– Ты еще не женат, а уже недостойно обращаешься с будущей женой.
– Разве строительство дома для нее можно считать недостойным обращением?
– Дело не в доме, а в месте, где он стоит.
– Где же он должен стоять?
– Рядом с домом моих предков.
Только тут до Римо дошел смысл его слов.
– Ясно, – произнес он. – Папочка, давай присядем.
– Хорошая мысль, – согласился Чиун, устраиваясь на валуне.
Римо примостился в ногах единственного отца, которого он знал, и сложил руки на коленях.
– Так ты расстроился, что я строю дом слишком далеко от тебя? – спросил Римо.
– С восточной стороны там достаточно места.
– Если называть простором двенадцать квадратных футов.
– В Синанджу не принято сидеть дома целыми днями, как у вас в Америке.
Римо посмотрел поверх скалистой гряды, носившей название “Рог Гостеприимства”, окидывая взором серую гладь Западно-Корейского залива. Где-то за линией горизонта лежала Америка. Там осталась жизнь, к которой он привык. Она была еще свежа в его памяти, но он отогнал от себя воспоминания. Теперь его дом здесь, в Синанджу.
– Но если я построю дом с восточной стороны, то закрою тебе солнце. Я ведь знаю, как ты любишь, чтобы утром солнце заглядывало в твое окно. Я ни за что не соглашусь ради собственного удовольствия лишить тебя этой радости.
Чиун кивнул, и белые волоски бороды подлетели вверх. В его ореховых глазах мелькнул огонек, свидетельствующий, что он доволен рассуждениями ученика.
– Римо, это очень благородно с твоей стороны.
– Спасибо.
– Но ты должен подумать о своей невесте. Холодным утром ей придется каждый раз проделывать такой долгий путь до твоей постели.
– Папочка... – начал Римо, пытаясь подобрать слова, чтобы наилучшим образом выразить то, что хотел сказать.
– Да?
– Ее постель будет и моей постелью. Мы же будем муж и жена, разве ты забыл?
– Все верно, – подтвердил Чиун, поднимая вверх палец с длинным ногтем. – Именно это я и хочу сказать: она всегда должна быть рядом с тобой.
– Слава Богу, – с облегчением произнес Римо.
– Конечно, – согласился Чиун, полагая, что Римо наконец понял, что он имеет в виду.
Иногда Римо так медленно соображает! Что поделаешь, белый человек есть белый человек. Его так и не удастся перевоспитать до конца, но лет через двадцать-тридцать он станет в большей степени корейцем, чем сейчас. Особенно если будет чаще бывать на солнце.
– Так в чем же дело? – спросил Римо.
– В доме. Он тебе совсем ни к чему. Римо нахмурился.
Это насторожило Чиуна: возможно, парень не понял, о чем идет речь.
– Я сейчас все объясню, – сказал Мастер Синанджу. – Место Ма Ли – возле тебя. Так?
– Так.
– Отлично. Ты сам это только что признал. А твое место – рядом со мной, верно?
– Ты Мастер Синанджу, я твой ученик. Чиун встал и радостно захлопал в ладоши.
– Отлично! Значит, мы обо всем договорились.
– О чем договорились? – спросил Римо, тоже вставая.
– После свадьбы Ма Ли переедет к нам. А теперь давай я помогу тебе разобрать это никчемное сооружение.
– Нет уж, папочка, так не пойдет. От удивления на пергаментном лице корейца появились глубокие морщины.
– Что?! Ты не хочешь Ма Ли? Прекраснейшей и добрейшей Ма Ли, благородно закрывшей глаза на твою безобразно белую кожу и безродное происхождение, Ма Ли, согласившейся стать твоей женой? Ты не желаешь, чтобы она жила с тобой после свадьбы? Это что, какой- то американский обычай, о котором ты мне прежде не рассказывал?
– Вовсе нет, папочка.
– Нет?
– В мои планы не входило, чтобы Ма Ли переехала к нам.
– А как же?
– Я сам собирался переехать к ней.
– К ней?! – возопил Чиун. – То есть ты хотел съехать? Уйти из дома моих предков?!
От пережитого потрясения морщины на лице корейца разгладились.
– Честно говоря, мне и в голову не приходило, что можно поступить как-то иначе, – признался Римо.
– А я не думал, что тебе придет в голову действовать иначе, чем по законам Синанджу! – перебил его Чиун.
– Мне казалось, что тебе самому нужно право на личную жизнь. Думал, ты поймешь...
– В Корее семьи держатся вместе, – оборвал Чиун, – а не разъезжаются, как у вас в Америке. В Америке молодых женят или выдают замуж, а потом живут в сотнях милей от них. В результате члены семьи охладевают друг к другу и их семейные связи рушатся. Поэтому нет ничего удивительного, что в Америке семьи дерутся за наследство и даже убивают друг друга. Белых в Америке с детства воспитывают так, чтобы они росли чужими друг другу. Стыд и позор!
– Извини, папочка, но мы с Ма Ли обо всем договорились и решили именно так.
– Нет, так могут решать только в бесстыдной стране, где ты бесславно появился на свет! Я смотрел ваш телевизор, видел “Перед закатом” и “Пока земля вращается” и знаю, как это бывает. Сначала вы построите собственный дом, а потом станете оспаривать мою власть. Я этого не потерплю!
Мастер Синанджу повернулся на каблуках, взмахнув полами кимоно, и с сердитым видом двинулся берегом моря назад в Синанджу, унося в своем большом сердце глубокую обиду.
Римо выругался про себя и пошел назад к дому. Ему пришлось еще немало потрудиться, разрезая ногтями стебли бамбука, пока их не набралось достаточно, чтобы сделать внешние стены дома.
Римо даже представить себе не мог, что будет чувствовать себя таким несчастным, когда у него наконец появится собственный дом.
Уже почти стемнело, когда Римо закончил стены. Из деревни потянуло дымком: там начали готовить ужин. Его нос почуял запах риса: за долгие годы тренировок его обоняние настолько обострилось, что этот аромат был для него так же явственен, как
