общества содействия фармакологии, которое ежегодно выделяло Пурблайнду семьдесят пять миллионов долларов. И хотя Финг делал щедрые пожертвования, это не приносило ему того, чего он хотел, а именно – уважения коллег. Другие сильные люди фармацевтической индустрии смотрели на Филлмора Финга свысока, поскольку он сделал все свои деньги на «этнической гомеопатии».
– А что с остальными подопытными? – спросил Стерновски. – У них те же негативные реакции?
– Есть некоторые проблемы с поведением, – ответил Фосдик. – Крайняя раздражительность. Вспышки насилия. То же самое проявляется при воздействии натурального гормона, но при применении синтетического продукта эффект значительно усиливается.
Стерновски содрогнулся. Эти побочные эффекты не остановили Филлмора при проведении предпродажных испытаний самой первой формы препарата. Продавая очищенный натуральный продукт по астрономическим ценам, пусть даже только узкому кругу из немногих знаменитостей, он сумел окупить часть первоначальных капиталовложений.
– Должно быть, в формуле синтетического продукта допущена какая-то ошибка, – сказал американец.
– С химической точки зрения он идентичен натуральному гормону, – возразил Фосдик.
– Этого не может быть, – сказал биохимик. – Вы где-то ошиблись.
– Подумай! – приказал Филлмор своему сыну номер два. – Подумай, что это может быть за ошибка!
Фосдик ответил не сразу.
– Возможно, мы не смогли удалить из бактериального продукта какие-то примеси, и эти примеси повлияли на желаемую реакцию. Если дело обстоит именно так, значит, их не может обнаружить даже наше самое лучшее оборудование. Другая возможность заключается в том, что в процессе производства были утрачены какие-то важные примеси натурального происхождения. Возможно, синтетический гормон является для человека слишком чистым. Может быть, именно этим объясняется тот факт, что он действует значительно быстрее, чем натуральный.
У Стерновски было готово другое объяснение.
– Возможно также, что мы наблюдаем каскадный эффект, не имеющий отношения к наличию или отсутствию примесей. Изменения в составе крови, связанные с внезапным расщеплением жира, могут вызвать цепную реакцию соматических и психологических эффектов.
– Судя по тому, что вы оба говорите, причины вы не знаете, – сказал Филлмор.
– Да, отец, – согласился Фосдик.
– У меня есть предложение, – сказал Стерновски. – Мы немедленно разделяем подопытных на несколько контрольных групп. Двум из них мы полностью перестаем вводить препарат. Двум другим уменьшаем дозу. А последним двум даем столько, сколько и раньше.
– Нет! – резко сказал Филлмор.
– Нет?
– Главное – это коммерческая пригодность товара. Коммерческая пригодность и соблюдение сроков. Что нам нужно знать, так это являются ли побочные эффекты настолько негативными, чтобы потребители перестали покупать препарат в его нынешней форме? Чтобы найти ответ, мы должны сохранить теперешнюю дозу для всех испытуемых.
– Но это же живые люди, а не лабораторные крысы! – запротестовал Стерновски.
– Неверно! – заявил Филлмор. – Это живые люди, которые согласились играть роль лабораторных крыс.
– Вы действительно считаете, что кто-то, находясь в здравом уме, согласится с появлением хвоста?
Филлмор пожал плечами.
– Если правильно провести рекламную кампанию, это может стать модным...
Стерновски открыл было рот, но от изумления так и не смог выговорить ни слова.
– Добро пожаловать в семью Финг! – закинув руки за голову, весело сказал сидевший на кушетке Фарнхэм Финг.
9
Проблуждав по Сайми-Вэлли двадцать минут, Римо взялся за дело сам. Теперь каждый раз, когда Чиун подсказывал ему направление, Римо двигался в противоположную сторону.
– Поверни вправо, – говорил Чиун.
Римо поворачивал влево.
– Я сказал – вправо, – говорил Чиун, указывая направление своим длинным ногтем.
– Извини, – говорил Римо.
Единственное, о чем он сейчас сожалел – что после того, как они съехали с шоссе, позволил мастеру Синанджу подсказывать курс. План Чиуна, кажется, состоял в том, чтобы они, двигаясь по спирали, с расстояния в несколько миль незаметно подобрались к цели. Альтернативы этому не было никакой, поскольку Чиун не умел водить машину и поменяться местами с Римо не мог – к счастью для обитателей Сайми-Вэлли и их страховых компаний.
– Теперь налево, – говорил Чиун.
Римо поворачивал направо.
– Мы едем неправильно.
– Ох, извини...
Через три минуты они прибыли на автостоянку, располагавшуюся рядом с тренировочной базой и штаб-квартирой «Л.А. Райотс», и принялись протискиваться через толпу репортеров и телеоператоров. Намеченная пресс-конференция только-только началась.
Возле украшенного портиком главного здания было установлено десятка полтора микрофонов, рядом с которыми стояло трое мужчин: один громадный, один просто большой и один очень маленький.
– Для тех, кто меня не знает, – сказал маленький, сделав шаг вперед, – я представлюсь. Я Джимми Коч-Рош, поверенный мистера Бумтауэра. Сейчас я зачитаю короткое заявление от имени мистера Бумтауэра и «Л.А. Райотс», а затем вкратце отвечу на ваши вопросы.
Знаменитый адвокат даже на десятисантиметровых каблуках едва доходил клиенту до талии.
– Тот шок и отвращение, – начал Коч-Рош, – которые мы все испытали во время вчерашних трагических событий на футбольном поле, навсегда останутся в нашей памяти. Однако, по здравом размышлении, мы должны, как цивилизованные люди, задать себе два важных вопроса. Во- первых, явились ли эти события неожиданными, и во-вторых – кто в действительности виноват?
Мне не нужно говорить вам, что американский футбол – это очень жестокая и опасная игра. Карьера игрока профессиональной лиги в среднем длится менее двадцати двух месяцев. Большинство игроков пришли в спорт сразу после начальной школы, так что они хорошо знают, на что идут. Несмотря на опасность, они играют в американский футбол, потому что любят эту игру. А поскольку они ее так любят, то продолжают играть, даже получив травму. Это настоящая трагедия. Гибель защитника и центрового «Омаров» можно было предотвратить, причем со стопроцентной гарантией.
– Ну как такого не полюбить? – пробормотал стоявший рядом седеющий репортер.
Старший тренер команды Дэнглер тут же подал адвокату большой конверт.
