створки раздвинулись и едва успели сомкнуться за его спиной, как о них грохотом разлетелась чернильница, пущенная вдогонку обезумевшим от ярости Монтрофортом.
– Трус! Баба! Кисейная барышня! – Монтрофорт орал, что есть мочи, зная, что даже у самого лифта Дилкс услышит его. – Трус! Вонючка! Мозгляк! Желтобрюхий засранец!
В кабинете воцарилась тишина. На губах мистера Монтрофорта играла блаженная улыбка.
Глава тринадцатая
– Вон, видал?
Римо указал на стальные конструкции купола, вздымавшиеся над их головами. Они с Чиуном стояли в здании Капитолия, неподалеку от главного входа.
– Это тот самый дом, где живет Конституция? – спросил Чиун.
– Не знаю. Наверное.
– Я хочу посмотреть на нее.
– Это еще зачем?
– Пожалуйста, не спорь со мной, Римо, – Чиун поморщился. – Столько лет я слышал, что мы нарушаем Конституцию, чтобы все остальные могли ее соблюдать. Теперь я хочу сам увидеть эту Конституцию, чтобы понять, стоит ли то, что мы для нее делаем потраченных нами усилий.
– Именно она, к твоему сведению, посылает в твою деревню золото, папочка.
– Моя честь и уверенность в себе дороже всякого золота, Римо. Ты этого никогда не поймешь – потому что ты и американец, и белый одновременно. Но люди, призванные беречь свою честь, до сих пор есть в мире. Я, Римо, один их них. И мы ценим ее дороже любого богатства.
– Это с каких же пор? – прищурился Римо. – За хорошую плату ты стал бы работать даже в китайской прачечной!
Взгляд его проник за спину Чиуна и остановился на группе мужчин, стоявшей в углу окружавшего его огромного зала.
– Нет, – твердо сказал Чиун. – Там – ни за что на свете. А для чего ты смотришь на этих разжиревших пожирателей мяса и вина?
– По-моему, – ответил Римо, – я их узнал. Смотри, Чиун, это политики. Может быть, даже члены Конгресса.
– Тогда я буду с ними говорить.
Чиун двинулся по направлению к группе.
Первым заметил стремительно приближавшегося к ним маленького желтолицего человечка спикер палаты представителей.
– Минуту, господа, – извинился он и, улыбаясь, повернулся к Чиуну, который подошел к нему с каменным лицом, словно учитель, встречающийся под конец семестра с родителям второгодников.
– Вы – член Конгресса?
– Точно так, сэр. Чем могу помочь вам?
– Еще недавно я пылал по отношению к вам праведным гневом – ибо для того, чтобы показывать по телевизору ваши толстые физиономии, отменили мои чудесные, дневные драмы. Но теперь это благородное искусство пришло в упадок – и мне все равно, показывают их или нет. Где Конституция?
– Конституция?
– Да, да. Не притворяйтесь. Это документ, для защиты которого я работаю столько лет – чтобы вы все были счастливы, словно несмышленые дети; мне же достается лишь упорный, каторжный труд. Так где Конституция?
Спикер палаты представителей пожал плечами.
– Будь я проклят, если я знаю... Нейл! Том! Вы не в курсе случайно, где находится Конституция?
– Думаю, в библиотеке Конгресса, – растеряно откликнулся Нейл, седеющий мужчина с длинным лошадиным лицом, покрытым нездоровыми красноватыми пятнами.
– Или в национальном архиве, – предположил один из его коллег, к которому спикер обращался как к Тому.
У этого физиономия была простая, открытая – так и хотелось довериться ему, как родному. Крупные, рельефные черты словно вырезали из большой, сочной, спелой картофелины.
– Вы работаете здесь, джентльмены? – сумрачным тоном спросил Чиун.
– Да, сэр, мы члены Конгресса... Очень рад познакомиться.
Нейл смущенно протянул руку.
Чиун не обратил на нее ни малейшего внимания.
– Значит, вы работаете на Конституцию, но где находится она – никто из вас не знает?
– Я лично работаю на своих избирателей, – Нейл пожал плечами.
– А я – на свою семью, – хмыкнул Том.
– А я – для своей страны, – улыбнулся спикер.
– Хотя раньше, – успел ввернуть Нейл, – я работал на «Колгейт».
– Подумаешь, – пожал плечами Том. – Мне приходилось разносить газеты – зимой, в мороз.
– Сумасшедшие, – закивал Чиун. – Это собрание сумасшедших. – Втянув в плечи голову, он зашагал к Римо. – Зачем ты привел меня в сумасшедший дом?
– Ты же сказал, что нам нужно найти ту самую яму, в которую пытаются заманить президента. Так вот, он будет выступать вон на тех ступенях. Где же здесь яма, Чиун?
Чиун не слушал его.
– Это очень странное здание.
– Почему?
– Здесь очень, очень чисто.
– Его каждый день убирают. И это стоит недешево, – ответил Римо.
– Нет, это не такая чистота. В мире не существует дворцов, где бы не было хотя бы каких-нибудь насекомых. А здесь нет ни одного.
– Почем ты знаешь? Может, тут в щелях стен живут такие маленькие клопики. А ночью выползают и танцуют при луне.
– Пусть лучше танцуют на твоей физиономии, – посоветовал Чиун. – Здесь нет ни одного – и очень, очень необычно для замка.
– Да ведь это не замок, Чиун. И не дворец вовсе. Это дом, где живет демократия. А тараканы и клопы, наверное, сплошь монархисты.
– Но этой страной управляет один человек? – спросил Чиун.
– Ну... можно сказать и так, папочка.
– И у него есть секретная служба, к которой принадлежим и мы – верно?
– Верно.
– И мы убиваем его врагов, где бы и кто они ни были.
Римо обреченно пожал плечами. Неизбежность вывода угнетала его.
– Значит, эта страна ничем не отличается от прочих, – заключил Чиун радостно. – Только делают здесь все медленнее. Вся разница между вашей страной и абсолютной монархией – в том, что в абсолютной монархии все гораздо быстрей и проще.
– Если там все так просто, почему они не могут выгнать тараканов из дворцов? – поинтересовался Римо.
