мной-то ничего не случилось. Но вышло по-иному. И тогда я понял, что нашел идеальный яд! Зелье доводит человека до сумасшествия, обостряя его страхи, и постепенно приводя к самоубийству. И никто, никто не сможет определить признаки отравления! Затем я подлил зелье Петруше. Мне никогда не нравился этот мальчишка. Его шалости обижали тебя, а еще мерзкий проныра с самого начала подозревал меня. Следом наступила очередь Алексея. Пойми, Оленька, я никого не наказал незаслуженно! Я использовал зелье лишь против тех, кто ждал моей смерти, дабы завладеть моим состоянием! Алексей считал дни до своей свадьбы, а после у меня бы лишь прибавилось недоброжелателей. Ведь и Надежда захотела бы получить богатство! А как отвратительно вел себя Андрей, когда я сделал тебе подарок! Конечно, он желал бы, чтобы драгоценности дарились его дочери! Я избавился и от него. Труднее всего было с Натальей: она оказалась очень сильна и боролась до последнего. Не ожидал, что в этой хрупкой избалованной женщине столько сил! Она каким-то образом нашла верный способ не поддаться своему страху: больше всего она боялась боли, и, чтобы изжить эту боязнь, причиняла себе боль нарочно. Если бы не заражение крови, она могла бы выжить и преодолеть действие зелья. Кстати, жаль, что она не выжила: была бы любопытным материалом для исследования…' Дедушка замолчал и, подойдя к шкафу, достал оттуда графинчик с настойкой. Он налил ее в рюмку, выпил залпом и снова сел за стол, внимательно глядя на меня. 'Что же сделали тебе мои близкие?' - спросила я. 'Я не хотел убивать твою семью, понимая, что этим причиню тебе боль', - ответил он, - 'Но они хотели увезти тебя. Я не мог допустить, чтобы тебя забрали у меня, тебя, ради которой я жил, тебя, светлого ангела, который единственный любит меня бескорыстно! Поэтому я и решил расправиться с ними'. Я была не в силах пошевелиться от ужаса. Дедушка рассказывал обо всех своих преступлениях так просто, с видимым удовольствием вспоминая самые интересные, на его взгляд моменты, и смотрел на меня так искренне, словно был уверен, что я пойму и посочувствую! Я прошептала пересохшими губами: 'А дети? Машенька с Александром! Они-то в чем провинились?' 'Ну, а что им было делать без родителей?' - нетерпеливо отмахнулся дедушка, - 'Кто бы воспитывал их? Нет, то, что я сделал - благо для них! Жизнь сироты тяжела и безрадостна. К тому же, дети становятся взрослыми. И кто знает, вдруг они решили бы разобраться в прошлом, понять, что случилось с их родителями? Нет-нет, я правильно поступил, избавившись от детей'. Я смотрела на него и видела, что он совершенно безумен. Наконец мне стало понятно, что произошло: приняв зелье, дедушка усилил свои страхи. Видимо, всю жизнь он боялся потерять свои деньги, а еще ему было страшно, что родные не любят его, а лишь мирятся с ним из-за наследства. Обезумев, он принялся убивать всех, кто, по его мнению, ждал его смерти. 'За что же Дашеньку?' - спросила я. 'Дашеньке я зелья не давал', - протестующе воскликнул дедушка, - 'В самом деле, зачем? Ведь ее интересовали только молитвы. Она все равно ушла бы в монастырь, не от мира сего была. Я заходил к ней сегодня утром, видимо, с ней случился удар. Я отнес ее в склеп. Там осталась Агаша, оплакивает ее'. Вот и все, дедушка раскрыл все свои тайны. Как же я раньше не видела этого? Ведь маменька догадывалась, и Дашенька тоже… А я была слепа, непростительно наивна… Я принялась водить по столу рукой и нечаянно задела нож для разрезания бумаг. Его тяжелая гладкая рукоять приятно холодила пальцы. Дедушка встал из-за стола, подошел ко мне и, глядя в глаза, сказал: 'Ну что, Оленька, теперь-то нам никто не помешает! Мы поедем в Староград, купим там самый лучший дом, и будем жить-поживать. Ты будешь ездить на балы, станешь самой нарядной и богатой дебютанткой, может быть, будешь представлена ко двору! Мы выдадим тебя замуж за самого достойного человека во всем мире! А твой дедушка всегда будет рядом, будет охранять твой покой и счастье. И горе тому, кто попытается тебя обидеть! Я вырежу сердце из его груди! А впрочем, зачем же сердце? У нас ведь есть уникальное средство!' Дедушка рассмеялся, доставая из кармана маленькую склянку с сургучной пробкой: 'А какие деньги можно заработать в Старограде с помощью моего зелья! Как думаешь, ангел мой, сколько в столице жен, мечтающих избавиться от мужей-тиранов, мужей, которые спят и видят смерть своих супруг, и детей, родители которых зажились на этом свете? И сколько они готовы заплатить за свободу? Мы станем еще богаче, Оленька! Кстати, ты выпила ли эликсир бессмертия? Выпей, дитя мое! Я готовил его всю жизнь, семьдесят лет он настаивался в тигле! Всего две порции: тебе и мне!' Дедушка вынул из кармана еще одну склянку и вытянул руку, поднося ее к свету. Он прищурился, рассматривая густую жидкость, и рассмеялся: 'Напрасно наследнички ждали моей смерти! Даже останься они в живых, я бы всех их пережил! Сейчас мы с тобой выпьем это, и будем жить вечно!…' Я взглянула в безумные глаза дедушки и сказала: 'Не будем!' Он оборвал смех и удивленно смотрел на меня. 'Не будем', - повторила я и вонзила в его горло нож для бумаг. С изумлением глядя на меня, раскрыв рот в немом вопле, он стал медленно оседать на пол. Склянка, выпав из ослабевших пальцев, стукнулась о каменный пол и разбилась вдребезги, брызги чего-то черного, резко пахнущего, разлетелись в разные стороны. Вот и все, вот и закончилась печальная история нашей семьи. Передо мной на столе стоит еще одна склянка - моя порция эликсира бессмертия. Я смотрю на нее и думаю: быть может, дедушка ошибся или хотел обмануть меня, и в этой склянке закупорено не бессмертие, а смерть? Вдруг там сильный яд, который убьет меня быстро и незаметно? Как бы было хорошо! Но риск слишком велик. Вдруг старый безумец не обманул меня, и эликсир действительно подарит мне вечную жизнь? Жить вечно и помнить об этом ужасе, вновь и вновь переживать свое горе, стыдиться своей невольной вины - нет, это слишком страшное наказание за мои грехи! Пушок мой милый, ты и Агаша - единственные родные души, которые остались у меня. Простите же свою несчастную Оленьку! Я припасла для себя хорошую веревку, а на потолке кабинета есть крепкая балка. Господи, не наказуй за самоубийство! Это казнь, я судила и приговорила себя сама. Я убила убийцу, значит, ничем не лучше его. Те, кто, быть может, когда-нибудь прочтет этот дневник, молитесь за грешную душу бедной Оленьки!'
– Это все, - сказала Аня, опуская дневник, - Что будем делать дальше?
По лицу Эдика текли слезы, он дрожал всем телом, в глазах застыл ужас.
– Соберись! - прикрикнула на него Виктория, - Всем страшно, но мы же как- то держимся!
– Ему что-то нужно, - бормотал между тем Гольдштейн, - Может быть, неупокоенное тело?…
– Надо искать кабинет, - сообразил Макс.
Он вскочил и огляделся по сторонам: каминный зал занимал, казалось, весь первый этаж дома, и никаких дверей в нем видно не было. Макс хотел было направиться на второй этаж, когда почувствовал, что Михалыч жует его ухо.
– Прекрати, больно же! - воскликнул Макс, снимая крыса с плеча.
Михалыч громко пискнул и забарахтался в ладони, всем своим видом показывая, что хочет быть опущенным на пол.
– Он что-то хочет показать! - воскликнула Виктория.
Макс поставил Михалыча на пол, и тот отбежал на несколько метров, затем остановился и выжидательно посмотрел на остальных, как будто приглашая следовать за ним. Как только Макс двинулся, Михалыч снова побежал вперед. Он подбежал к стене и пронзительно запищал. Виктория провела ладонью по шероховатому камню:
– Здесь дверь!
Дверь, выкрашенная в серый цвет, была совсем незаметна на каменной стене. Виктория толкнула ее и первой вошла в темное, без окон, помещение.
– Подожди-ка, - осторожно отодвинул ее Гольдштейн, зажигая огарок свечи, - Это последний, больше нет, так что мы должны поторопиться.
Неверный огонек осветил небольшое помещение, посреди которого стоял большой стол, заваленный книгами и бумагами. Около стола лежало ссохшееся, полуистлевшее тело, в том, что когда-то было горлом, торчал тяжелый насквозь проржавевший нож. По обрывкам одежды можно было угадать в нем мужчину.
– Ну, вот и наш добрейший дедушка! - сквозь зубы проговорила Виктория.
Шепот становился все сильнее, в нем звучала нарастающая ярость. Макс ощутил прикосновение холодных рук на своей шее, призрак нашептывал ему в уши самые страшные слова, которые только можно было вообразить. Но Макс не слушал его, он обошел скрюченное тело, и двинулся вглубь кабинета. В первый момент ему показалось, у стены стоит девушка, подойдя поближе, он понял, что видит висящий труп. Гольдштейн подошел поближе, осветив огарком то, что осталось от Оленьки. Время
