просто темные махинаторы. Но смысл «дела Мясоедова» заключался в том, что оно, имея конечной целью удар по военному министру ген. В. А. Сухомлинову — личному врагу великого князя Николая Николаевича, было широко разрекламировано на всю страну. В данном контексте неважно, был ли виновен Мясоедов настолько, чтобы быть повешенным. Главное — военное министерство было обвинено Ставкой в неподготовленности Российской империи к войне.
Тот же факт, что неумелое руководство военными действиями со стороны Ставки и великого князя Николая Николаевича лично эту неготовность усугубило до критической величины баланса на краю пропасти, остался недоступным для солдат и офицеров, а также всего населения страны. Разве это военный министр умудрился катастрофически проиграть заблаговременно подготовленную до войны Восточно-Прусскую операцию при исходном превосходстве в силах? Что же тогда делал Верховный главнокомандующий — преспокойно почивал в штабном вагоне? А ведь в начале войны русская Действующая армия имела все, потребное для сражения: и прекрасно подготовленных людей, и винтовки, и патроны. Как же можно было потерять четверть миллиона солдат и офицеров за три недели в наступательной операции? Это надо уметь — вот великий князь Николай Николаевич и сумел.
В данном конкретном случае арест Мясоедова помог объяснить новое тяжелое поражение — разгром русской 10-й армии в Августовской оборонительной операции января-февраля 1915 года, так как именно в штабе 10-й армии работал С. Н. Мясоедов. Действительный виновник поражения — главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н. В. Рузский поспешил санкционировать арест Мясоедова. Главным же организатором судилища выступил ближайший помощник генерала Рузского — ген. М. Д. Бонч-Бруевич, родной брат соратника В. И. Ленина, его личного секретаря и канонического биографа, В. Д. Бонч-Бруевича. Того самого Бонч-Бруевича, что в марте 1917 года первым опубликует Приказ № 1, разваливший российские Вооруженные силы. Брат-генерал в СССР опубликует мемуары под характерным названием «Вся власть Советам!». Можно ли поразиться тому, что этот человек сделает все, потребное для дискредитации царского режима?
Итак, вся информация о поразившей Вооруженные силы «измене» шла сверху. Поэтому в «низах» «дело Мясоедова» приобретало порой совсем уже невероятную окраску, раздуваемую дикими слухами. Отступавшие войска с удовольствием муссировали слухи, так как не могли найти иного оправдания своим поражениям. Личность великого князя была чрезвычайно популярна в войсках,[370] и обвинить его в неудачах, что было бы естественно, не желали. Так, участник войны (младший офицер) передает следующие слухи, которые витали вокруг истории с полковником Мясоедовым: якобы предательство С. Н. Мясоедова раскрыл специально для этого присланный из Франции генерал По (глава французской военной миссии в России), а саму шпионскую организацию вскрыли японцы и через генерала По довели до сведения русских. Участие в шпиономании союзников, как это воспринималось в низах Действующей армии, вообще весьма характерно. Спустя полтора года именно союзники (в данном случае — англичане) будут реально стоять за подготовкой убийства Г. Е. Распутина — человека, который последовательно настаивал на выходе России из войны, ведшейся за интересы Англии, но не России. Называлась и сумма предательства Мясоедова — 100 000 000 марок.[371] Ясное дело, чем невероятнее цифра «Иудиных денег», тем ей больше доверия.
И дело даже не в том, что хватали, в основном, невиновных, во время войны это обычное явление, корень проблемы состоял в гласном раздувании поиска «шпионов», что самым негативным образом влияло на настроения на фронте и в тылу. Это все равно, если бы в 1941 году на весь Советский Союз и на весь мир непрестанно кричали о поимке «предателей» и «шпионов» — генералов Павлова, Климовских, Рычагова и многих прочих, несправедливо обвиненных накануне Великой Отечественной войны и в ее начале военачальников. Каковы бы тогда были настроения тыла, и отступавших под ударами гитлеровцев солдат и офицеров Красной Армии? Войскам объявили о «стрелочниках», генералитет получил пример наказания за неумение, дабы всегда помнить о собственной ответственности, этим дело и ограничилось.
О Первой мировой войне один из главных виновников падения монархии и, следовательно, всей старой России, лидер кадетской партии П. Н. Милюков в эмиграции сам писал, что «дело Мясоедова» подтвердило «измену» в Вооруженных силах. Ясно, что себя самого, сделавшего все, чтобы объективным ходом революционного процесса к власти в России пришли большевики, П. Н. Милюков в «измене» не обвинял. Хотя полковник Мясоедов, чья вина так и не была доказана, в отличие от Милюкова, не клеветал на руководителей страны, не вел закулисных переговоров с союзниками о подготовке государственного переворота в своем воюющем Отечестве, не готовил смену патриархальной монархии на господство олигархического капитала. У. Фуллер дает прекрасную характеристику произошедшему: «поведение некоторых политиков, как либеральных, так и консервативных, а также кое-кого из генералитета в деле Мясоедова — Сухомлинова в нравственном смысле оказалось столь чудовищным, что невозможно не содрогнуться. Принести в жертву политической целесообразности жизнь невинного человека — это подлость. Но еще большая подлость — разбить его семью, обесчестить страдальца и самое имя его смешать с грязью». Стоит ли удивляться, что если о подготовке убийства Г. Е. Распутина осенью 1916 года знали многие думцы, то открыто намекнуть на преступление с думской трибуны не постеснялся именно П. Н. Милюков? Какое же наказание понесли фактические соучастники убийства, если минимумом отделались непосредственные убийцы? Или личность жертвы сама по себе — это уже оправдание унизительной уголовщины?
Помимо прочего, распространение информации о чуть ли не глобальной шпионской сети в России имело и внешнеполитическую устремленность. Русская Ставка могла козырять этим доводом перед союзниками по коалиции, оправдываясь в собственных неудачах. Действительно — кто же еще виновен в поражениях, если не наводнившие страну шпионы? Тупоголовость самого Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, абсолютная бездарность его начальника Штаба ген. Н. Н. Янушкевича и упрямая бесталанность генерал-квартирмейстера Ставки ген. Ю. Н. Данилова оказывались как бы вовсе и ни при чем. Это — очень удобная позиция: неудача за неудачей, а ты остаешься героем и талантливым полководцем в восприятии широких масс фронта и тыла. Те же, кто понимает истинную суть проблемы, помалкивают, чтобы не оказаться самим «записанными в шпионы». Ведь Мясоедов-то носил не «немецкую» фамилию, а самую что ни на есть русскую.
В 1915 году поощряемые офицерским корпусом слухи о шпионах лишь ширились. Характерно, что какие-либо простые офицеры никак не могли стать истинными «козлами отпущения». Поэтому оправдание поражениям и неудачам искалось в деятельности отдельных генералов. Пример солдатского письма из армии: «Сообщу вам слух, который здесь передается, как факт, о коменданте Ивангорода. Будто он песком начинил мины и такими минами заградил проход к Иван-городу… пушки заряжались холостыми зарядами… {великий князь Николай Николаевич} приехал, проверил, сорвал погоны с коменданта и велел его повесить. Офицеры по предписанию начальства, передают обо всем этом солдатам». [372] Комендант крепости Иван-город ген. А.В. фон Шварц был тем человеком, благодаря которому крепость в 1914 году была вообще удержана. Теперь же именно Иван-город, восстановленный из ничего (перед войной крепость находилась в «заброшенном состоянии»), являлся наиболее сильной русской крепостью в Польше. И очень показательно упоминание о том, что слухи распространялись именно офицерами.
Для масштаба Великого Отступления требуются соответствующие данному масштабу фигуры. Заодно можно свести личные счеты. Великий князь Николай Николаевич выбрал человека, которому протежировал военный министр ген. В. А. Сухомлинов, причем прошлое полковника Мясоедова также было не без греха: еще в 1913 году он отставлялся от службы в дисциплинарном порядке и был восстановлен только после личного вмешательства генерала Сухомлинова.
Таким образом, Верховный главнокомандующий, не стеснявшийся проливать русскую кровь за чужие интересы, а также не задумывавшийся о цене побед и поражений, вследствие собственного военно- стратегического неумения поспешил свалить свои грехи на военного министра ген. В. А. Сухомлинова. При этом великого князя Николая Николаевича в этом вопросе активно поддержала либеральная оппозиция, которую генерал Сухомлинов всегда третировал, а теперь, с началом войны не спешил давать буржуазии военные заказы. А ведь военные заказы — это громадные деньги.
Бесспорно, вина военного министра в неудачном положении дел на фронте также была велика: заверяя императора в 1914 году в готовности Российской империи к войне, он явно преувеличивал эту готовность, вольно или невольно дезинформируя политическое руководство государства. После начала
