Ясно, на пристань — нельзя: его сейчас же арестуют на пароходе; к Анастасу — тем паче: если за Мартыном еще не следят, то после этого сразу начнут следить; к Егорке? — совсем уж глупо: ведь Макар теперь буржуй, в казармы ему ездить не пристало; сразу всех выдаст. Что же делать? Удирать? Но как?! Но куда?!
Вдруг ему вспомнилось кафе, в котором он был днем, оно обратило на себя его внимание тем, что имело два выхода: один на улицу, другой в сад; а из сада была тоже калитка… Что, если попытаться? Другого спасения нет: куда бы Макар ни поехал, проклятый шпик не выпустит его из своих лап. Да, но корзину придется бросить; как же без нее уедешь? В Константинополь без багажа, — это и неудобно, и подозрительно!.. Ах, чорт возьми, какого дурака свалял Макар! Вот те и Следопыт: сам превратился в зайца, который никак не может запутать след.
Беда! Беда! И как предупредить Мартына? Как известить его об этой нежданной опасности? Уж конечно он не знал, что за его товарищем следят, иначе не поручил бы ему этой проклятой корзины. Пропади она пропадом, надо спасать Мартына и себя самого! Кафе именно на Нахимовском проспекте, оттого-то и назвал Макар извозчику эту улицу, что весь день прослонялся по ней. Решено!
Оглянувшись по дороге раза два, он заметил, что шпик упорно едет за ним. Вот и проспект; фонари зажигаются на улицах, скоро и пароход отчалит! Пропало все: никуда не попадет Макар, дай бог из петли выкрутиться!.. А вот и кафе горит огнями.
— Стой здесь! — крикнул мальчик извозчику. Тот остановился.
— Я сейчас вышлю лакея за корзиной, — продолжал Макар, торопливо спрыгнув на землю. — Подожди минутку.
И он вбежал в кафе. Там было, как всегда, людно и тесно. Следопыт перешел комнату, вышел в сад, юркнул к калитке и остановился, выглядывая на улицу.
Шпик уже подъехал к кафе и опрометью кинулся в дверь. Как только он вошел, Макар выскочил на улицу и чуть не бегом бросился к пристани. На его счастье, по тротуару слонялось много гуляющих, и мальчик быстро затерялся в толпе.
Перейдя площадь, он подошел к пристани. Что же дальше? Сесть на пароход без вещей, или удирать куда глаза глядят, постараться пробраться к Мартыну и рассказать ему все?
Он растерянно толкался в суетливой толпе, со страхом поглядывая на проходивших мимо чинов контрразведки: ему все казалось, что за ним следят со всех сторон. Горло перехватывало от волнения, коленки дрожали. В каждом подходившем к пристани ему мерещился проклятый шпик. Надо было на что- нибудь решаться, так как без толку торчать здесь казалось опаснее всего.
Он уже решил махнуть рукой и вернуться в город, как вдруг заметил возле самых дверей худое сероглазое лицо Егорки: верный друг не вытерпел и пришел поглядеть, как Следопыт отправится в путешествие.
Какое счастье! Макар готов был кинуться ему на шею. Но усиленная осторожность была необходима. Поэтому он, постаравшись принять на себя беспечный вид, не торопясь прошел мимо друга и только бросил ему вполголоса:
— Я засыпался. За корзиной следят шпики. Бросил ее к чорту. Удрал. Спроси Анастаса, что делать?
И, напевая песенку, вышел на площадь. Сморчок побледнел, соображал одну минуту, а затем, сорвавшись с места, вихрем умчался в город.
Следопыт расположился в густой тени акаций неподалеку от фруктовой лавочки, стараясь не терять из виду подъезжавших к пристани, готовясь удирать во все лопатки при появлении своего шпика. Но тот не показывался: очевидно, он потерял Макаров след и решил ждать возле корзины, а быть может забрать ее. Так прошло около часа. Уже загудел пароход басистым протяжным гудком; еще пуще заволновалась публика на пристани. Макар совсем решил, что путешествие его провалилось, ругал себя на чем свет стоит — и дураком, и олухом, и молокососом; теперь он замарался, за ним будет слежка; и прощай все блестящие планы: придется просто-напросто удирать отсюда подальше.
До отхода парохода оставалось не более двадцати минут, когда показался торопливый извозчик, подгонявший из всех сил свою лошаденку. В пролетке сидел Егорка с чемоданчиком и тревожно озирался, высматривая своего друга. Макар тотчас пошел к входу на пристань и, как только Сморчок отпустил извозчика, приблизился к приятелю. Тот страшно обрадовался.
— Я уж думал, не сцапали ли тебя! — шепнул он торопливо и добавил громко: — привез ваши вещи, сударь. Барин велели кланяться, желают счастливой дороги. Пожалуйте на пароход, я донесу.
— Значит, еду! — загорелся радостно Макар, но тотчас же опять нахмурился: надо еще сесть на пароход да отчалить: неровен час, в самую последнюю минуту задержат!
Они смешались с толпой, всходившей на сходни. Здесь Егорка успел еще шепнуть на ухо Следопыту:
— Анастас собрал все, что под руку попалось. Если тебя сцапают, стой на своем, ни в чем не сознавайся.
Макар кивнул головой: его ли этому учить! Уж, конечно, не выложит же он шпикам всей правды- матки! Ну, держись, брат-Следопыт, до желанного парохода осталась еще одна преграда, — цепь контрразведчиков и контролеров у конца сходен.
Егорка отдал ему чемоданчик и затерялся в публике. Макар с тяжело бьющимся сердцем подошел к последнему порогу: а что, если шпик дал знать сюда? Он сделал самое беспечное и веселое лицо, какое только мог сделать, протянул контролеру свой паспорт и билет. Три пары внимательных, недружелюбных глаз впились в него; старший из контрразведчиков медленно-медленно перелистал паспорт и пристально взглянул в лицо мальчику, словно стараясь его запомнить. Потом сухо сказал:
— Проходите.
Ноги сами внесли Макара на пароход. Уф, отделался! Вот-так была переделка! Обессиленный, он прислонился на палубе к перилам и перевел дух. Сердце часто-часто билось, коленки противно дрожали… Скорей бы уж отчалить!
Страна звезды и полумесяца
Мало-по-малу он пришел в себя: никто не обращал на него ни малейшего внимания. Огромный трехэтажный пароход под желто-красным полосатым флагом уютно сверкал огнями своих иллюминаторов. На певучем, непонятном языке перекликались черноволосые испанские матросы. Все было невиданно и чудесно.
Следопыт с изумлением глядел на блестящую чистоту и роскошь этого пловучего дома. На палубе толпилось много народу, — все беженцы из России. Эти оторванные от родины, заброшенные сюда, люди горько плакали, расставаясь с последним клочком своей земли; многим из них не суждено было вернуться сюда, — для них страшна и ненавистна была революция. Макар не жалел их, но понимал, как им должно быть тяжело. Когда пароход в последний раз загудел низкой, могучей сиреной и ловкие матросы начали отдавать концы, даже у него екнуло сердце; жутко уезжать в неведомую, чужую страну.
Медленно поплыл мимо усыпанный огоньками ночной город. Впереди вспыхнула яркая звезда — Херсонесский маяк. Потом огоньки начали все тускнеть и уменьшаться и, наконец, утонули в темной пучине воды и неба. Одни звезды, огромные, лучистые южные звезды, глядели на пароход с бархатного неба.
Ровный смутный шум пароходного винта, тихое покачивание, свежий, соленый морской ветер скоро сморили Следопыта. Он сошел в каюту и завалился спать, бережно сняв и сложив свой костюмчик. После бессонной ночи он заснул, как убитый.
Яркое солнце, ударившее ему в глаза, заставило его проснуться. Пассажиры кругом подымались. Умывшись в белоснежно-чистой фарфоровой уборной, Макар поднялся на палубу.
Пароход шел в открытом море. Куда ни взглянешь, — одни только синие-синие волны с белыми барашками да с алмазными отблесками солнца на гребнях. Жаркое небо шатром опрокинулось над этой
