллера- невидимку в распоряжении организации, именуемой КЮРЕ. Ни Римо, ни таинственная организация нигде не значились, а следовательно, их как бы и вовсе не существовало. Действуя за рамками законов, они были призваны карать тех, кто посягал на американскую Конституцию и кому удавалось, используя лазейки в судебной системе, избежать возмездия.
Много лет назад один американский Президент – сам в конечном итоге ставший жертвой наемного убийцы – понял, что для защиты страны необходимы экстраординарные меры. Тогда-то и появилась секретная организация КЮРЕ, а ее оружием – безымянным и сокрушительным – стал Римо, воспитанный его учителем, корейцем Чиуном, в духе древних боевых традиций Дома Синанджу. Римо не имел права на поражение. Это означало бы поражение Америки перед лицом преступного мира – признание того факта, что конституционное правительство страны недееспособно. Смит, когда-то собственноручно упрятавший патрульного полицейского Римо Уильямса за решетку за преступление, которого тот не совершал, сам Римо и Президент Соединенных Штатов – только эти трое знали о деятельности КЮРЕ, при этом между ними не должно было существовать никакой видимой связи.
Все это означало, что Римо не имел права заводить семью и детей, однако не исключало возможности в остальном вести нормальную жизнь – разумеется, соблюдая некоторые меры предосторожности.
«Что, если попробовать назначить кому-нибудь свидание? – думал он. – Почему бы и нет? В моем контракте нет ни слова о том, что я не имею на это права. Там лишь говорится, что я не должен связывать себя моральными обязательствами».
Итак, к моменту, когда самолет совершил посадку в аэропорту Логана, Римо был преисполнен решимости попросить свидания у первой красивой женщины. Ему не терпелось посмотреть, что из этого выйдет.
Только не на аэровокзале. Там было слишком много стюардесс. Знакомство со стюардессой не входило в его планы. Слишком назойливы. Он мечтал о женщине милой и скромной. Желательно с четвертым номером бюста. Впрочем, сойдет и третий – но чтобы непременно с хорошей походкой.
Очутившись дома – так по крайней мере называл Римо это каменное строение, бывшую церковь – и не обнаружив никого ни на кухне, ни в комнатах, расположенных этажом выше, он поднялся на самый верх, на башню – прежде служившую колокольней, а теперь предназначенную для медитаций, – откуда доносилось мерное биение человеческого сердца. Биение настолько слабое, что уловить его, казалось, невозможно и с помощью сверхчувствительного шумопеленгатора. Но для Римо не существовало ничего невозможного – его уши регистрировали даже ничтожно малые колебания воздуха. Найдя наконец мастера Синанджу, Римо решил поставить его в известность о том, что начинает новую жизнь.
– Хочу встретить Новый год в обществе нежного создания, – сказал он, – нежного, как финик.
– Не советую, – неожиданно низким голосом изрек Чиун, сохраняя величественную неподвижность статуи Будды.
– Почему?
– От фиников пучит.
– Да я не об этом! – воскликнул Римо, не скрывая своего нетерпения.
– От инжира тоже пучит.
– Да при чем тут инжир?
– Ты сам завел разговор о каких-то фруктах, – сказал самый жестокий из когда-либо живших на земле наемных убийц.
– Ты меня неправильно понял.
– До твоего появления я занимался созерцанием. Ты нарушил мой душевный покой. Но коль скоро ты мой приемный сын и нас связывают невидимые нити, я прощаю тебе это и готов выслушать твои объяснения, хотя заранее знаю, что они не что иное как порождение больного разума.
– Я только хотел сказать, что хочу назначить свидание женщине, чтобы встретить с ней Новый год.
При этом известии сморщенное, как сушеный гриб, лицо Чиуна, до сих пор неподвижное, вдруг ожило.
– Ты познакомился с женщиной?
– Пока нет. Но познакомлюсь.
– Откуда такая уверенность?
– Потому что с сегодняшнего дня я буду смотреть в оба. Надо успеть до Нового года.
Мастер Синанджу беспокойно заерзал на своей тростниковой циновке. Только наметанный глаз антрополога различил бы в нем представителя алтайской семьи, к которой принадлежат тюркские народы, монголы и корейцы. Чиун был корейцем. Он появился на свет еще в прошлом веке, но до сих пор его светло-карие глаза излучали неистощимую энергию молодости, и одного взгляда на них было довольно, чтобы сказать, что их обладатель рассчитывает пожить и в будущем. Голова его была начисто лишена растительности, если не считать серебристого пуха над ушами и жиденькой бородки, прилепившейся на пергаментном подбородке. Он был последним корейцем – главой Дома Синанджу, откуда вышли многие поколения ассасинов, или наемных убийц, состоявших на службе у фараонов и понтификов, халифов и царей. Своими корнями история Дома Синанджу уходила в далекое прошлое, во времена, когда человеческая цивилизация только зарождалась.
– Римо, я что-то не понимаю этой концепции, – сказал Чиун, поправляя полы шелкового серебристого кимоно с длинными широкими рукавами, скрывавшими кисти рук. – Объясни мне.
– Ты про что? Про Новый год?
– Да нет же. Я знаю, что на Западе укоренилась порочная традиция назначать начало года на самый разгар зимы, тогда как нормальные календари ведут летосчисление, начиная с весеннего пробуждения природы. Ты мне скажи, что значит назначать свидание.
– Ты встречаешься с женщиной, и вы проводите с ней время.
– Зачем?
Римо фыркнул:
– Потому что она нравится тебе, а ты нравишься ей.
– И что дальше?
– Зависит от того, как сложатся ваши отношения. Иногда одним свиданием дело и ограничивается. Иногда люди так и продолжают встречаться – всю жизнь.
– То есть женятся?
– Иногда случается и такое, – признал Римо.
– Так тебе нужна жена? – спросил Чиун, голос которого становился все более пронзительным.
– Да нет. Просто хочу попробовать вести обычный образ жизни. Ради разнообразия. Посмотреть, что из этого выйдет.
– Значит, ты собираешься встретиться с незнакомой женщиной, осыпать ее незаслуженными подарками, а возможно – даже накормить?
– Вроде того.