– Ну, слава богу. Собирайтесь, уходим, - сказал Макс, стараясь не прислушиваться к голосу, который продолжал нашептывать ему о смерти и одиночестве.
Виктория застыла, к чему-то прислушиваясь. Макс уже испугался было, что девушка собирается снова впасть в транс, но тут она воскликнула:
– Только не это! - и побежала вниз по лестнице.
Виктория отодвинула засов на двери, рывком открыла ее и выбежала на улицу, под дождевые потоки. Через несколько минут она вернулась и хмуро сообщила:
– Придется остаться. Нам отсюда не выбраться.
Макс не совсем понял, что она имеет в виду, и вышел наружу. Сквозь пелену падающей с неба воды он увидел удручающую картину: пересохший ручеек превратился в могучую реку. Ее русло наполнилось мутной водой, которая бурлила и угрожала вырваться из своих берегов, неся на себе обломки вырванных ураганом деревьев. Макс обошел дом вокруг и убедился, что пригорок, на котором они находятся, превратился в остров. За те несколько минут, которые были затрачены на осмотр, он вымок насквозь. Чертыхаясь, Макс вернулся в дом.
– Что делать будем? - спросила его Виктория.
– Спать нельзя, предлагаю до утра посидеть около камина. Там видно будет.
Снова в камине заплясали веселые язычки пламени. Все расселись вокруг, глядя на огонь. Макс устроился рядом с Аней и взял ее за руку. Некоторое время он сидел молча, сосредоточившись на своих мыслях, потом вновь услышал шепот: 'Умри, умри, избавь себя от страданий…' Рука Ани напряглась, девушка замерла, уставившись в одну точку. Макс оглядел своих друзей. У всех снова был отсутствующий вид, на лицах застыла гримаса боли. Каждый замыкался в себе, переставая реагировать на окружающих. Макс понял, что если каждый будет переживать свой страх в одиночку, то им никогда не выбраться из проклятого дома.
– Не молчите, говорите что-нибудь, возьмитесь за руки! - закричал он, - Смотрите друг на друга!
– В самом деле, давайте поговорим, - поддержала его Аня.
– Хорошо, тогда я первая, - решительно ответила Виктория.
Она глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и сказала:
– Я не знаю, как вы, но я слышу шепот, который уговаривает меня покончить с собой.
– Что он говорит? - спросил Макс.
– Он говорит… - девушка замялась, потом, решившись, продолжила, - Что вы рано или поздно предадите меня. Вы все, и Гарт, и граф. И я останусь одна. Ведь у меня больше никого нет. Предательство - это то, чего я боюсь больше всего на свете.
– Почему мы поверили голосу? - задумчиво проговорила Аня.
– Он как будто проникает в душу, гипнотизирует. Он сказал мне, что я должна убить вас всех, а потом убить и себя. Я сопротивлялась, как могла, но если бы не вы, я бы не справилась.
– А мне он не предлагал никого убивать, - вдруг отозвалась Милана, - Мне он сказал, что я никому не нужна. Я ведь не очень умная, и сама это знаю. И все время боюсь, что сделаю что-то не так, что от меня все отвернутся, когда поймут, какая я никчемная. И мама, и папа, и друзья. Голос говорил, что вам я только мешаю. А потом я увидела, как вы все уходите от меня. Мне стало так тоскливо, так плохо, что я решила избавить вас от своего присутствия.
– Я так понимаю, что дом оживляет самые затаенные наши страхи, - нахмурилась Виктория, - А что было у тебя, Макс?
– Я увидел вашу смерть. Погибли все мои родные и друзья. Наверное, мой страх - потеря близких.
– А я вдруг поняла, что все люди вокруг обречены на страдания, - прошептала Аня, - И осознала, что мне суждено всю жизнь чувствовать только чужую боль.
– Лев Исаакович? - Виктория повернулась к Гольдштейну.
– Можно, я не буду говорить? - передернулся тот.
– Лучше сказать. Я, конечно, не психолог, но мне кажется, что сейчас надо признаться в своих страхах.
Гольдштейн тяжело сглотнул, будто пытаясь избавиться от комка в горле, и прохрипел:
– У меня было почти так же, как у Макса, только я увидел смерть моих детей.
Все повернулись к Эдику. Тот старательно прятал глаза.
– Скажи, тебе станет легче, - участливо посоветовала Аня.
– Ну, я… очень боюсь оказаться слабым, - наконец выдавил Эдик, - Вы все обладаете такими силами, а мой дар какой-то несерьезный. Дурацкий какой-то.
– Не говори так! - горячо воскликнула Аня, - Если он тебе дан, значит, это нужно! И потом, Лев Исаакович вообще потерял свой дар, и неизвестно, когда он вернется.
– А я со своим не могу разобраться, - поддержал Макс, - И ничего, живу как- то!
– Так, со страхами все понятно, - деловито заключила Виктория, - Неясно, как бороться с домом.
– Дом ни при чем, - возразила Аня, - Здесь кто-то есть. Я чувствую чье-то присутствие. Это существо нас ненавидит.
– Значит, надо его найти! - Виктория решительно поднялась, - Давайте осмотрим дом.
Для удобства решили разделиться на две группы: Виктория взяла Милану и Гольдштейна, а Максу достались Аня и Эдик. Вооружившись свечами, которые уже наполовину сгорели, все поднялись на галерею и принялись тщательно обследовать комнату за комнатой.
– Анечка, может быть, ты попытаешься определить, где чужие чувства сильнее всего? - спросил Макс.
– Я попробую, - неуверенно ответила она.
Они стояли посреди комнаты, в которой ночевали девушки. Макс оглядел широкую кровать, сам не понимая, что пытается обнаружить, затем пошел вдоль стены, внимательно обследуя каждую трещину. Вдруг огонек свечи выхватил из мрака край резной деревянной рамы. Подняв свечу повыше, Макс увидел картину, висящую над его головой. Краски на полуистлевшем холсте поблекли, но ему удалось рассмотреть изображенное на картине бледное женское лицо.
– Здесь какой-то портрет, - сказал он.
Присмотревшись, он понял, что на холсте изображена молодая девушка. Ее большие темные глаза печально взирали на вошедших.
– Как ты думаешь, мы не ее ищем? - спросил Макс Аню.
Девушка подошла поближе и всмотрелась в картину.
– Мне кажется, нет. Наверное, это хозяйка комнаты. Она тоже где-то здесь, я чувствую ее страх и страдание. Нет, она не может желать кому-то зла.
Из угла комнаты раздалось громкое пыхтение: Роки что-то старательно обнюхивал. Макс наклонился и увидел маленькую пыльную книжечку. Осторожно подняв ее, он сдул пыль с ветхого переплета и раскрыл книгу. Желтые хрупкие листы были исписаны мелким изящным почерком. Кое-где чернила выцвели настолько, что прочесть написанное было невозможно, но большинство записей сохранилось.
– Это дневник, - сказал Макс.
Он уселся на край кровати, Эдик и Аня устроились по обе стороны от него. Втроем они принялись разбирать бледные строчки.
