чудища, и спокойно сказала: 'Скоро они придут за мной'. Дашенька не выходит из своей комнаты, известие об исчезновении Александра она приняла спокойно и даже как-то равнодушно, лишь сказала: 'Прости нас, Господи'. Я тоже, кажется, привыкла к смертям вокруг, и жду лишь, когда наступит моя очередь. Дедушку, по-моему, радует мое спокойствие. Он часто заходит ко мне и говорит: 'Вот и хорошо, Оленька, так-то оно лучше'. Он продолжает делать мне дорогие подарки. Я принимаю их, чтобы не расстраивать его, и даже ношу дома диадему из золотых одуванчиков, но подарки более не радуют меня. Мне все равно, все равно, лишь бы поскорее наступил конец.
5 августа 79 года. Вот и нашелся мой маленький братик. Сегодня я гуляла по берегу, меня, как всегда, сопровождал Пушок. Вдруг он подбежал к воде и завыл, оглядываясь на меня. Я подошла ближе и увидела тело Александра, оно зацепилось за корягу около берега. Я думаю, что он, не выдержав своего страха, побежал ночью к реке и прыгнул в воду. Я взяла его на руки и принесла в дом. Агаша страшно закричала, а дедушка сказал: 'Разве можно самой носить такие тяжести, Оленька?' - и отнес Александра в склеп. Упокой, Господи, его душу! Хорошо, что маменька до сих пор в горячке. Кто будет следующим? Может быть, я? Скорее бы.
7 августа 79 года. Машенька сегодня ночью спрыгнула с галереи вниз. Утром мы нашли ее, голова ее была разбита, а руки и ноги переломаны. Надеюсь, она умерла, не мучаясь. Дашенька молится, маменька в горячке. А я жду, когда же и ко мне придет безумие. Я встречу его, как дорогого друга, ведь оно поможет мне забыть все.
9 августа 79 года. Маменька очнулась. Агаша не знала, как сказать ей о смерти Александра и Машеньки. Я бы сказала, но не хочу. Она начнет плакать, а у меня нет сил ее утешать. Мне почему-то не жаль ее, мне все равно. Скорее бы, скорее…
12 августа 79 года. Маменька отравилась. Она пробралась ночью в лабораторию дедушки и что-то выпила. Утром дедушка нашел ее мертвой. Остались только мы с Дашенькой и дедушка. Кто же? Дашенька все молится. Зачем? Ведь бога нет, теперь я это точно знаю. И даже если он есть, то кому нужен такой свирепый бог? Я думаю, что если он есть, то он безумен. Иначе зачем бы ему творить такое?
13 августа 79 года. Я решила попрощаться с Дашенькой. С дедушкой не буду, это его очень расстроит. Но я чувствую, что на этот раз смерть придет за мной.
14 августа 79 года. Умерла Дашенька. Я пришла к ней для того, чтобы попрощаться, и застала ее, как всегда, коленопреклоненной перед иконой. Кажется, я рассмеялась, так мне это показалось забавно. Я спросила: 'Чего ты просишь у Бога? Кажется, это уже бессмысленно'. Она сурово ответила: 'Прощения. Я прошу у него прощения для тебя'. 'Что же за грех я совершила, что ты столько времени его замаливаешь?' - спросила я. Дашенька сказала: 'Ты можешь уже не притворяться, что ничего не знаешь, ведь все, что ты хотела, ты уже получила. Ты, и только ты могла остановить его, но ты этого не сделала. Значит, дедушкины богатства тебе дороже наших жизней'. Я не поняла всего, сказанного ею, поняла лишь, что Дашенька винит в смерти родных меня. Я не знала, что сказать, лишь стояла и смотрела на нее. Вдруг Дашенька вскочила и воскликнула: 'Нет, эти глаза не могут лгать! Ты и вправду не знала!' Она порывисто обняла меня и расцеловала в обе щеки, повторяя: 'Прости, прости меня, как я могла подозревать тебя? Ты ангел, ангел! Но как же ты не догадалась? Ведь тетя Вера знала уже давно. Почему же она тебе не сказала?' Постепенно ко мне приходило осознание чего-то невероятного, ужасного, чего-то, что страшнее самой смерти. Я ласково отстранила Дашеньку и спросила: 'Ты думаешь, что кто-то убил всю нашу семью? Кто?' 'Оленька, милая!', - воскликнула она, - 'Кто остался в живых, кроме нас? Кто не хотел делить на всех свое состояние? Кто любит тебя больше жизни и готов на все, лишь бы ты была богата?' Дашенька замолчала, потом прошептала: 'Оленька, бедная моя! Только бы этот грех не пал на тебя!' Она снова упала на колени перед иконой и принялась истово молиться. Я же молча смотрела на нее, не в силах молиться с ней вместе. Страшные картины проходили перед моим мысленным взором, я не понимала, как могла быть такой слепой, как не догадалась раньше? Ведь я могла, могла это остановить! Мне нет прощения, это я виновата во всем. Но теперь я знала, что должна делать. Я сказала: 'Не молись за меня, Дашенька. За самоубийц не молятся'. Дашенька вскочила и крикнула: 'Что ты, Оленька? Не думай об этом!' Вдруг она схватилась за сердце, застонала и упала на пол. Я склонилась над ней, Дашенька не дышала. Ее серые глаза неподвижно смотрели в потолок. Я закрыла эти милые глаза, поцеловала Дашеньку в лоб и вышла, тихо притворив за собой дверь. Теперь я сижу в своей комнате и пытаюсь понять, что же мне делать. Дедушка убийца, это очевидно. Но как он это сделал? И что теперь будет со мной? Ведь он убил всю семью ради меня! Разве может любовь быть такой? Нет, он безумен! Но ведь правильно Дашенька сказала: этот грех падет и на меня тоже. Должна ли я жить с таким грехом? Должен ли жить дедушка? И как мы будем жить? Господи, научи и вразуми меня! Я сижу здесь, а Дашенька лежит на полу своей комнаты, мертвая. И все мои близкие мертвы. Нет, убийце не должно быть прощения!'
– Темнеет, - напряженным голосом проговорил Эдик.
В каминном зале повис пока еще жидкий сумрак, Аня уже с трудом разбирала строчки. Откуда-то потянуло могильным холодом, раздался тихий шепот. Макс почувствовал, как по спине бегут мурашки, и ощутил уже знакомый страх. Вновь появились видения, в которых гибли его родные и близкие. Борясь с паническим ужасом, он заорал:
– Аня, читай, не останавливайся!
Девушка встряхнула головой, будто пытаясь отогнать тяжелые мысли, и прочла:
'15 августа 79 года. Я не спала всю ночь. Теперь я знала, что должна сделать. Утром я спустилась в дедушкин кабинет, постучала в дверь и вошла. Дедушка сидел за своим столом и что-то писал. Увидев меня, он ласково улыбнулся и сказал: 'Здравствуй, Оленька! Как спалось?' Я ответила: 'Дашенька умерла'. Он нахмурился и, кажется, удивился. Я села напротив и сказала: 'Расскажи, как ты убил мою семью'. 'Ты узнала…' - медленно произнес дедушка, - 'Ну что ж, тем лучше. Все это я сделал только ради тебя, я хотел, чтобы ты унаследовала мое состояние. А я богат, я очень богат, Оленька. И зачем я должен был делить свое богатство между людьми, которые только и ждали моей смерти? Конечно, я мог бы составить завещание в твою пользу, но ведь ты, чистый ангел, все равно бы после моей смерти поделилась со всеми, не правда ли?' 'Расскажи, как ты убил их', - настаивала я. Кажется, дедушка услышал в моем голосе что-то такое, что его насторожило. Он торопливо заговорил: 'Они были шакалами, стервятниками, которые ждали моей смерти! И лишь ты одна любила меня. Помнишь, как ты однажды спросила меня, почему я так много времени провожу в своей лаборатории, а я ответил тогда, что ищу лекарство от страха? Я действительно много лет работал над зельем, которое должно было освободить человека от его скрытых, глубинных страхов. И вот, наконец, мне показалось, что я близок к решению этой задачи. Зелье было получено, и я успешно опробовал его на крысах и кошках. Животные становились абсолютно бесстрашными, они утрачивали природную осторожность, теряли чувство опасности. Но мне было необходимо опробовать лекарство на человеке. Тогда я тайком подлил зелье в похлебку, которую варил кучер Лука. Но каково же было мое удивление, когда от зелья у Луки наоборот обострился его самый сильный страх! Не хотел тебе говорить, Оленька, но Лука повесился, когда твой Пушок забежал на конюшню. Он испугался щенка, в его воображении маленький щенок превратился в страшного зверя! Потом я угостил зельем Игната, который всегда боялся свою жену. Но и Игнат повел себя не так, как я ожидал. Его страх тоже вырвался наружу, и толкнул его на убийство. Я понял, что зелье лишь усиливает человеческие страхи, обостряя их до того, что человек сходит с ума, и страх убивает его. Но и Лука, и Игнат - люди низшего сословия, и они не отличаются душевной тонкостью, их страхи примитивны, реакции предсказуемы. Тогда я решил опробовать зелье на себе. Но почему-то на меня оно не подействовало. Некоторое время я работал над его усовершенствованием, но не добился никаких результатов. Когда же я поссорился с Павлом, мне на ум пришло испытать зелье еще раз. Я не знал, что это убьет его, ведь со
