Намертво, – голос Удушьева был совершенно спокоен. – Потому и на свалке безвылазно ошиваюсь. У кого хочешь спроси. Только не подумай, что я перед тобой оправдываюсь.
– И ты не подумай, что меня обмануть можно. Я вашего брата насквозь вижу. И снисхождения ни к кому не имею – ни к людям, ни к котам. А если есть на тебе невинная кровь, лучше сам удавись. Что касается гоп-стопа, то я всякой мелочёвкой не интересуюсь. Порядочные люди ночью должны дома сидеть, а не лопатниками на улице трясти… Может, мы с тобой и поладим. Но сначала ты меня на старика выведешь.
– Место, где мы на него нарвались, покажу, – сказал Удушьев. – Ну а если он туда случайно забрёл?
– Старые люди от своего порога далеко не отходят. Это даже Пахом Вивианович тебе подтвердит… Там его берлога, тут двух мнений быть не может. Полагаю, что откладывать дело в долгий ящик не стоит. Прямо сейчас и отправимся. Тебе ведь, Филя, долго собираться не надо?
– Не надо. Всё моё – при мне, – он извлёк из кармана массивный никелированный кастет, которым, наверное, очень гордился.
– Вот и отлично! – Ваня хотел хлопнуть Удушьева по плечу, но достал только до локтя. – Поблагодарим хозяина за приют и в путь-дорожку.
– На посошок не желаете? – предложил Павианыч.
– Ни в коем случае! Сейчас от меня карамельками «Чупа-чупс» должно пахнуть, а не водярой…
Уже трясясь на заднем сиденье рейсового автобуса, Ваня спросил:
– А куда котлы подевались, которые вы со старика сняли?
– Той же ночью на траву у цыган сменял, – ответил Удушьев.
– Скурил, короче говоря… Какая-нибудь надпись на них имелась?
– Особо не присматривался. Я только те надписи разбираю, которые из одного слова состоят.
– Багаж знаний у тебя, прямо скажем, скудненький. И как ты только им обходишься?
– Очень даже просто. Ты за меня не переживай. Если только где-то жареным запахнет, я за версту учую. Случись какая беда, вы ещё газету читать будете, а меня здесь уже давно не будет.
– Ничего удивительного. Первыми с тонущего корабля бегут крысы. Это давно известно.
– Если я крыса, так ты мышонок дохлый.
На этом обмен любезностями закончился и весь дальнейший путь прошёл во взаимном молчании.
Автобус доставил их на конечную станцию метро, однако спускаться под землю Удушьев наотрез отказался.
– Там продохнуть нельзя, – сказал он так, словно прибыл сюда не со зловещей свалки, а с горного альпийского курорта. – И мусора со всех сторон пялятся. Меня сразу тормознут. Доказывай потом, что ты не клоун. Лучше пешочком пройдёмся.
– Пройдёмся, – вынужден был согласиться Ваня. – Надеюсь, нужный нам старик живёт не в районе Красной площади.
Уже спустя час он пожалел о своих опрометчивых словах.
Маршрут, которого придерживался Удушьев, ничего общего с законами человеческой логики не имел. Он пробирался какими-то закоулками, переходя из двора во двор, перелезая через заборы, нередко петляя и возвращаясь на старый след. Заворачивая во все парки и скверы, Удушьев тщательно избегал людных улиц и мест массового скопления публики. Так, наверное, бродят волки, которых зимняя бескормица выгнала из лесной чащи поближе к человеческому жилью – от овчарни к овчарне, от хлева к хлеву, от помойки к помойке.
Подтверждением того, что они во всём придерживаются пути, однажды ставшего роковым для грабителя и наркомана Марадоны, были слова Удушьева, сказанные под сводами глубокой арки, соединявшей два проходных двора:
– Вот тут мы с ним отлили.
– Впоследствии надо будет установить здесь мемориальную доску, – съязвил Ваня, но его шуточка повисла в воздухе.
По прошествии ещё получаса, Удушьев проронил:
– На этом углу нас одна босявка газом опрыскала. Шустрая такая… Мы ещё и слова не успели сказать.
– Как видно, вы ей чем-то не глянулись, – посочувствовал Ваня. – Дамы нынче нервные пошли.
– Думаю, она Марадоны испугалась. Он рот вечно не закрывал, а зубы там все железные были, как у лучковой пилы…
Уже стало смеркаться, когда Ваня взмолился:
– Давай передохнём чуток. Этот марафон не по мне.
Филька Удушьев, не видевший особой разницы между марафоном и марафетом, понял его слова превратно и немедленно извлёк на свет божий пузырёк с пагубным зельем, воспетым некогда поэтами-декадентами, понимавшими толк в методах ухода от действительности.
Ваня, уяснивший, какую именно помощь ему предлагают, решительно отказался, сославшись на недолеченную гонорею. Тем не менее отдохнуть ему Удушьев не позволил.
– Скоро уже, – сказал он. – Сейчас придём. Вон за той будкой мы во второй раз отливали.
Это «сейчас» растянулось ещё на добрых двадцать минут. Совершенно не зная города, Удушьев отыскивал намеченную цель при помощи какого-то шестого чувства, словно почтовый голубь или возвращающаяся домой кошка.
Наконец они остановились перед длинным пятиэтажным зданием, построенным, судя по всему, где-то на закате «хрущёбомании», когда и кирпич стал получше, и раствор погуще, и стены «ложили» уже не лимитчики-неумёхи, а каменщики-профессионалы.
Указывая в сторону ближайшего подъезда, Удушьев сказал:
– Вот до этой лампочки мы тогда и дошли… А старик вон там остался, – последовал жест в сторону другого здания, отличавшегося от первого разве что количеством спутниковых антенн на крыше да номерами, намалёванными смолой ещё в те времена, когда водка стоила два восемьдесят семь.
– Давай подойдём поближе, – понапрасну напрягая зрение, сказал Ваня. – Ведь не день уже.
– Я и так всё вижу, – буркнул Удушьев. – А близко соваться мне не с руки. Не ровён час узнают. Старик жуковатый был. Так и ел нас глазами, словно по гроб жизни хотел запомнить.
– Сейчас его не видно?
– Нет.
– Ты пока здесь побудь, а я вокруг прогуляюсь. Справки наведу и всё такое. Если что подозрительное заметишь, знак подай.
– Какой? Свистеть же не станешь…
– Выбирать не приходится. Свисти, как-нибудь помелодичней.
Несмотря на довольно позднее время – уже и фонари зажглись, – двор оставался сравнительно многолюдным – сказывалась, наверное, тёплая и тихая погода. В чистом, светлом небе мерцал молодой месяц, в сочетании с невидимыми пока зодиакальным созвездиями обещавший Ракам (к числу которых, сам того не ведая, принадлежал и Удушьев) сексуальную активность, Козерогам (представленным здесь Ваней) успехи по службе, а всем остальным – рост благосостояния.
