во всем теле.
Жизнь... смерть... жизнь... смерть... Меч изменялся с каждым ударом молота, с каждым ударом сердца. Сарьон вдруг понял, что ошибался. Меч вовсе не был мертв. Он был жив, ужасающе жив; он извивался и дрожал, как будто наслаждался каждым ударом. Этот грохот нервировал и изматывал, но когда Джорам наконец отложил молот в сторону, воцарившаяся чудовищная тишина оказалась громче и болезненнее грохота молота. Джорам подхватил меч железными клещами на длинной ручке и мрачно взглянул на каталиста. Сарьон сидел, ссутулившись и кутаясь в рясу; вид у него был самый жалкий. Каталист дрожал: его пробрал холодный пот.
— Давай, каталист, — сказал Джорам. — Даруй мне Жизнь.
Он произнес это нарочито издевательски, передразнивая Блалоха.
Сарьон зажмурился, но огонь горна по-прежнему продолжал гореть у него перед глазами. Казалось, будто все вокруг заплывает кровью. Джорам казался неясным темным пятном, а вот оружие у него в руке сияло ослепительно зеленым. Среди пламени и крови возникали видения: умирающий молодой дьякон... Андон, привязанный к столбу, обмякший под градом ударов... Мосия, спасающийся от настигающей его погони...
«Я же скажу, что смерть и так присутствует в мире...»
Сарьон колебался. В памяти его всплыли другие картины: епископ, уносящий малютку-принца на смерть, все те дети, которых послал на смерть он сам, «ради блага мира».
Быть может, мир существовал только в каждом из этих детей.
Все вокруг Сарьона было немо и недвижно. Он слышал, как стучит его сердце — словно приглушенные удары молота, — и знал, что для него мир теперь заключается в Мосии, в Андоне, в детях из того приграничного селения, которые видели, как горят их дома. Сарьон набрал побольше воздуху в грудь — и обратился к магии.
Каталист почувствовал, как магия хлынула в него, заполнила его Чарами и властно потребовала выхода. Сарьон медленно поднялся со стула и двинулся к Джораму.
— Положи оружие на пол передо мной, — попытался сказать Сарьон, но слова прозвучали совершенно невнятно.
Джорам повиновался — скорее инстинктивно, чем расслышав слова каталиста, — и положил меч к ногам Сарьона.
И Сарьон опустился на каменный пол, преклонив колени перед мечом, как преклонял их во время ритуала Встречи зари, во время Вечерней молитвы, во время служб в Купели, обращенных к Олмину, который был бесконечно далек. Сарьон протянул дрожащую руку и крепко сжал рукоять. Прикосновение бросило его в дрожь: Сарьон боялся, что металл обожжет его. Но магический сплав уже успел и остыть, и застыть. Напротив, руку пронзил холод железа, и холод этот дошел до самого сердца. Но все же Сарьон не выпустил оружие — сила духа превозмогла слабость плоти.
Каталист тихо вздохнул и принялся читать молитву, которой обычно сопровождалось дарование Жизни, — и почувствовал, как магия мира, проходя через его тело, потекла в мертвый слиток созданного человеком металла.
Меч у него в руках снова начал светиться, но на этот раз от него исходило белое сияние расплавленного темного камня. Он сверкал все ярче и ярче, и казалось, что он вот- вот расплавит даже сам камень, на котором покоился клинок, — и тем не менее по-прежнему оставался холодным. Каталист все так же продолжал сжимать рукоять в руке.
Он не мог ее отпустить! Он не мог закрыть канал, который открыл для этого оружия! Меч, словно Живое существо, вытягивал магию из каталиста; он выпил Сарьона досуха, а затем использовал его, дабы с его помощью впитывать окружающую магию. Сарьон, судорожно хватая ртом воздух и чувствуя, как слабеет, попытался оторвать руку от оружия, но не смог даже шевельнуться.
— Джорам! — прошептал он. — Помоги!
Но Джорам, словно зачарованный, смотрел на меч, на его холодное белое сияние, сделавшееся теперь столь ярким, что казалось, будто это луна сбежала от бури сюда, дабы властвовать здесь.
Сарьон, теряя силы, осел на пол. Рассудок его помрачился, а магия все мчалась через него стремительным потоком, унося с собою и его собственную Жизненную силу. Тьма окутала его, невзирая на свет, что разгорался все ярче.
А затем чьи-то сильные руки оттащили его и прислонили к чему-то, но к чему — Сарьон не понял, слишком уж ему было дурно. Он ничего не видел. Сверкающий белый свет слепил его. Где же меч? Белый свет был где-то вдали, кажется, на середине пещеры, и в то же время Сарьону казалось, что он по-прежнему сжимает холодный металл в руке и будет сжимать вечно.
Сарьон снова слышал доносящееся снаружи завывание ветра и чувствовал на лице его холодное дыхание. Наверное, он лежит где-то близ входа в пещеру, промелькнула у него смутная мысль. А потом шум ветра заглушило какое-то шипение. Сарьон в ужасе распахнул глаза и увидел, как Джорам погружает холодный, но пылающий меч в бадью с водой. Из бадьи вырвалось облако белого зловонного пара — словно призрак, покидающий бездыханное тело.
Сарьон снова закрыл глаза; он слишком устал, и разум его просто больше не мог ничего воспринимать. Свет, пар, бледное лицо Джорама — все смешалось и превратилось в единый удушливый водоворот. Сарьону сделалось дурно, внутри что-то мучительно сжалось. Он почувствовал, что его вот-вот стошнит. Сарьон сполз на пол и прижался горящей щекой к холодному камню. Ему отчаянно хотелось глотнуть свежего воздуха.
И тут каталист услышал сквозь шипение кипящей, пузырящейся воды голос Джорама, благоговейно, словно при вызывании духов шепчущего:
— Темный Меч...
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ХОД СИМКИНА
Обратное путешествие из кузни в тюрьму сквозь серые предрассветные сумерки состояло из ковыляния, пробирающего до костей холода и отупляющего изнеможения. Буря унеслась прочь. Ветер стих, дождь прекратился. Единственными звуками, нарушавшими тишину спящего поселка, были стук капель, срывающихся с крыш домов, да сонное погавкивание какой-то псины, ревностно несущей службу. Но зато сильно похолодало. Теперь даже тюрьма казалась Сарьону прибежищем, исполненным тепла и покоя; он мечтал о ней, пока брел по темным улицам, опираясь на руку Джорама. Молодой человек, с которым, похоже, все было в порядке, прятал под плащом Темный Меч.
И Джорам, и Сарьон были до предела измотаны возбуждением и ужасом. Но теперь на них обрушился новый страх, позабытый в суматохе отковки меча: а вдруг что-то пошло не так? Вдруг стражник проснулся и решил проверить, как они там? Вдруг Мосию схватили? Вдруг в тюрьме сейчас сидит Блалох и поджидает их, словно кот, караулящий мышь? Чем ближе они подходили к тюрьме, тем сильнее терзал их страх. Когда же Джорам с Сарьоном добрались до улочки, на которой стояла тюрьма, они остановились, спрятавшись в тени, и принялись присматриваться, прежде чем двинуться дальше.
На вид все было тихо и спокойно. В окне у стражника свет не горел — а должен был бы, если бы тот все-таки поднял шум. Окна тюрьмы тоже были темны.
— Все в порядке, — с облечением выдохнул Сарьон и двинулся вперед.
— Это может оказаться ловушкой, — предостерег его Джорам,
