Я видел, что он говорит совершенно серьезно.
– Меня это тоже пугает. То есть я знаю, что должен опасаться последствий, но сейчас я не могу ни на чем сосредоточиться. Меня переполняет множество разных мыслей. Как высушить одежду к завтрашнему дню, а еще я должен сделать доклад Чейду, однако я не знаю, стоит ли мне ходить по лагерю в таком одеянии. Я оставил в палатке Дьютифула свой мешок с сухими вещами. Вещи Олуха тоже там лежат. Но это хорошо, потому что Олуху они понадобятся.
– Помолчи, – взмолился Шут, прервав мою болтовню. – Пожалуйста, помолчи, дай мне собраться с мыслями. В прошлом эльфовская кора лишь ослабляла твой Скилл, но потом это проходило. Можем ли мы рассчитывать, что Скилл к тебе вернется?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Не думаю, что мы можем судить о происходящем со мной сейчас по прошлому действию эльфовской коры. Я сказал тебе, что Олух лишь чудом не съел кусок торта?
– Нет, не сказал. – Шут говорил медленно, словно я был слегка не в себе, – впрочем, тут он был прав. – Ты можешь кое-что для меня сделать? Оставь в покое свои волосы и рот. Сложи руки на коленях и расскажи обо всем, что произошло с тобой сегодня. Весь день, с самого утра, пожалуйста.
Только теперь, когда Шут упомянул об этом, я сообразил, что дергаю себя за нижнюю губу. Положив руки на колени, я попытался доложить о событиях прошедшего дня, словно передо мной был Чейд. По мере того как я рассказывал, Шут все больше мрачнел, и я понял, что мои слова обрушиваются на него, точно град, что моя речь становится бессвязной и обрывки эпизодов наслаиваются друг на друга. Вскоре я вновь вскочил и принялся расхаживать по шатру. Мне никак не удавалось справиться с возбуждением. Неожиданно меня посетило озарение.
– Вот! – воскликнул я, подходя к Шуту и протягивая обнаженное запястье. – Давай проверим, действительно ли Скилл полностью меня покинул. Прикоснись ко мне. Попытайся войти со мной в контакт при помощи Скилла, как ты делал когда-то.
Он пораженно посмотрел на меня. Потом на его лице появилась болезненная недоверчивая улыбка.
– Ты просишь меня это сделать?
– Конечно. Да. Давай выясним, насколько это серьезно. Если ты сможешь со мной связаться, значит, Скилл ко мне вернется, когда действие этой дряни закончится. Попробуй. – Я сел рядом с ним и положил руку ему на колени ладонью вверх.
Шут посмотрел на следы своих пальцев, оставшихся на моем запястье, а потом косо взглянул мне в лицо.
– Нет. – Он отодвинулся от меня. – Сегодня ты не отдаешь себе отчета в собственных действиях, Фитц. Ты никогда бы не согласился на это, если бы находился в нормальном состоянии. Нет.
– Чего ты боишься? – вызывающе спросил я. – Давай, что мы теряем?
– Уважение друг к другу. Сейчас ты и сам не понимаешь, что делаешь, – будто ты вдребезги пьян. Нет, Фитц, перестань меня уговаривать.
– Не беспокойся. Завтра я не забуду, что сам тебе предложил. Я должен знать, жив ли мой Скилл! – В каких-то далеких уголках моей души я ощущал тревогу.
Мне хотелось остановиться и подумать, но возбуждение не позволяло. Сделай это сейчас, сделай хоть что-нибудь. Желание что-то предпринять было таким сильным, что я не мог ему противиться.
Я протянул руку и сжал тонкую кисть Шута. Он снял перчатки и даже не пытался сопротивляться. Словно складывая деревянную головоломку, я приложил его руку к своему запястью. Прохладные кончики пальцев легли на оставленные ими прежде следы. Я ждал. И ничего не чувствовал. Потом я вопросительно посмотрел на Шута.
Он закрыл глаза. Через мгновение его глаза открылись. Они были золотыми, и в них плескалось отчаяние.
– Ничего. Я ощущаю лишь тепло твоего запястья под своими пальцами. Я пытаюсь пробиться к тебе, но тебя нигде нет. И больше ничего.
Мое сердце мучительно забилось в груди. Я тут же попытался отбросить то, что сейчас узнал.
– Ладно. Это еще ничего не доказывает. Ничего. Завтра я могу проснуться, и Скилл ко мне вернется.
– Или нет, – спокойно предположил Шут, глядя мне в лицо. Его пальцы все еще сжимали мою кисть. – Возможно, мы больше никогда не сможем войти в контакт таким способом.
– Или нет, – согласился я. – Возможно, завтра я проснусь таким же одиноким и глухим, как сейчас. Возможно. – Я встал, высвободив руку из его пальцев. – Ладно. Сейчас бесполезно об этом говорить, верно? Как и о том, высохнет ли моя одежда к завтрашнему дню. То, что должно произойти, обязательно произойдет. – Я помолчал, размышляя о том, не пора ли мне замолчать, но вопрос сам сорвался с моих губ. – Как ты думаешь, Пиоттр сделал это со мной нарочно? Знал ли он, что эльфовская кора может уничтожить Скилл? И откуда он узнал, что я владею магией Скилла? И если он хочет помочь принцу убить дракона, зачем он вывел из строя меня? Если только он действительно хочет
Шута явно смутил поток моих вопросов.
– Ты можешь немного помолчать, Фитц? – серьезно спросил он, и после некоторых размышлений я покачал головой.
– Боюсь, что нет. – Я нетерпеливо расхаживал по шатру. Неожиданно на меня накатило отчаяние. Мне никак не удавалось найти положение, в котором я бы чувствовал себя удобно. Я с радостью лег бы спать, но не знал, как избавиться от бурлящей во мне энергии. Мне вдруг захотелось уйти куда-нибудь подальше, чтобы все оставили меня в покое. Я закрыл лицо руками.
– Всю свою жизнь я все делал неправильно.
– Нам предстоит долгая ночь, – печально сказал Шут.
XVII
АЙСФИР
Вот история о том, что произошло с Яасал Тюленьи Сапоги и драконом Айсфиром в те годы, когда Визал была Великой Матерью их материнского дома. Визал невзлюбила молодого мужчину, которого Яасал привела в дом, и на то имелось три причины: у него были кривые ноги и впалая грудь, а всем известно, что эти черты передаются детям, и Визал не хотела, чтобы ее материнский дом наполнился кривоногими, хилыми существами. У него были рыжие волосы, и Визал не хотела, чтобы у ее потомков были такие же. И всякий раз, когда весна приходила на острова и на ветках ивы появлялись крошечные пушистые почки, мужчина начинал чихать, плакать и кашлять и не мог участвовать в весенних работах. Поэтому, когда Яасал однажды летом отправилась собирать ягоды на склонах холма, Визал приказала женщинам приготовить комья земли и мелкие камушки, способные причинить боль, но не нанести серьезных ран, чтобы прогнать мужчину Яасал. И ее сестры, мать и тетки охотно это проделали, поскольку им не нравилась его самодовольная улыбка, которая появлялась на его губах, когда Яасал отсутствовала.
Когда Яасал вернулась и узнала, что ее мужчина сбежал, она разрыдалась и принялась ругаться, а потом поклялась, что отправится к дракону, чтобы попросить его о мести. Всем известно, что это ужасный грех против материнского дома, однако Яасал так разгневалась, что не хотела слушать никаких доводов разума и отказалась принять крепкого молодого воина с темными волосами, которого ей предложили вместо ее бледного, тощего юнца. И она поплыла на Аслевджал, дождалась прилива и отправилась в самые глубины ледника, чтобы просить дракона о жестокой мести.
Глубоко под ледяными шапками острова она причалила свою лодку на илистом берегу. Яасал высоко подняла над головой факел, но не стала любоваться красотами голубого льда склепа Айсфира. Вместо этого она сразу же отправилась в путь по извилистым голубым туннелям, где
