В значительной мере относительно скромные успехи в 11-й и 7-й армиях вызывались недостатком сил. Отсутствие резервов вынуждало русских командиров строить наступающие войска в одну линию, что приводило к частым остановкам наступавших частей, их перегруппировкам, подравниванию корпусов друг по другу. И это при том, что австрийцы в первые несколько дней после начала прорыва отступали безостановочно, так как не успевали организовать оборону на тыловых рубежах.
Отход неприятеля по всему фронту означал, что продвижение русских войск на избранных участках ставило под угрозу уничтожения и еще не атакованные участки австро-венгерской обороны. Причина этого крылась, конечно, в темпах русского наступления: «Особенностью наступления русской пехоты на различных участках прорыва австро-германских позиций на Юго-Западном фронте явилось то, что русская пехота в большинстве случаев не задерживалась в первой линии неприятельских окопов, а смело двигалась вперед, возлагая задачу очищения окопов от противника на специальные группы, которые организовывались в каждом батальоне. Это давало возможность быстро и глубоко вклиниваться в систему обороны противника и заставлять его сматывать оборону и там, где австро-германская пехота еще удерживала свои позиции»[83].
Маневренная война всегда требует крупных резервов, а потому есть и объективная причина того, что ген. А. А. Брусилов и его подчиненные не смогли преодолеть «кризис позиционности» в своих собственных замыслах и действиях. Однако командарм-11 имел все возможности для того, чтобы одержать более крупный успех, нежели тот, что был достигнут в действительности. Дело в том, что главный удар в полосе наступления 11-й армии наносил 6-й армейский корпус ген. А. Е. Гутора, действовавший на левом фланге армии. Его атаки на ключевые высоты местности захлебнулись, но ген. В. В. Сахаров так и не пожелал (или не сумел) перенести направление главного удара туда, где явственно обозначился успех, – под Сопанов, дабы слить свой удар с прорывом 8-й армии. В итоге основная доля трофеев выпала на долю 3-й пехотной дивизии ген. Н. И. Булатова, а наибольшие потери понесли части 6-го армейского корпуса: 198 офицеров и 17 711 солдат из общих потерь 11-й армии в 310 офицеров и 21 945 солдат.
Нельзя не отметить и еще один фактор, о котором после войны писал А. А. Свечин. Дело в том, что в условиях маневренной войны начальствующий состав должен иметь стратегический уровень: иначе говоря, комкоры, а то и начдивы должны собственной инициативой исправлять те ошибки планирования армейских штабов, что были заложены еще на подготовительной стадии. Ведь сама обстановка, мгновенно изменяющаяся в ходе глубокого прорыва неприятельской обороны, вынуждает действовать без промедления, без санкции высших штабов, которые даже чисто физически не успевают своевременно обрабатывать и анализировать всю поступающую информацию. В таких случаях ответственные решения начальников корпусов и дивизий могут придать всей операции новый стратегический уклон. Но позиционная война дала развитие крайней централизации управления, что имело следствием сознательное подавление инициативы: при обороне никак нельзя дать врагу прорвать свой фронт, дабы не обнажить флангов и своих, и соседей. А при переходе к маневренным действиям психологически было тяжело взвалить на себя ношу ответственности, в отсутствие каковой вообще перед войной воспитывалась русская военная машина. Поэтому, как штаб фронта тормозил наступление армий, точно так же и армейские штабы сдерживали порыв корпусов, и так далее по нисходящей. Выше мы уже писали, что сам же А. А. Свечин не решился проложить дорогу 12-й кавалерийской дивизии барона К.-Г. Маннергейма по собственному почину. Точно так же, как командарм-3 ген. Л. В. Леш не посмел откликнуться на просьбу о помощи со стороны ген. А. А. Брусилова, хотя атака 3-й армии, быть может, смогла бы проложить дорогу в неприятельские тылы для 4-го и 5-го кавалерийских корпусов[84].
Впрочем, противник также не имел резервов, а потому в подобных условиях выигрывал тот, кто рисковал. Успех прорыва уже через два дня после начала русского наступления показал, что перед русскими стоят лишь те враги, кто в данный момент находился на позициях, а тыл – беззащитен. С открытием важнейшего стратегического направления Ровно – Львов перед частями русских 11-й и 8-й армий открывалась возможность одним мощным ударом на Броды расширить прорыв и тем самым перейти к широким маневренным действиям, отбросив в сторону позиционный фронт.
Такая перспектива неминуемо приводила к уничтожению значительной части австрийских вооруженных сил, чей единственный шанс на выживание заключался в создании новой линии позиций, подкрепленной германскими дивизиями и насыщенной техническими средствами ведения боя. Подобного развития событий могла добиться лишь своевременно брошенная в образовавшийся прорыв конница, которой, как ни странно, не оказалось на направлении главного удара ни в одной армии Юго-Западного фронта (хотя тот же командарм-11, например, так же как и сам главкоюз ген. А. А. Брусилов, был генералом-от-кавалерии).
Как считал А. А. Свечин, подсознательно А. А. Брусилов боялся маневренной войны, которую пришлось бы вести на свой страх и риск на полях Галиции. Понявший это командарм-11 ген. В. В. Сахаров стал разменивать подъем духа «на мелкие результаты». Как только 29 мая в состав 11-й армии был включен победоносный 32-й армейский корпус (из 8-й армии) и к 1 июня переброшены 23-й (из 5-й армии) и 45-й (из резерва Ставки, хотя и числился в составе 11-й армии) армейские корпуса, генерал Сахаров тут же приостановил развитие наступления своей армии.
Нельзя не отметить, что успех, прежде всего, сопутствовал тем войскам, чьи командиры отваживались на нетрадиционные формы атаки. Так, в 32-м армейском корпусе ген. И. И. Федотова был применен метод сосредоточения ударной группы на узком фронте. 105-я пехотная дивизия ген. А. Н. Скорнякова растянулась на пятьдесят пять километров, а 101-я пехотная дивизия ген. К. Л. Гильчевского была сосредоточена на фронте прорыва в три километра. Один полк 101-й дивизии остался в резерве. В первый день атака была отбита, однако уже на следующий день войска 101-й дивизии прорвали неприятельскую оборону и двинулись вперед.
И тут же приостановкой порыва войск командарм-11 фактически свернул вероятный бросок прорвавшихся корпусов на Рава-Русскую, которая после разгрома 1-й австрийской армии и падения Дубно оставалась беззащитной. А ведь именно здесь, как и в Галицийской битве 1914 года, лежал центр неприятельского оперативного расположения.
Теперь роль основной ударной части в 11-й армии перешла к 101-й второочередной пехотной дивизии ген. К. Л. Гильчевского, входившей в состав 32-го армейского корпуса. 101-я дивизия последовательно перебрасывалась на различные участки, где намечался прорыв неприятельского фронта. Соответственно, дивизия имела наибольшие успехи, одновременно претерпевая наибольшие потери. С 22 мая по 15 июля 101-я пехотная дивизия выдержала девять боев, свершила семь прорывов вражеских рубежей, в том числе четыре – с предварительным форсированием реки. Трофеи солдат и офицеров дивизии составили 424 офицера и около 22 000 австрийских и немецких солдат, 16 орудий, 7 бомбометов, 1 миномет, несколько десятков пулеметов. В то же время дивизия потеряла более двадцати тысяч человек, два раза почти полностью обновив свой состав. Как впоследствии писал сам комдив, «я всегда осуществлял свой план операции бесповоротно, с большой точностью, упорством и силой воли. Для меня потери не имели значения. Где нужен успех, о жертвах не думают»[85].
Интересно, что и сами австрийцы отметили 101-ю русскую пехотную дивизию как одну из самых лучших в русской армии. Так, в начале 1917 года Осведомительным отделом Главного австро-венгерского командования было издано руководство «Русская армия, начало 1917 г.», в котором наряду со многими прочими сведениями давались краткие характеристики русским дивизионным подразделениям. Вот что говорило данное руководство противника о русской 101-й пехотной дивизии: «…испытана в боях. Дивизия отличается высокими боевыми качествами. Дух очень высок. В сентябре тяжелые потери»[86].
Итак, главкоюз ген. А. А. Брусилов не решился перейти к самостоятельной операции, хотя Ставка давала ему на это карт-бланш (по крайней мере, в отношении трех армий, за исключением 8-й, сковывавшей противника под Ковелем). То же самое повторил и его подчиненный – командарм-11 ген. А. А. Сахаров. А поэтому «главная идея командования Юго-Западного фронта – не быть фронтом, наносящим главный удар, упорно проводилась, несмотря на колоссальный успех наступления… Идея согласованного наступления Юго-Западного и Западного фронтов явилась могилой нашей полной победы» [87].
С одной стороны, действительно, в 7-й и 11-й армиях не было резервов. Но и у противника их тоже не было. В то же время австрийцы отступали, а русские победоносно шли вперед. Передача резервов и части техники из 8-й армии соседям была вполне возможна. Вплоть до середины месяца неприятель не мог
