которая висит в воздухе, точно туман? – Он отвел руку со снежным компрессом от лица и нетерпеливо наклонился вперед.
У него на носу повисла последняя капелька крови. Я указал на нее, и он небрежно стер ее испачканным рукавом.
– Нет, я ничего такого не ощущаю. На самом деле… Эда и Эль! Как я сразу не догадался? Я не видел его, когда часовой закричал, и только после того, как он указал в его сторону, мне показалось, что я заметил тень. Я не ощущал его присутствия при помощи Уита. Ни в малейшей степени. Он пуст, как «перекованный»… Да он и есть «перекованный»! Из чего следует, что предсказать его поведение невозможно.
Меня охватила дрожь, хотя в шатре было тепло. Прошло много лет с тех пор, как я имел дело с «перекованными», но ужасные воспоминания не померкли. Тогда я был еще учеником Чейда и получил от него задание прикончить как можно больше «перекованных», любыми способами. До сих пор воспоминания об убитых жителях Шести Герцогств преследуют меня, несмотря на то, что я знал: другого выхода попросту не было. «Перекованные» переставали быть людьми, и ничто не могло их спасти.
– «Перекованный»? Конечно же нет! – Удивленное восклицание Шута заставило меня вернуться в настоящее. Он покачал головой. – Нет, Фитц, он не «перекованный». Как раз наоборот – если такое возможно. Я ощутил в нем тяжесть сотен жизней, силу дюжины героев. Он… изменяет судьбу. Во многом он такой же, как ты.
– Я не понимаю, – с тревогой сказал я.
Я всегда ненавидел, когда он так говорил. А Шут получал от этого удовольствие.
Он наклонился вперед, и глаза его заблестели. Между тем закипела вода, и Шут перелил ее в чашку и миску. Я ощутил аромат имбиря и корицы.
– Каждое мгновение полно возможностями выбора. К этому так привыкаешь, что порой даже я забываю остановиться и напомнить себе: мы совершаем выбор даже тогда, когда кажется, будто ничего не происходит. Каждый вдох – выбор. Но порой мне напоминают об этом насильственно, я встречаю человека, настолько обремененного различными возможностями, что само его существование сотрясает реальность. Ты до сих пор остаешься таким человеком. Я не перестаю поражаться, что ты вообще существуешь, поскольку это почти невозможно. Мне удалось увидеть всего несколько вариантов судьбы, в которых ты вообще есть. В большинстве из них ты умер ребенком. В других… ну, нет нужды рассказывать тебе о смерти.
Сколько раз тебе удавалось избежать смертельной опасности, когда это казалось невозможным? Поверь мне, Фитц, что во временах, параллельных нашему, ты всякий раз умирал. И все же ты здесь, ты все еще жив, ты со мной, ты бросаешь вызов всем вероятностям одним фактом своего существования. И каждый твой вздох изменяет время. Ты подобен клину, вбитому в сухое дерево. С каждым биением твоего сердца ты наносишь удар по тому, что может произойти, и по мере твоего движения вперед будущее трещит, возникают сотни, тысячи новых возможностей, каждая из которых разветвляется на сотни и тысячи вариантов.
Шут замолчал, чтобы перевести дыхание. Заметив недовольство на моем лице, он расхохотался.
– Ладно. Нравится тебе это или нет, но так и есть, мой Изменяющий. Сегодня Черный Человек вызвал во мне такие же ощущения! Вокруг него мерцало столько различных возможностей, что я едва мог его разглядеть. Он еще менее вероятен, чем ты! – Шут вытащил из рукава черный платок и тщательно стер следы крови с лица и рук. Тщательно сложив платок испачканной стороной внутрь, он засунул его обратно в рукав. Потом он откинулся на подушки, и его взгляд уперся в потолок шатра. – Но я даже не представляю, кем он может быть. Я никогда не видел его прежде. Что это значит? Неужели наше появление здесь сделало его влияние на будущее возможным?
Он протянул мне миску, над которой поднимался пар.
– Извини, но я захватил с собой только одну чашку. Ну, ты понимаешь. Путешествую налегке.
Я с благодарностью принял миску, приятно согревшую мои ладони. И я вдруг вспомнил, что в Шести Герцогствах сейчас лето. Впрочем, здесь, на Внешних островах, среди ледников, лето бессильно. Шут взял в руки чашку, огляделся и слегка нахмурился.
– Похоже, ты взял мой мед? Он придает особый вкус имбирю, да и чай становится куда вкуснее.
– Извини. Я оставил его в моей палатке… нет, не совсем так. Я положил его прошлой ночью возле костра, а утром он исчез. – Я замолчал, мне вдруг показалось, что я слышу, как поворачивается ключ в замке. – Или его кто-то забрал. Шут, воины Хетгарда оставили свои дары Черному Человеку, среди них был и мед. Однако он их не взял. А твой мед утром исчез.
– Ты думаешь, он взял мой мед? И Черный Человек решил, что это дар, оставленный тобой?
Его волнение показалось мне чрезмерным. Я сделал глоток приготовленного им чая, и имбирь сразу согрел меня. Я почувствовал, как тепло распространяется по моему телу.
– Гораздо вероятнее, что мед взял кто-то из наших спутников, – возразил я. – Ну как мог чужак незаметно пробраться между палаток?
– Ты же сам сказал, что Черный Человек остается невидимым для твоего Уита. Значит, и остальные не ощутили его присутствия. Я почти уверен, что мед взял именно он. Тем самым он связал свою судьбу с нашей. Понимаешь, теперь мы связаны, Фитц.
Он сделал большой глоток из чашки и зажмурился от удовольствия. Когда Шут поставил чашку, она оказалась почти пустой. Протянув руку, он взял желтое одеяло, которое казалось таким же невесомым, как материал его шатра, и накинул его на плечи. Потом сбросил сапоги и подобрал ноги под себя.
– Мед связывает Черного Человека и нас. Полагаю, это очень важно. Неужели ты не понимаешь, что это может изменить исход нашей миссии? В особенности если я расскажу, что Черный Человек принял наш дар.
Я быстро обдумал возникающие возможности. Привлечет ли такое заявление воинов Хетгарда на сторону Шута? Или вызовет отчуждение со стороны Пиоттра и нарчески? И в каком положении окажусь я? А как отнесется к новому повороту Чейд? Ответы на эти вопросы меня не порадовали.
– Это приведет к еще большему размежеванию нашего отряда.
Шут поднял чашку и допил остатки чая.
– Нет. Просто разногласия станут ясными для всех. – Он почти с жалостью посмотрел на меня. – Это важнейшее дело всей моей жизни, Фитц. И я не могу отказаться от преимущества, которое подбрасывает мне судьба. Если мне суждено умереть на этом далеком и холодом острове, то дай мне принять смерть, зная, что цель моей жизни достигнута.
Я выпил свой чай и поставил миску рядом с чашкой.
– Я не собираюсь сидеть здесь и слушать эту… чепуху, – твердо сказал я. – Я в нее не верю.
Однако я солгал. И все внутри у меня сжалось от страха, никогда еще я не испытывал такого ужаса.
– Неужели ты думаешь, что если не станешь во что-то верить, то оно и не случится? Вот это-то как раз и есть чепуха, Фитц. Прими реальность такой, какая она есть, и давай постараемся извлечь все, что возможно, из оставшегося у нас времени.
Голос Шута звучал с таким ужасающим спокойствием, что мне захотелось его ударить. Если его действительно поджидает смерть, он не должен относиться к ней так покорно. Он должен сражаться, мне придется заставить его сражаться.
Я набрал в грудь побольше воздуха.
– Нет. Я не верю в это, и я не смирюсь. – Тут мне в голову пришла новая
