– От такого слышу, – сказала Янтарь. – От большущего пугливого корабля.
– А я не всегда знал, кто я такой, – сознался Совершенный. – Но теперь догадался. Теперь все станет проще.
Янтарь убрала шкурку и опять принялась рыться в сумке. Он слышал, как позвякивали перебираемые инструменты.
– Не знаю, что ты имеешь в виду, – сказала она, – но в любом случае я за тебя рада. – И опять переключилась на работу: – Это масло, выдавленное из особых семян. Когда пропитываешь им обычное дерево, волокна разбухают, скрывая небольшие царапины. Как оно подействует на диводрево, я не знаю. Смажем немножко, чтобы попробовать?
Он отозвался.
– Почему бы и нет.
– Погоди…-Янтарь откинулась навзничь у него на руках. Она упиралась босыми ногами ему в живот, она была опоясана страховочным концом, но Совершенный знал, что ему она доверяла неизмеримо больше. – Альтия? – окликнула Янтарь, обращаясь наверх. – Ты когда- нибудь мазала диводрево маслом? Для сохранности, я имею в виду?
Совершенный ощутил, как Альтия поднялась на ноги. Перед этим она лежала ничком, что-то рисуя. Она подошла к фальшборту и перегнулась наружу.
– Конечно, мазала, – сказала она. – Правда, не крашеные вещи вроде носового изваяния…
– Но ведь на самом деле он не раскрашен, – возразила Янтарь. – Цвет… как бы сказать… просто присущ ему. Он идет из глубины…
– Тогда почему изрубленная часть лица стала серой?
– Не знаю. Совершенный, а ты знаешь?
– Просто так уж получилось, – ответил Совершенный. Удивительный все же народ эти люди. Когда он им пытался что-то рассказать о себе, они не желали прислушаться. А потом упорно лезли не в свое дело. Он предпринял еще попытку: – Альтия… Меня – двое!
– Смело мажь маслом, – сказала она. – Больно ему не будет. Оно либо впитается и распушит волокна, либо останется на поверхности, и тогда мы легко уберем его тряпкой.
– А если получится пятно?
– Не должно. Помажь маленький кусочек, проверь.
– Я – не только то, что Ладлаки из меня сделали! – вырвалось у него. – Во мне есть часть, существовавшая и до них! И я не обязан быть только тем, в кого они меня превратили. Я могу быть и тем, кем был раньше. До них!
Эти слова сопроводило потрясенное молчание. Он по-прежнему держал Янтарь на весу. Он никак не ожидал, что она потянется к нему и обнимет его лицо затянутыми в перчатки ладонями.
– Совершенный, – негромко проговорила она. – Быть может, величайшее открытие, которое суждено совершить каждому, – это обнаружить, что ты сам способен решать, кем тебе быть и каким. Верно, ты не обязан быть таким, каким сделали тебя Ладлаки. И даже тем, кем ты был до того, ты быть не обязан. У тебя есть выбор. Ты можешь выбирать. Потому что, в конце-то концов, все мы сами себя создаем…
Ее ладони погладили его скулы, потом спустились к бороде и дружески подергали ее, разделив надвое. Сильнее напомнить ему о человеческих чертах его облика было, пожалуй, нельзя. И все-таки дело обстояло именно так, как она только что выразилась.
– Я и таким, каким вы хотели бы меня видеть, быть не обязан, – напомнил он им обеим. Его руки сомкнулись на теле Янтарь. Какой же хрупкой она была – создание, состоявшее в основном из воды, заключенной в тонкую кожаную оболочку. Если бы люди как следует понимали, насколько они в действительности беззащитны, они бы вряд ли так заносились…
Совершенный небрежным движением оборвал ее страховочный конец.
– Я хочу немножко побыть один, – сказал он Янтарь. – Мне надо поразмыслить кое о чем…-Он поднял ее высоко над головой и почувствовал, как напряглось ее тело. Он улыбнулся, поняв, что до нее вдруг дошло, с какой легкостью он мог бы метнуть ее прямо в воду внизу. Она поняла истинный смысл его открытия. – Надо подумать о тех возможностях, из которых я могу выбирать, – сказал он ей.
Совершенный отвел руки назад и убрал их только тогда, когда Янтарь как следует ухватилась за поручни. Альтия уже подхватила ее, помогая перебраться на палубу. Он слышал, как она вполголоса спрашивала:
– Ты в порядке?…
И негромкий ответ Янтарь:
– В полном порядке. И думается, у Совершенного тоже все будет в полном порядке…
ГЛАВА 39
ВЗЛЕТ
Между рассветом и настоящим светом дня в Дождевых Чащобах испокон века существовала глубокая разница. Восход солнца мало что значил, пока оно не поднималось достаточно высоко, чтобы пробиться сквозь буйную поросль листвы. Рэйн Хупрус напряженно глядел в щель между земляной насыпью и хрустальной пластиной, следя за первыми лучиками, пробивавшимися сверху. Бревно диводрева за спиной, наклонная пластина, уберегшая их с Сельденом от падающих обломков, грязь по бокам
Когда наверху стало светать, Рэйн не поторопился будить его. Бледный свет давал слишком слабенькую надежду. Он проникал всего лишь в небольшое отверстие наверху. Купол чертога обвалился почти полностью, но плотное переплетение корней удержало слой земли от падения. Свет пропускала одна-единственная дыра. И, даже если бы у Рэйна хватило сил выбраться из грязи и разметать обломки, добраться до спасительного отверстия они с Сельденом все равно не смогли бы.
Но, глядя на усиливающийся свет, Рэйн обреченно понимал: смогут они или нет – но все равно попытаются. Обязательно попытаются. Сельден, спящий у него на руках, рано или поздно проснется. Тогда они выкопаются из завала, влезут на бревно диводрева и начнут звать на помощь. Только вряд ли их кто услышит. Они все равно погибнут. Это будет небыстрая и нелегкая смерть…
Он очень надеялся, что Малте повезло больше, что она уже умерла.
Сельден зашевелился, оторвал голову от его плеча. От его движения у Рэйна сразу заболела онемевшая в долгом стоянии спина. Издав некий вопросительный звук, Сельден снова опустил голову ему на плечо… И заплакал. Молча, просто от отчаяния. Рэйн погладил его грязной ладонью. И проговорил нечто бессмысленное, но неизбежное:
– Как? – спросил Сельден.
– Для начала раскопаем дыру пошире и выпустим тебя из-под
