Блондинка. Том II

всю эту работу, ну, стирать там, мыть посуду, подметать, драить туалеты… Когда я была в сиротском приюте, я все это делала и… мне было больно. Меня жгла обида. Я злилась на то, что моя жизнь совсем не похожа на жизнь других людей. А ваша Магда… она совсем не меняется. Она всегда хорошая.

— Да, Магда хорошая. Была хорошая. В реальной жизни. Мне и в голову не приходило, что она может злиться. — Говорил ли Драматург правду?.. Высказал он все это вежливо и спокойно, но в душу уже закралось сомнение. — Она и ее семья… они были очень благодарны за эту работу. Хоть и платили за нее немного. Главное, что платили.

Блондинке Актрисе ничего не оставалось делать, как согласиться. О, теперь она все поняла! Эта Магда была выше ее, обладала неоспоримым превосходством над ней, Нормой Джин. О, да, это несомненно.

Драматург подозвал официанта и заказал еще два напитка. Виски для себя, содовую для Блондинки Актрисы. Интересно, пьет ли она вообще? Или просто не осмеливается в его присутствии? До него доходили разные слухи… И вот в наступившем неловком молчании Драматург спросил, стараясь убрать всю иронию из голоса:

— Ну и какие же еще мысли приходили вам по поводу Магды?

Блондинка Актриса сидела, робко потупив глаза и теребя нижнюю губку. Хотела что-то сказать, затем передумала. Она знала, что Драматург рассердился на нее, на секунду даже показалось, что он ее возненавидел. И если до этого он и испытывал к ней сексуальное влечение, то теперь на смену ему пришла ярость. Она это знала! Она была опытной женщиной (Драматург это чувствовал), как бывает опытна проститутка, которую выставили на улицу еще девчонкой. Она улавливала малейшие колебания в настроении мужчины, в его желаниях. Ибо от этого зависела сама ее жизнь. Ее женская жизнь.

— Кажется, я сказала… что-то не так? О Наташе, да?

— О, нет, что вы, напротив! Все это очень поучительно.

— И ваша пьеса, она совершенно не похожа… на ту.

— Нет, не похожа. Я вообще никогда не был особенным поклонником Чехова.

Драматург говорил, осторожно подбирая слова. Заставлял себя улыбаться. Он улыбался. Он поступал так всегда, столкнувшись с женским упрямством. Улыбался жене, а до нее, давным-давно — матери. По опыту он знал, что женщины более восприимчивы к отдельным простым идеям, которые аккуратно укладывались у них в мозгу, как кирпичики, и разрушить это «строение» было не подвластно ни спорам, ни здравому смыслу, ни логике. Я совершенно не имею ничего общего с этим поэтом Чеховым. Я ученик школы Ибсена, сам уже ставший мастером. Я твердо стою на этой грешной земле. И сама земля тверда под моими ногами.

Блондинке Актрисе явно хотелось сказать что-то еще. Интересно, осмелится или нет? Она нервно усмехнулась и вся так и подалась вперед, к Драматургу, точно хотела разделить с ним какой-то секрет. Он смотрел на ее губы. И думал о том, какие непристойности был способен вытворять этот красивый ротик.

— Знаете, что я подумала? Наверное, Магда даже не умела читать? Исаак показывал ей свои с-стихи. Он писал их специально для нее, а она только притворялась, что читает их.

Драматург почувствовал, как у него застучало в висках.

Вот оно! Его Магда неграмотна.

Что ж, настоящая Магда вполне могла быть неграмотной. Конечно.

И Драматург улыбнулся и поспешно заметил:

— Знаете, давайте не будем больше говорить о моей пьесе, Мэрилин. Лучше расскажите мне о себе.

Блондинка Актриса смущенно улыбнулась. Точно подумала: о какой именно себе?

Драматург спросил:

— Вы ведь не против, чтобы я называл вас просто Мэрилин, нет? Или же это только сценическое ваше имя?

— Можете называть меня Нормой. Это мое настоящее имя.

Драматург призадумался.

— Знаете, Норма как-то не очень вам подходит.

Похоже, Блондинка Актриса обиделась:

— Разве?

— Норма… Это имя подходит женщине постарше, из прошлого. Норма Талмидж. Норма Ширер.

Лицо Блондинки Актрисы просветлело.

— А ведь Норма Ширер была моей крестной! Самой близкой подругой моей мамы. А мой отец очень дружил с мистером Тальбергом. Я была совсем маленькой девочкой, когда он умер, но помню эти похороны! Мы ехали в одном из лимузинов, вместе с его семьей. То были самые грандиозные похороны в истории Голливуда!

О происхождении Блондинки Актрисы Драматургу было известно совсем немного, но он сразу уловил фальшь. Разве не сама она только что говорила, что была сиротой, жила в приюте?..

Но он решил не вдаваться в расспросы. На ее лице сияла такая гордая улыбка.

— Ирвинг Тальберг! Маленький еврейский гений из Нью — Йорка.

Блондинка Актриса ответила неуверенной улыбкой. Прикажете понимать это как шутку? Или именно так одни евреи могут говорить о других евреях — любовно и с фамильярностью, даже насмешкой? А неевреям так говорить не положено?..

Драматург, заметив ее смущение, добавил:

— Тальберг был настоящей легендой. Вундеркиндом. Вечно молодым, даже в смерти.

— Вот как? Разве он умер м-молодым?

— Нет. Умер он, конечно, далеко не ребенком. Но всегда казался таковым в глазах всего мира.

Блондинка Актриса с живостью подхватила:

— А отпевание проходило в такой красивой синагоге — или соборе? — на Уилшир-бульвар. Я тогда была слишком мала, чтобы что-то понимать. И этот их язык, кажется, иудейский, да? Он такой странный и красивый язык! Кажется, тогда он казался мне голосом самого Господа Бога. Но с тех пор я ни разу так туда и не зашла. Я имею в виду в синагогу.

Драматург неуверенно пожал плечами. Религия мало для него значила, то была просто дань уважения предкам. Он не принадлежал к евреям, считавшим Холокост концом или началом истории, даже несмотря на то что Холокост как бы «определяет» судьбу еврейства в целом. Он был либералом, социалистом, рационально мыслящим человеком. Его ни в коем случае нельзя было причислить к сионистам. Втайне он верил, что евреи являются наиболее просвещенными, одаренными, образованными и порядочными людьми среди множества других народностей, населявших эту землю, однако не придавал этому убеждению особого значения. Для него эта мысль была лишь плодом здравого смысла, вот и все.

— Знаете, я не склонен к мистике. И иврит вовсе не кажется мне голосом Бога.

— О!.. Вот как?..

— Голос Бога — это, возможно, гром. Или землетрясение, или огромная волна. Думаю, что, желая высказаться, Бог не затрудняет себя синтаксисом.

Блондинка Актриса смотрела на Драматурга широко раскрытыми глазами.

Господи, до чего же красивые у нее глаза, с длинными ресницами, в них можно смотреть и падать, падать…

Драматург дал знак официанту принести еще выпить, на этот раз — только себе. И подумал, что подобно большинству актеров и актрис Блондинка Актриса выглядит в жизни гораздо моложе, чем на фотографиях. И меньше ростом, и изящнее. А вот ее голова, ее прелестная изумительной формы головка, напротив, кажется непропорционально большой. Такого рода люди, как правило, очень фотогеничны; а на экране иногда выглядят просто как боги, кто их знает, почему. Красота — понятие относительное, вопрос оптики. Внешность — это всегда иллюзия.

Ему не хотелось влюбляться в эту женщину. Он уже давно обещал себе не связываться с актрисами. Актриса! Тем более голливудская актриса! В отличие от театральных актеров, которые скрупулезно учатся