вскарабкался к окошечку в скале, оперся локтями о каменный выступ, похожий на подоконник, и глубоко вздохнул. Под ним в пронзительно ярких лучах солнца лежала долина Иосафат.
— Желоб разветвляется, — сказал он. Пьер ничего ему не ответил.
Когда господин де Пайен вечером вернулся домой из Крепости Давида, господин де Мондидье повторил рассказ о своем открытии:
— Желоб разветвляется, и кажется, что правый его рукав ведет под Храмовую площадь, а левый — к югу. Каменотес не знает, использовался ли этот желоб для воды, так как, несмотря на уклон и пологие ступени, начинается он не в колодезной шахте, вырытой строителем колодца Исой. Он начинается вообще не в колодце. Он начинается там, где не должен начинаться желоб для воды, то есть…
— То есть где? Продолжайте, господин Пэ.
— То есть вода, по всей видимости, поступала в него из акведука.
— Думаю, что акведук мог заканчиваться только на западной стороне Храмовой площади, — сказал господин д'Альдемар.
— Мы этого не знаем.
— «Тот, кто ищет воду, заблуждается, — пробормотал господин де Сент-Омер. — Тот, кто идет с водой, станет мудрым».
Что же касается господина де Пайена, на которого были устремлены все взгляды, то он спросил господина де Мондидье, не слабее ли стал гореть у него факел, когда он проползал по узкому желобу. Но господин де Мондидье тогда не обратил на это внимания.
В который раз тамплиерам пришлось прекратить поиски сокровищницы мудрости. Коннетабль пригласил их к себе в Крепость Давида.
— Благородные господа и воинствующие монахи, — начал он после того, как попросил их сесть, — наш король все еще томится в турецком плену в Курдистане. Сумма, собранная нами для его выкупа, не составляет и шестой части той, которую требует эмир Балак. У меня же нет прав взять недостающие деньги из казны королевства. Поэтому необходимо провести второй сбор пожертвований, хотя бы для того, чтобы спасти честь нашего королевства. Этот второй сбор я хотел бы поручить вам, ибо вы пользуетесь доверием народа. Вам доверяют не только паломники и торговцы, но также крестьяне и кочевники, чью собственность вы неоднократно защищали от разбойников. Теперь, пока вы будете обдумывать мое предложение, я покину эту комнату.
Коннетабль встал, собираясь выйти. Но тамплиеры уже обменялись взглядами, выражавшими согласие выполнить эту просьбу, ибо что могло быть важнее для Иерусалимского королевства, чем присутствие в нем короля! Страна без короля не имела никакого авторитета. И Европа могла еще подумать, стоит ли посылать Иерусалиму помощь.
Господин де Пайен поднялся с места, как только коннетабль собрался выйти, и сказал:
— Оставайтесь с нами, господин, ибо мы единодушны в том, что вашу просьбу следует исполнить, как только вы сочтете это нужным. Есть ли у вас какой-нибудь определенный план?
— Сбор средств я предоставляю на ваше усмотрение.
Коннетабль поблагодарил рыцарей-монахов, и они ушли. В тот же день тамплиеры начали снаряжаться в поездку.
На следующее утро, по решению господина де Пайена, они отправились по трое в предназначенные для них области. На тот случай, если им придется защищать собранные богатства, тамплиеры имели при себе оружие. Отправились вместе с ними и оруженосцы, так как помимо провианта, палаток и оружия нужно было вести лошадей, которые — в случае успешного окончания мероприятия — должны были вернуться в Иерусалим с поклажей.
Господам де Сент-Аману, де Сент-Омеру и де Мондидье пришлось ехать на юг королевства, представлявший почти исключительно пустыню. Они спустились в долину Иордана и поехали по западному берегу Мертвого моря. В оазисе Энгеди они набрали еще раз питьевую воду в свои бурдюки; миновав Энгеди, перешли на мерную рысь, характерную для всадников, привыкших ездить по пустыне. Дорога превратилась в своего рода верблюжью тропу, окаймленную слева и справа каменистыми горами. То и дело им попадались отряды всадников графа Моавского, на чьей территории они находились. У них рыцари выясняли, где находятся бедуинские пастбища.
Сейчас, в разгар лета, поездка давалась так мучительно, что тамплиеры прежде и представить себе не могли: солнце палило во всю мощь, оводы были как бешеные и буквально истязали людей и лошадей. Вода, которую они везли с собой, стала почти кипятком и едва утоляла жажду. По ночам перед входом в палатку необходимо было разводить костер, отпугивающий львов и змей. Так тамплиеры продвигались от одного бедуинского шатра к другому, от оазиса к оазису. Иногда им встречались площадки размером с коровью шкуру, на которых стояли колодцы, поблизости паслись стада. То пастух клал им в корзину свои серьги, то женщина приносила какую-нибудь серебряную пластинку, оторвав ее от своей одежды. Как же они удивлялись тому, что даже спустя три дня после начала поездки им встречались бедуины, узнававшие их по красным матерчатым крестам, нашитым на рясы. Повсюду они были желанными гостями. Каждый давал сколько мог, потому что короля любили не только христианские подданные.
Тамплиеры ехали по широкой сухой долине от ложбины, где течет Иордан, к югу. Справа от них была египетская граница, за которой наблюдали конные отряды графа Моавского.
— Куда вы едете? — спросили они.
И когда тамплиеры объяснили им, какое задание выполняют, всадники графа Моавского сказали:
— Приходите и к нам.
Они показали на мощные крепости на востоке, расположенные на горных отрогах, вклинивающихся в пустыню подобно Моавскому Краку:
— Эта ближняя крепость называется Монреальский Крак. А вон та дальняя на юге, которая едва видна отсюда, называется Махан. Находящиеся в ней часовые могут обозревать границу с Египтом до самого Красного моря.
Поскольку их кони, проявляя нетерпение, не стояли на месте, всадники закричали:
— До скорого свидания! — и умчались прочь. Их покрывала, и белые бедуинские рубахи развевало ветром.
— Было бы разумно, — сказал господин де Сент-Омер, — если бы и мы ездили в такой практичной одежде.
Так как остальные согласились с ним, они купили себе бедуинские рубахи и покрывала. И когда добавили еще кривые кинжалы за поясом, то по возвращении в Иерусалим осенью с собранными пожертвованиями в них почти невозможно было узнать тамплиеров. Их лица настолько потемнели от жаркого солнца пустыни, что все принимали их за арабов. В особенности был похож на араба благородной крови господин де Сент-Омер.
Господа де Сент-Омер, де Сент-Аман и де Мондидье первыми вернулись в Иерусалим. В напряжении они ожидали остальных. Когда же те появились в Иерусалиме и казначей в присутствии господина де Пайена и коннетабля подсчитал общую сумму собранных средств, то выяснилось, что ее было недостаточно для выкупа короля Иерусалимского из плена.
По совету господина де Пайена коннетабль написал письмо папе, в котором просил его разрешить в торговых конторах генуэзских и венецианских поселений. Поэтому зимой можно было видеть, как они едут на север по прибрежной дороге, их встречали в торговых домах европейских купцов, расположенных в портовых городах сирийского Леванта. Город Тир, однако, им пришлось обойти стороной.
Одновременно с тамплиерами средства собирали иоанниты в своих гостиницах, караван-сараях и больницах. С богатой добычей представители двух орденов возвратились к весне в Иерусалим. Теперь собранная ими сумма, если к ней прибавить налоги, собрать которые должны были осенью, оказалась достаточной для выкупа короля. Но насчет территориальных притязаний, выдвинутых эмиром, переговоры пока еще не велись. Король будет освобожден только после удовлетворения территориальных притязаний — это знал каждый.
Для тамплиеров наступила шестая годовщина со дня их приезда в Святую Землю.
Было воскресенье, когда тамплиеры, собрав пожертвования, вернулись в Иерусалим. Эсташ не заметил их прибытия; вечер он проводил в доме Пьера. Арнольд превратился в юркого мальчишку семи лет, который всячески старался избегать материнской опеки. Но он все еще любил сидеть на коленях у своего
