тому времени я уже давно буду пылать в адском огне в компании своих наставников… Но и там мысли о том, как он заживо гниет от быстротечной проказы, о его муках и ужасе будут согревать меня, принося радость в мою черную душу. Какое отчаяние испытает он, вспоминая о своих больных детях, думая об их судьбе после его смерти, не имея возможности не только помочь им, но даже обнять, увидеть, кроме как на экране или фотографии…
Еще бы! Новый штамм превратит и без того ужасную болезнь в идеальное орудие моей мести. Такой заботливый отец, как он, просто не решится пугать детей своим заживо гниющим телом. И, уходя в могилу, на пороге смерти он узнает, что и кто послужил причиной его несчастий. Умирающие очень чувствительны к подобным вещам. Мне ли этого не знать… Ведь я сейчас тоже умираю.
Луч пятый. Источник и проводник силы, которую этот ритуал требует просто в невероятных количествах. Луч темно-алый, цвета моей крови, боли и ненависти, что струится по нему к центру звезды, превращаясь в энергию, питающую весь ритуал. Силы на подобное воздействие, на сокрушение судеб и жизней шести людей, которым богами было назначено жить долго и счастливо, наслаждаясь богатством и удачей, и которые теперь теряют все, включая и сами свои жизни, требуется много. Очень много. Куда больше, чем может дать смерть одного переполненного ненавистью калеки.
Но не больше, чем может дать мучительная смерть! Добровольные муки на весах тьмы и света стоят дорого. Очень дорого. Кусунгобу, японский кинжал для вспарывания живота воткнут в пол, а на вершине луча силы, последнего, замыкающего луча Кровавой Звезды сижу я. Больной сумасшедший калека двадцати восьми лет от роду, потерявший все по вине проклятого убийцы и своей кровью и муками оплачивающий его скорые потери.
Осталось недолго… Совсем недолго. Пламя и сияние звезды уже поднялось над моей головой, еще немного, и благословенная тьма перехлестнет стержень боли, и тогда можно будет наконец-то расслабиться. Интересно, смогу ли я увидеть своих? Тех, за кого мне все же удалось отомстить!
Яростно вспыхнул начерченный на полу огромной трехкомнатной квартиры магический рисунок. Вспыхнул и угас, начав выполнять волю своего создателя. Сидящая на одном из его лучей в шикарном инвалидном кресле уродливая фигура торжествующе выпрямилась, грозя кулаком куда-то в сторону неба и совершенно не заботясь о хлещущей из глубоко распоротого живота крови. Выпрямилась и обмякла, осев мертвым, внушающим непроизвольное отвращение комком покореженной плоти.
Душа мстителя покинула ее, чтобы отправиться в дальнюю, очень дальнюю дорогу…
Основа мироздания
Скучно. Глухо. Пусто. Я стою на покрытом осенним лесом обрыве, глядя на окружающую меня красоту. Наверно, красоту. По крайней мере, раньше я вроде любил все это. Осень расцветила укрывающий горы лес золотом и багрянцем, солнце освещает струящуюся далеко под моими ногами голубую змею реки, а с другой стороны скалы, на вершине которой я нахожусь, слышится неумолчный рокот прибоя. Какая банальность!
Интересно, а если прыгнуть вниз, смогу ли я попасть точно в реку? Слегка наклонившись над пропастью, я тщательно оцениваю траекторию возможного полета. Вряд ли удастся. Скорее всего, просто упаду на камни осыпи… Хотя, если оттолкнуться посильнее… может, и получится. Да… А если разбежаться? Размер выступа вроде позволяет.
Вот любопытно. Раньше я, кажется, боялся высоты. По крайней мере, несмотря на свою любовь к горам и природе, вряд ли смог бы вот так, наклонившись, рассматривать расстилающуюся под ногами почти километровую пропасть. А сейчас просто скучно…
— Дэн, не надо! Пожалуйста! — Изящная, но крепкая рука осторожно берет меня за пояс, стараясь оттащить от пропасти. О, вот и Эльга. Что-то в этот раз она подзадержалась.
Красивое, чуть удлиненное одухотворенное лицо, словно вышедшее из-под резца талантливого скульптора эпохи Возрождения. Печальные синие глаза исполнены тревогой. Длинные черные волосы бьются на ветру, и каждое движение прекрасной девушки выражает любовь и сожаление. Когда-то я любил ее. Это я помню хорошо.
— Пшла вон!
К сожалению, оскорбление не сработало, и она не исчезла. Жаль. Раньше помогало. Сейчас вновь придется выслушивать все те же скучные мольбы о любви, прощении и важности жизни. А самое смешное, что на этот раз я вовсе и не собирался прыгать. Так… Просто прикидывал. Разве что мог равновесие потерять, край тут не самый устойчивый. Но это была бы случайность.
— Дэн, я понимаю… Но прошу тебя, не надо! Верни себя! Ты сможешь, надо только стараться!
Ну вот, о чем я говорил.
— Дэн!!! — Она умоляюще смотрит мне в глаза, и слезы текут по ее лицу. Талантливый человек талантлив во всем. Эльга талантлива. В том числе и как актриса.
Ведь можно излечиться! Отданное не вернешь, но можно создать новое! Нужно только захотеть! Ты сможешь. Я помогу тебе, я все сделаю! Пожалуйста, Дэн!
Ложь. Красивая смесь полуправды и откровенной лжи. И, зло ухмыльнувшись, я поправляю ее, приводя произнесенные Эльгой красивые слова в соответствие с правдой жизни:
— Не отданное, а отобранное. Это во-первых.
Я делаю совсем крошечную паузу.
— Вернуть можно.
В доказательство я выпускаю небольшую частичку заполняющей меня серой и скучной пустоты наружу и провожу окруженной ею, словно перчаткой, ладонью перед лицом девушки. Жалобный стон соприкоснувшегося с пустотой воздуха и перепуганные глаза отшатнувшейся Эльги ясно показали, что демонстрация удалась.
— Это во-вторых. — Я втягиваю пустоту назад и отворачиваюсь от дрожащей созидательницы. — А в-третьих, — не глядя на нее, продолжаю я, — возродить можно, только если есть хоть что-то. От пней, оставшихся на месте срубленного леса, могут пойти побеги, и через некоторое время на вырубке вырастет новый лес. Но если те же деревья вырвать с корнем… — Я не стал продолжать аналогию.
Эльга плачет. После происшедшего она вообще много плачет. Интересно, она надеется, что этот поток слез хоть что-то изменит? Если да, то это глупо. Хотя она отнюдь не дура. Если так, то зачем она это делает? Непонятно. Я опять ощущаю легкое любопытство. Это приятно.
— Зачем ты ревешь? — спешу удовлетворить я возникший интерес.
Вместо ответа доносятся лишь всхлипывания. Я хочу вновь повернуться к заинтересовавшей меня своим поведением девушке, но правая нога оскальзывается на неровном крае пропасти, и вместо разворота я начинаю падать вниз. Раздается крик ужаса. Не мой. Страх и чувство самосохранения, как и почти все остальные чувства, с некоторых пор у меня отсутствуют. Это кричит Эльга.
До небольшой каменистой осыпи у подножия скалы я долететь не успел. Воздух уплотнился, превращаясь в мягкие невидимые сети, и аккуратно, но непреклонно потащил меня назад. Вскоре я стоял на том же месте, откуда начал свой короткий полет. Почти на том же. Сейчас край пропасти был огражден высокой, прочной и, как и все остальные творения Эльги, очень изящной хрустальной оградой.
— Дэн… — Задушенно всхлипнув, созидательница пытается меня обнять. — Ты же мог погибнуть.
Я молча пережидаю всплеск ее эмоций. Можно было бы отстраниться, но, как показывает опыт, прикасаясь ко мне, она быстрее приходит в себя. Так что я просто жду, когда она сможет ответить на мой вопрос.
— Дэн, прошу тебя! Не делай так больше! Ведь когда-нибудь я могу и не успеть!
Похоже, пережитый ужас отразился на ее мышлении. Иначе с чего бы подобные речи? Она великолепно знает, что мне нет до этого дела. Успеет она или нет — какая разница? Для меня — никакой. А все остальное меня не волнует тем более.
— Я люблю тебя, Дэн.
Наконец она отстраняется и вытирает слезы. Мгновение — и она вновь прекрасна и обворожительна.
