Блондинка. том I

— Нет. Туалет не работает.

— Да я просто хотела помыть…

— Я же сказал, нет. Давай-ка за дело, «Мисс Золотые Мечты».

— Так что я должна изображать?

Даже сейчас Отто не смотрел на Норму Джин. Возможно, из деликатности. А может, просто боялся, что девушка ударится в панику и сбежит. По-прежнему завернутая в грязную занавеску, приблизилась она к сооружению, и ее ослепил пугающе яркий свет ламп. И лишь когда она неуверенно шагнула в «конфетную коробку», Отто увидел ее и резко заметил:

— Туфли? На тебе туфли? Немедленно снять!

В ответ Норма Джин, заикаясь, пробормотала:

— Но п-почему нельзя в туфлях? Пол такой грязный.

— Не валяй дурака. Где это ты видела обнаженную натуру в туфлях? — И Отто презрительно фыркнул.

Норма Джин почувствовала, что лицо у нее так и горит. Какая же она мясистая. Даже жирная! Эти груди, которыми она всегда так гордилась, эти бедра и задница! И собственная фигура с гладкой кремовой кожей вдруг показалась ей неким третьим лицом, присутствующим в комнате, неким нежданным и нежеланным гостем.

— Просто ноги… мои ноги… они кажутся какими-то особенно г-голыми. — И Норма Джин рассмеялась, но не так как ее учили на Студии, а по-старому — пискнула, как испуганная мышка, которую вот-вот раздавят. — Но ты д-должен пообещать, что на снимке не будет видно… нижней части. Ступней ног… Отто, ну, пожалуйста!

Почему это вдруг стало для нее столь важным? Ступни ног!

Норма Джин чувствовала себя незащищенной, уязвимой, выставленной напоказ. Ей была невыносима сама мысль о том, что незнакомые мужчины будут похотливо пялиться на нее, и доказательством этой полной животной беспомощности были почему-то эти бледные босые ноги. Вдруг вспомнилась последняя съемка для журнала «Сэр!», где на ней были красный шелковый топ с V-образным вырезом, коротенькие белые шорты и красные шелковые туфли на высоких каблуках. Тогда Отто сказал, что бедра у нее непропорциональны заду, слишком уж «мускулистые». И еще ему совсем не нравились мелкие родинки на спине и руках — «расползлись, как черные муравьи», — и он заставил замазать их крем-пудрой.

— Ну, детка, поехали! Все снять!

Норма Джин сбросила босоножки, марлевая занавеска соскользнула на пол. Казалось, она краснеет всем телом, она впервые в жизни предстала совершенно голой перед этим мужчиной, который вроде бы считался ее другом и одновременно был совершенно посторонним человеком. Она заняла свое место среди складок тисненого бархата, села на табуретку, плотно скрестив ноги и повернувшись к фотографу боком. Отто решил выстроить кадр таким образом, чтобы не было понятно, сидит модель или лежит. На снимке не должно быть ничего, кроме складок этой яркой ткани и обнаженного тела модели. Иными словами, он создавал некую оптическую иллюзию, где было невозможно определить истинное расстояние и размеры.

— Но т-ты точно не будешь их с-снимать? Показывать ступни моих…

— О чем, черт возьми, ты лопочешь? — раздраженно гаркнул Отто. — Я пытаюсь сконцентрироваться, а ты только действуешь мне на нервы!

— Просто я никогда раньше не п-позировала г-голой. Я…

— Да не голой, детка моя. Обнаженной. А это две большие разницы.

Норма Джин, обиженная тоном Отто, попробовала пошутить. Произнесла деланным, фальшивым голоском, как ее учили на Студии:

— Типа того, что фотограф — это не порнограф? Так, что ли?

И визгливо и истерично расхохоталась. Опасный знак, подумал Отто.

— Успокойся, Норма Джин. И расслабься. Это будет конфетный снимок, я ведь тебе уже говорил. Убери руки, ты что, думаешь, Отто Эсе мало перевидал на свете голых титек? Кстати, у тебя они просто шикарные. И не надо скрещивать ноги. Это же не фронтальный снимок, и твоих волос на лобке видно не будет, не беспокойся. Иначе как они смогут рассылать календарь по почте по всей территории США? Так и под суд попасть недолго. Поняла?

Норма Джин пыталась объяснить, почему ее так беспокоят именно ноги, босые ступни ног, но язык словно онемел и распух во рту, и не было сил им пошевелить. Говорить было трудно, просто невозможно — все равно что дышать под водой. И потом она была просто уверена: за ней кто-то подглядывает из-за занавески на туалете. И еще тут так много окон. Давно не мытых и выходящих на Голливуд-бульвар; и кто- то вполне может подсматривать за ней вот через это окно. Глэдис не хотела, чтобы они смотрели на Норму Джин, но они все равно поднимали одеяло и смотрели.

И помешать этому было невозможно.

Отто заметил успокаивающим тоном:

— Ты ведь позировала для меня в этой студии много раз. И на пляже тоже. Так неужели так важно, надет на тебе топ размером с носовой платочек или нет? Не вижу разницы. А эти купальники! А когда на тебе эти шорты или джинсы, так задница вырисовывается уже до полной непристойности, хуже, чем когда ты голая. Сама прекрасно знаешь. Так что не валяй дурака и не притворяйся, что ты глупее, чем есть.

Наконец Норме Джин удалось выдавить:

— Не надо этих хохм, Отто. Умоляю!..

Отто презрительно фыркнул:

— Да ты сама одна сплошная хохма! И женское тело тоже всего лишь глупая хохма! Вся эта их… плодовитость!.. Их так называемая красота. А цель всего этого — сводить мужчину с ума, привлекать к спариванию. И воспроизведение вида. И женщина поступает, как какая-нибудь самка богомола, тут же откусывает партнеру по сексу голову! И еще, что это за вид, который они воспроизводят? После того как нацисты с молчаливого согласия американцев уничтожили миллионы евреев, девяносто девять процентов людей вообще не заслуживают того, чтобы жить!

Норма Джин вся так и сжалась под яростным напором Отто. Раньше он порой в шутку, а иногда и всерьез отпускал ремарки на тему бесполезности и бессмысленности человеческого существования в целом, но только сейчас впервые заговорил о нацистах и их жертвах. Норма Джин возразила робко:

— С с-согласия американцев? Что ты хочешь этим сказать, Отто? Я, мне к-казалось, мы с-спасали…

— Мы «спасали» только тех, кто выжил в лагерях смерти. И только потому, что это было неплохой пропагандой. Все это так, но шести миллионам евреев мы спастись от смерти не помогли. И политикой США, вернее, самого Ф.Д.Р., было: отказывать всем евреям-беженцам, посылать их обратно в газовые камеры. И нечего на меня так смотреть, это происходило в действительности, а не в каком-нибудь из твоих дебильных фильмов! Соединенные Штаты являются в настоящее время процветающим поствоенным профашистским государством (хотя и кричат на каждом шагу, что фашизм окончательно побежден), а этот их Комитет по расследованию антиамериканской деятельности — то же самое, что гестапо! А девицы, подобные тебе, всего лишь лакомые куски мяса, которые покупает любой, у кого водятся денежки. Так что заткнись и перестань рассуждать о вещах, в которых ни черта не смыслишь!

Отто оскалился в улыбке, и лицо его стало похоже на череп. Норма Джин поспешно улыбнулась в ответ, чтобы доставить ему удовольствие. Несколько раз он сам давал ей «Дейли уоркер», где Прогрессивная партия и Американский комитет по защите прав иммигрантов, а также другие организации публиковали бесконечные памфлеты, проиллюстрированные довольно грубыми карикатурами. Она читала эти памфлеты, вернее, пыталась читать. Ей очень хотелось знать. Однако когда она начинала расспрашивать Отто о марксизме, социализме, коммунизме, «диалектическом материализме», о «стирании» роли государства в жизни общества, он тут же обрывал ее. Поскольку выяснилось (во всяком случае, так показалось Норме Джин), что Отто Эсе не очень-то верил в «наивную религиозность» марксизма. Коммунизм, по его мнению, являлся не чем иным, как «трагическим недопониманием» человеческой души. Или же «недопониманием» трагичности человеческой души.

— Детка, ради Бога, заклинаю, ты должна выглядеть сексуально, вот и все,