институт. На деньги ЦРУ он открыл в Риме больницу. Двадцать лет он состоит у вас на содержании.
– Этого не может быть, – сказал Стэнтингтон.
– Тем не менее это так, – сказал Карбенко, – и мы можем это доказать. Мы даже знаем, под каким кодом он работал.
– И под каким же? – спросил Стэнтингтон.
– Проект «Омега», – ответил Карбенко.
– Никогда не слышал о таком, – начал было Стэнтингтон, но тут же остановился.
Проект «Омега»? Он уже слышал это название. Но когда? И где? Вдруг он вспомнил: это было вчера, ему рассказали о нем, и он его разогнал, потому что никто не знал, что это такое.
– Вы сказали, проект «Омега»?
– Совершенно верно, – подтвердил Карбенко.
– Вы что-нибудь знаете о нем?
– Мы знаем только название, оно занесено в нашу картотеку во времена Хрущева. Еще мы знаем, что это крыша для какой-то организации, рассылающей деньги ЦРУ по всему миру.
– Вы, наверное, не поверите... – начал Стэнтингтон.
– Наверняка не поверю!
– ...Но вы знаете о проекте «Омега» больше, чем мы.
– Вы правы, адмирал, я действительно не верю вам.
– Я не шучу. Я вчера расформировал этот проект «Омега», потому что никто о нем ничего не знал.
– В таком случае вам придется выяснить что-либо как можно быстрей, – сказал Карбенко. – Подобные провокации вызывают у моего правительства несколько более энергичную реакцию, чем у вашего.
– Ну-ну, не расстраивайтесь, Василий, – сказал Стэнтингтон.
– Не расстраиваться?! Один из наших виднейших дипломатов убит вашим агентом, а вы мне советуете не расстраиваться! Теперь я понимаю, что такое эта ваша новая нравственность, которую вы хотели привить в Вашингтоне.
– Я прошу вас!
– Мое правительство, возможно, ответит вам тем же, – сказал Карбенко.
– Постарайтесь поверить нам!
– О, да, вера, это как в Библии, которую вы все так любите цитировать. У нас тоже кое-кто может вспомнить оттуда пару строк.
– Я надеюсь, вы вспомните заповедь «возлюби ближнего своего».
– Скорее слова «око за око, зуб за зуб».
Стэнтингтон встал.
– Василий, – произнес он, – есть только один способ убедить вас, что я говорю правду. Я прошу вас следовать за мной.
Карбенко схватил свою ковбойскую шляпу и вслед за Стэнтингтоном вышел из комнаты. Они доехали на лифте до цокольного этажа, затем пересели в другой лифт, доставивший их на уровень ниже, и, наконец, третий лифт опустил их еще глубже под землю.
– Америка все же удивительная страна, – заметил Карбенко.
– Что так? – спросил Стэнтингтон.
– Вы, американцы, не можете жить без усовершенствований. На лифте всегда можно было ездить вверх и вниз, от подвала и до чердака. Теперь все не так. Я бывал в ваших гостиницах, чтобы перейти там с этажа на этаж, нужно сначала подняться на пятьдесят этажей вверх, а затем уже спуститься вниз. Вы знаете, что в Международном торговом центре в Нью-Йорке вам придется три раза пересесть с лифта на лифт, чтобы доехать от верха до вестибюля? Надо полагать, у вас в университетах инженерам преподают особый предмет: творческий подход к дизайну лифтов.
Стэнтингтон, не видящий в этом ничего смешного, вывел Карбенко из лифта в коридор.
– Вы – первый русский, попавший сюда, – сказал директор ЦРУ.
– Насколько вам об этом известно, – сухо проговорил русский агент.
– Да, это верно.
Стэнтингтон вел русского резидента по длинному лабиринту прямых коридоров. На стальных дверях, встречавшихся им, были не таблички с названиями отделов, а номера.
За дверью под номером 136 они обнаружили лысого человека, который сидел за столом, закрыв лицо руками. Когда адмирал Стэнтингтон вошел, человек взглянул на него, скривился от отвращения и вновь спрятал лицо в ладони.
– Я адмирал Стэнтингтон, – сказал директор.
– Я знаю, – не поднимая головы, произнес человек.
– Вы – Нортон, главный библиотекарь?
– Да.
– Я ищу досье.
– Желаю успеха, – сказал Нортон и махнул рукой по направлению к двери в дальнем конце комнаты.
Стэнтингтон посмотрел на человека, который так и не поднял глаза, затем на Карбенко и пожал плечами.
Они подошли к указанной двери, и Стэнтингтон отворил ее. Она вела в комнату двенадцать футов высотой, размером почти что с городскую площадь. Вдоль стен от пола и до потолка шли ряды библиотечных шкафов, и группа таких же шкафов стояла в центре помещения.
Но сейчас эта комната выглядела так, как будто компания необычайно зловредных домовых трудилась здесь не меньше сотни лет. Все картотечные ящички были открыты. Бумаги, разбросанные вокруг, кое-где покрывали пол слоем в пять футов толщиной. Повсюду валялись папки и скомканные или разорванные документы.
Стэнтингтон ступил в комнату. Он оттолкнул клочки бумаги, которые стайкой собрались вокруг его ног, как осенние листья после порыва ветра.
– Нортон! – заорал он.
Худой лысый человек подошел к нему.
– Да, сэр?
– Что здесь происходит?
– Может быть, вы мне это объясните, – произнес со злостью Нортон.
– Я сыт по горло вашей грубостью! – закричал Стэнтингтон. – Что здесь стряслось?
– А вы не понимаете, адмирал? Это же часть вашей новой политики открытых дверей. Припоминаете? Вы собирались продемонстрировать, как открыто и честно работает нынешнее ЦРУ, и объявили, что намерены соблюдать новый закон о свободе информации. Вы пригласили сюда всех желающих. Они посыпались мне на голову, как саранча, и все с этим вашим заявлением в руках. Вот они-то все и разворотили.
– И вы не пытались их остановить?
– Я пытался, – сказал Нортон. – Я позвонил в юридический отдел, но там мне сказали, что без разрешения суда ничего нельзя сделать.
– Так почему же вы не получили разрешение?
– Я попросил сделать это юристов. Они стали тянуть соломинку, чтобы выяснить, кому идти в суд.
– Это почему еще?
