дорогую японскую камеру. Бронзини чуть было не вздрогнул, увидев под объективом красную надпись «Нишитцу».
– Боже, да есть хоть что-нибудь, к чему эти люди не приложили руку? ошеломленно пробормотал он себе под нос.
– Давайте встанем вот сюда, – радостно говорил сенатор Рэлстон. Он уже предвкушал, как эта фотография будет висеть в рамочке на стене у него в кабинете. Ведь здесь, в Вашингтоне, влияние измерялось количеством людей, с которыми ты знаком. Связи – вот что было превыше всего, и, хотя актер вроде Бартоломью Бронзини мог и не иметь особого веса среди акул большой политики, фото с ним произвело бы на них впечатление, а это уже большое дело.
Бронзини так часто приходилось позировать, что он порой ощущал себя чем-то вроде фотомодели в журнале «Плэйбой для дам». Сенатор положил руку ему на плечо, потом в разных ракурсах было запечатлено, как они жмут друг другу руку. Когда с фотографиями было, наконец, покончено, Рэлстон лично проводил гостя до дверей.
– Рад был познакомиться, – широко улыбаясь, сказал он на прощание. Разрешение вам перешлют завтра к концу дня.
– Спасибо, сэр – вполне искренне поблагодарил Бронзини, но его слова прозвучали слегка вяловато.
– Сэр! – вполголоса повторил сенатор Рэлстон, глядя, как знаменитый хвостик, украшавший прическу Бронзини, болтается из стороны в сторону, пока актер спускается по лестнице. – Он назвал меня «сэр»!
Рэлстон и не догадывался, что за несколько фотографии он только что услужливо распахнул двери в страну перед армией иностранных оккупантов.
Войдя в свой номер в отеле Лафайетт, Бартоломью Бронзини увидел, что Джиро Исудзу уже его поджидает. Японец вскочил с кресла и бросил на него исполненный ожидания взгляд, каким обычно встречает хозяина верный пес.
– Да? – спросил он.
– Все в порядке, – кивнул Бронзини. – Он обещал, что достанет разрешение к завтрашнему дню.
– Это в высшей степени превосходно, Бронзини-сан.
– Он даже и не спрашивал, какая компания будет вести съемки.
– Я же говорил, что мое присутствие необязательно. Одно ваше имя открывать многие двери.
– Да, я уже заметил, – сухо ответил Бронзини. – Итак, теперь у нас есть разрешение. Ты успеешь доставить оружие в Юму к началу съемок?
Джиро Исудзу сдержанно улыбнулся.
– Да, автоматы на складе в Мексике, прибыли сегодня из Гонконга. Теперь легко доставить сюда, раз разрешение точно будет. Вот с танками будет сложнее.
– Танки?
– Да, нам нужно много-много китайских танков. – О танках я с ним не договаривался.
– Сенатор не тот, кого надо спрашивать, Бронзини-сан. Таможня. Сейчас мы поедем туда. Пожалуйста, идите за мной.
Бронзини остановил жилистого японца, схватив его рукой за шиворот.
– Погоди-ка, Джиро, – сказал он. – Мы получили разрешение на автоматы только потому, что я пообещал немедленно вывезти их страны, как только съемки закончатся. Танки – совсем другое дело, и я не уверен, что из этого что-нибудь выйдет.
– Вы ведь раньше уже использовали в фильмах танки? – возразил Исудзу, с трудом освобождаясь от железной хватки Бронзини.
– Да, но «Гранди-3» снимался в Израиле. Местные военные разрешили использовать технику сколько угодно, но ведь у них в стране постоянно идет война. Люди уже привыкли к танкам на улицах. Так что, если вы хотите снимать эпизоды с танковыми атаками, лучше будет сделать это в Израиле.
– Наши танки – фарьсивые.
– При чем тут фарс? Мы что, собираемся снимать комедию?
– Не фарс, а фарьсь. Ненастоящий. Это просто реквизит, и когда таможенники в этом убедятся, они согласны пропустить их в Америку.
– Ааа, ты хотел сказать «фальшивые». Послушай, Джиро, тебе явно стоит поработать над буквой 'Л', а то ты никогда не сделаешь в Америке карьеры.
– Японцы гордятся тем, что не выговаривают 'Л'.
У Джиро получилось что-то вроде «Эрь».
– Что ж, каждому приходится нести собственный крест. Так куда же мы направляемся теперь? Может быть, ты хочешь, чтобы я переговорил с президентом, раз уж мы оказались в Вашингтоне? А то можно было бы попросить его отменить летнее время, пока у нас идут съемки.
– Вы знакомы с президентом Соединенных Штатов? – удивился Исудзу.
– Никогда не встречался с этим типом. Это была всего лишь шутка.
– Не вижу смешного, когда говорить ложь, – холодно заметил Джиро.
– Действительно, а чем ты лучше других? – пробормотал Бронзини себе под нос. – Ну, так чем мы займемся?
– Мы идти на таможню. Затем возвращаться в Аризону, где лично проследим за переброской ненастоящих танков. – Хорошо, ты веди, а я пойду средом, – передразнил его Бронзини, широким жестом показывая в сторону двери.
Когда они оказались в устеленном толстым ковром коридоре, Джиро Исудзу внезапно обернулся.
– Вы стали оказывать большое содействие, с тех пор как мы приехать в Вашингтон. Почему изменить настроение?
– Понимаешь, Джиро, – ответил Бронзини, нажимая на кнопку лифта, – мне вовсе не нравится, как меня вынудили ввязаться в эту историю. Совсем не нравится, ясно? Но под контрактом стоит моя подпись, а я – человек слова.
Так что если вы хотите снять такой фильм, его вы и получите.
– Честь – превосходное качество. Мы, японцы, понимаем, что это такое и ценим превыше всего.
– Замечательно. А лифты доступны вашему пониманию? Мне уже надоело ждать, пока приедет этот чертов агрегат. Кстати, а как по-японски будет «лифт»?
– Рифт.
– Серьезно? Звучит почти как по-английски, ну, конечно, с точностью до согласных.
– Да, так и есть. Японцы многое заимствовать из американской куртуры.
Отвергать только плохое.
– Да, и это напомнило мне еще об одной причине, которую я забыл упомянуть. Куда не бросишь взгляд, везде натыкаешься на название «Нишитцу».
Вполне возможно, что за вами будущее, ребята, так что, если вы решите и дальше заниматься кино, я именно то, что вам нужно.
– Да, – проговорил Джиро Исудзу, входя в лифт. – Вы действительно то, что нам нужно, Бронзини-сан.
С главой Таможенной Службы Соединенных Штатов проблем не было.
Обещанный автограф быстро сделал свое дело.
– Но вы, конечно, понимаете, что когда съемки закончатся, вы должны
