Никаких припухлостей вокруг глаз, никакой красноты на лице и размазанной косметики. Да, собственно, и не пользуется она косметикой. Зачем созидательнице, способной легко изменить что угодно, включая и собственное тело, какая-то косметика?
— Я знаю, ты мне не веришь, — продолжает она изрядно надоевшую за множество повторений речь. — Это твое право. Но пойми, я не могла по-другому! Не сумела удержаться. Смотри, каким прекрасным зато получился этот мир. — Поймав мой равнодушный взгляд, она вздохнула и поправилась: — Прости. Ты не можешь. Но постарайся оценить хоть логически — логика ведь у тебя осталась, — как все соразмерно и правильно. Люди добры и благородны, эльфы прекрасны и изящны, гномы трудолюбивы и упорны. Наш мир идеален!
— Идеален, — согласился я. Глупо спорить с правдой. И добавил: — А твоим словам о любви я, разумеется, не верю. Насчет веры — это к зелотам. Она, кажется, досталась именно им. Меня тогда колесовали. А, нет, колесование было перед этим, у дриад. Им отошли жалость и милосердие. А зелоты меня всего лишь сожгли. Да, точно помню, вера — это огонь. А насчет любви, то опять-таки ты знаешь, где ее искать. Живучая вещь любовь — три дня мучился… Да, помню-помню…
Эльга вздрогнула и закрыла лицо руками, не в силах ничего ответить на справедливое обвинение. Я с любопытством следил за ее реакцией. Каждый раз, когда она, забывшись, упоминает о том, чего я лишился по ее вине, я старательно напоминаю ей об этом. Не из злобы — с этим чувством у меня тоже напряженно (орки хоть и не пожадничали — всего лишь вспоротый живот, так что кое-какие остатки мне сохранить удалось), — однако ее не так уж и много, чтобы простая оговорка могла разбудить ее. Так что… всего лишь любопытство. Уж больно интересно она на подобное реагирует, никогда не удается в точности предсказать ее действия.
Вот и сейчас. Вздрогнув, она с болью посмотрела на меня. А потом с решимостью отчаяния шагнула вперед:
— Ты хочешь отомстить? Да, я виновна, да! Моя жадность, мое стремление к совершенству! Когда я начала создавать свой мир, то мне захотелось идеала! Сейчас я понимаю, как была глупа… Мне хотелось, чтобы этот мир был прекрасен и совершенен, чтобы он был абсолютом счастья, и я сделала его таким! Он совершенен! Да, тогда я поступила подло по меркам людей, обманув влюбленного в меня мальчишку, чтобы получить необходимые для этого ресурсы. Я отдала этому миру все, что могла, а то, чего не могла, взяла у тебя. Да, я брала не глядя и не думая о последствиях… Тогда я думала, что когда закончу создание, то смогу возродить все что угодно! Чувствовала себя всемогущей и всевластной, была опьянена возможностями… Это моя вина. Так отомсти! Отомсти мне! Убей меня, ты это можешь! Убей и успокойся. Позволь существовать этому миру, позволь ему жить! Ты не веришь мне, что я люблю тебя, но это так! Если не моя жизнь, так, может быть, хоть моя смерть заставит тебя поверить и пробудит твою душу?
— Убить?
Я вновь призвал пустоту. Единственное оружие, которое может убить демиурга. Точнее, конечно, не оружие. Будь это оружием, хоть каким сложным и могущественным, я давным-давно был бы мертв. Ну или нейтрализован каким-нибудь иным способом. У Эльги вполне хватает могущественных родственников, которые, несомненно, не пожалели бы сил, чтобы избавить любимую дочку-внучку-племянницу от опасных для нее последствий «небольшой ошибки». Точнее, даже не ошибки, а неуместного рвения.
Однако пустота вовсе не была оружием. Она просто была. Возникнув в моей душе на месте вырванных с корнем и использованных для строительства этого мира чувств, она самим своим существованием заставляла относиться к требованиям «ничтожного человека» с максимальным уважением и осторожностью.
Собственно, явление, которое я называю пустотой, было известно демиургам и раньше и имело длинное, непроизносимое для человеческого горла название. Впрочем, какая разница, как называть. Пустота она и есть пустота. Она возникает каждый раз, когда демиург, увлекшись и позабыв об осторожности, возьмет у человека больше «строительного материала», чем остается самому донору.
При чем здесь человек? А тут все просто. Создатели миров, демиурги, отнюдь не всемогущи. Точнее, в пределах своего уже созданного мира они действительно почти всесильны. Но это если мир уже создан. Однако в том-то и состоит проблема. Мир без чувств мертв. А отдать собственные чувства невозможно. Точнее, возможно, но это смерть для создающего. Полная, окончательная смерть. Демиург, создающий мир в одиночку, просто растворяется в нем, отдав самого себя. Не могут они создавать миры и объединившись. Впускать кого бы то ни было в свою душу? Позволить кому-то отрезать кусочки своих чувств ради создания его мира? Надолго стать бесчувственным калекой, лишившись возможности создания своего мира, своего единственного шанса на вечность?
Каждый демиург может создать лишь один-единственный мир. Это их цель, их судьба, и даже ради самого родного, самого близкого, самого любимого отказаться от этого они не могут. И потому подобное самопожертвование не для них. Да и, если допустить невозможное, слишком блеклы, слишком слабы их чувства, чтобы, даже вычерпав душу напарника до самого донышка, кому-нибудь удалось построить хороший, качественный, живой мир.
И потому они используют другой путь. И служат им для этой цели смертные. Особенно люди. Почему-то именно у нас наиболее ярки и сильны так необходимые демиургам эмоции. Как это выглядит? Все очень просто. Когда тебе всего семнадцать, в твоей душе бушует буря эмоций и мечтаний, влюбленность в прекрасную как мечта девушку — это естественно. Влюбленность легко перерастает в любовь, ведь быть идеалом для подростка совсем нетрудно, особенно если его мысли для тебя — открытая книга. А уж новость о том, что твоя любовь не человек, и подкрепленный парой-тройкой небольших чудес рассказ об истинной природе твоей возлюбленной способны и вовсе «сорвать крышу» у впечатлительного, зачитывающегося книгами в жанре фэнтези юноши.
Так что предложение помочь в создании нового мира, мира, где ты будешь одним из двух его владельцев и создателей, где твое могущество будет ограничено одной лишь твоей фантазией, мира, где ты будешь вечно править вместе с той, в которую без памяти влюблен, — такое предложение просто не может встретить отказ. А «честное» предупреждение о том, что подобное строительство отнюдь не безболезненно и что «вдыхать жизнь» в этот мир ты будешь собственными чувствами, собственной любовью, — такие предупреждения от веку оставлялись влюбленными без должного внимания. Зря, между прочим. Очень зря.
Самое смешное, что Эльга не солгала ни в едином слове. Все обещанное я и впрямь получил в самом полном объеме. Вот только недоговоренность… Она хуже, много хуже самого подлого и жестокого обмана.
Мир? Мир — вот он. Я и впрямь один из двух его богов — именно так называют демиурга и его помощника после того, как мир сотворен. Кажется, кто-то из жителей мне даже поклоняется… По крайней мере, не так давно Эльга зачем-то показывала мне какую-то пышную церемонию с моими изображениями в главной роли.
Могущество, ограниченное только моей фантазией? Так и есть. Без вопросов. Уверен, Эльга будет просто счастлива выполнить любое мое пожелание, каким бы оно ни было. Это если даже не считать за могущество заполняющую меня пустоту, способную своим прикосновением уничтожить что и кого угодно. Вот только ни особых фантазий, ни желаний у меня теперь нет. То, что у меня от этих чувств осталось, легко выполнимо при помощи обычных человеческих сил.
Вечно править? Я уже устал отказываться от постоянно навязываемых Эльгой вечной юности и бессмертия. Правда, и тут она смогла выкрутиться. Я проживаю обычную человеческую жизнь. Но мое время течет с иной скоростью, нежели время обитателей этого мира.
Я не знаю, как она это сделала. Наверно, просто очередное чудо из тех, что доступны демиургам в созданных ими мирах. Не так давно это заинтересовало меня, пробив корку равнодушия, покрывшую сердце, и я даже попробовал разобраться. Для меня время течет обычно. Осень сменяет лето, затем наступает зима, затем начинается капель весны… Все как положено, и я не вижу подвоха. При желании я легко могу пообщаться с любым из населяющих наш мир разумных существ, и то время, пока мы общаемся, бежит для нас с одинаковой скоростью. Но за два прошедших здесь для меня года у наших созданий миновало уже двадцать тысяч лет.
Впрочем, неважно. Важна лишь причина, по которой меня не выбросили, как отработанный материал, по завершении строительства этого мира. Причина, по которой Эльга и ее сородичи старательно
