данной территории, — отчеканил генерал Хапт. Ему тоже было под шестьдесят, но он был подтянут, глаза глядели ясно, подбородок мужественно выдавался вперед, волосы были расчесаны безупречно, волосок к волоску. Можно было подумать, что он ждет фотографа из журнала, которому необходима фотография образцового генерал-майора, чтобы украсить ею дурацкую статью под названием «Знакомьтесь: командир вашего гарнизона».
— Слышите, здесь прямо указано: «на данной территории», — молвил генерал Хапт. — Это принципиально важно!
— Я хочу уйти! — взмолился Кауфманн.
— Вы не станете отрицать, что добровольно подписали форму 8129-В? — спросил генерал Хапт.
— Я подписал кучу бумаг. Наверное, и эту тоже.
— Тогда нам не о чем спорить, — заключил генерал Хапт. — Спросите хотя бы вот этих господ из министерства юстиции.
— Я придерживаюсь правила не вмешиваться в дела белых, — сказал Чиун.
— Согласно директиве 1029-В, раса и религия не имеют отношения к исполнению служебных обязанностей. Прошу вас, сэр, — подбодрил генерал Хапт Чиуна.
— Этот человек испытывает страх: он не верит, что вы способны его защитить, и поэтому хочет поискать безопасности в другом месте.
— Вы попали в самую точку! Я до смерти боюсь! — подтвердил Кауфманн. — Здесь меня достанут.
Генерал Хапт задумался. Лоб его собрался в морщины.
— Защитить, говорите? — переспросил он.
— То есть обеспечить надежную оборону, — поправился Чиун. — Тот, кто боится нападения, вынужден обороняться.
— Прямо как на войне, — молвил генерал. — Все это — старый хлам. Я не сталкивался ни с чем подобным после Вест-Пойнта. Под нападением вы имеете в виду атаку?
Чиун кивнул.
— Ну, теперь понял. Атаки случаются на войне.
— Если бы вы сумели доказать этому человеку, что ваши оборонные порядки безупречны, проблема была бы устранена, — сказал Римо.
— Все ясно, — сказал генерал Хапт. — Это не входит в мои обязанности. За дверями моего кабинета вы найдете уорэнт-офицера. Он направит вас к тому, кто занимается вашим вопросом.
— Нашим вопросом? — переспросил Римо.
— Ну да, военными вопросами. Это современная армия. У нас есть специалисты по всем вопросам, даже самым экзотическим.
— Теперь мне уже все равно, — говорил Кауфманн, покидая вместе с Римо и Чиуном генеральский кабинет. — Они меня достанут. Я почему согласился дать показания? Потому что меня заверили, что меня никто пальцем не тронет. — И Кауфманн рассказал свою историю. Он вел бухгалтерию преступного семейства в Детройте. Его задача состояла в отмывании денег: незаконно заработанные средства, поступающие от игорного бизнеса, торговли наркотиками, проституции, он пристраивал в добропорядочных сферах — жилищном строительстве, банковском деле, розничной торговой сети.
Римо кивал, слушая рассказ. Деньги, даже огромные, ничего не стоят, если их нельзя потратить. А чтобы тратить деньги в Америке, необходимо объяснить, откуда они взялись. Нельзя, оставаясь безработным, купить дом за 125 тысяч долларов и пару автомобилей по 20 тысяч каждый. Поэтому гангстеры вечно заняты отмыванием денег через банки, солидный бизнес, подставных инвесторов.
Если Кауфманн действительно проворачивал такие дела, то он был не свидетелем, а настоящей находкой. Его показаний оказалось бы достаточно, чтобы нанести сокрушительный удар по криминальной структуре целого большого города. Не удивительно, что Смитти назвал его «весьма вероятной мишенью». Задача Римо состояла не только в том, чтобы это-то было нехитрым делом, — ему предстояло узнать, кто направил убийцу, а потом, добравшись до тех, кто направил убийцу, выяснить, кто им заплатил. Так, шаг за шагом, он докопался бы до сути и расправился с главарями.
По ходу дела ему предстояло выяснить, как действуют эти люди.
Они уже прикончили троих: двоих, начавших давать свидетельские показания, и еще одного отработанного; все трое проходили по детройтским процессам. По словам Смитти, в тайне держались не только личности свидетелей, но и их местонахождение, о котором было известно только министерству юстиции. Одного подорвали взрывчаткой, двоих пристрелили. Вокруг школьной игровой площадки, как и в районе двух других убийств, не было замечено ни одного человека, которого можно было бы считать, пользуясь терминологией министерства юстиции, «недостаточно чистым».
Двое застреленных получили по пуле 22-го калибра, что исключало оптический прицел. Убийцы подбирались к жертвам совсем близко, но при этом оставались незамеченными. Министерство юстиции, точнее говоря, КЮРЕ недоумевало, кто это был и как им это удавалось. По прикидке Римо, шанс Кауфманна выжить был равен пятидесяти процентам — и то в лучшем случае.
Чувствуя себя облеченным доверием высоких инстанций, Римо взглянул Кауфманну прямо в глаза.
— Вам не о чем тревожиться, — сказал он, ободряюще тронув Кауфманна за плечо.
— А что вы скажете по поводу взрыва бомбочки во дворе оклахомской школы? Газеты назвали имя убитого: Калдер. Но я-то знаю, что он — бухгалтер. Заговоривший бухгалтер. А ведь ему тоже гарантировали полную безопасность.
— Там была совершенно иная ситуация, — солгал Римо.
Они с Чиуном брели по чисто выметенным дорожкам Форт-Брэгга с бордюрами из белого камня, указывающими, где можно ходить, а где нет. Тут и там попадались огромные свежевыкрашенные таблицы со стрелками и загадочными сочетаниями букв и цифр, например, «КОМСЕКПАК 918-В».
Впечатление было такое, словно 20 тысяч человек встали лагерем среди сосновых лесов Северной Каролины с единственной целью — содержать местность в чистоте. Время от времени случалась беготня со стрельбой, после чего гильзы подбирались все до одной, чтобы, будучи упакованными и промаркированными в уставном порядке, прибыть к берегу Атлантического океана, где другим людям, чьи суда сияли такой же чистотой, вменялось в обязанность утопить груз в океанских глубинах.
Взвод с карабинами наизготовку протрусил мимо, оглашая округу ритмичными выкриками: «Де-сант! Де-сант!»
Прав был Чиун, однажды отозвавшийся об армии так: «Их учат подавлять чувства, чтобы выполнять долг, тогда как Синанджу обостряет чувства ради высшего совершенства».
— Чем лучше мое положение по сравнению с тем беднягой, которого разорвало на куски? — спросил Кауфманн.
— Оглянитесь по сторонам! — посоветовал Римо. — Кругом вооруженные люди, часовые у ворот. Вы зажаты в мощном кулаке, который стиснут единственно ради вашей защиты.
Чиун кивнул и проговорил что-то по-корейски.
— Что он сказал? — поинтересовался Кауфманн.
— Что вас можно считать наиболее надежно охраняемым человеком в целом свете, — ответил Римо. На самом деле смысл слов Чиуна был иным: почти любая атака может быть отражена, коме той, о которой никто не знает.
