— Может, кофе выпьешь?
— Ты не умеешь варить кофе.
— Так сам свари.
Они поднялись по темной скрипучей лестнице. В доме еще четыре комнаты сдавались одиноким жильцам.
— Рядом со мной живет такая славная старушка. У нее куча цветов в горшках. Только она больно много говорит. Как по-твоему, откуда она берет деньги?
— А ты откуда берешь?
— Которые от тебя, а которые зарабатываю. Только я тебе отдам, что задолжала.
— Ты мне ничего не должна.
— Нет, должна. И я все отдам.
Клара зажгла верхний свет. В комнате едва помещались кровать, карточный стол и кое-как сработанный комодик, по стенам Клара кнопками прикрепила картинки с водопадами и закатами. Всякий раз, когда Лаури переступал порог, Клара ждала, что он похвалит ее уютное жилище, но он хоть бы слово сказал.
— Она у меня новая. — Клара показала на маленькую приземистую лампу с круглым корпусом и с бантиками на абажуре. Корпус был размалеван ярко-зеленым и желтым, что должно было изображать цветущий луг, абажур — ослепительно-желтый. — Я ее взяла со скидкой в нашем магазине. Три доллара стоит.
Лаури шумно вздохнул — то ли насмешливо, то ли сочувственно.
Он сидел на краю кровати. Покрывало Клара пока еще не купила, только откладывала на него деньги, но постель была аккуратно застлана, подушка накрыта старательно расправленным розовым одеялом. На полу у ног Лаури лежал крохотный овальный коврик из чего-то мохнатого и очень розового. Лаури смотрел на него чуть дольше, чем надо бы.
— Он мне годится, когда холодно, а я босиком, — объяснила Клара.
Она покраснела от удовольствия. И неловко и радостно, что он здесь, ведь ему вечно недосуг у нее посидеть. Клара отошла в сторонку, оперлась на доску в углу, тут была ее кухня: маленькая раковина с пятнистым от ржавчины краном и доска на козлах, а на ней электрическая плитка. Над этим подобием кухонного столика висел огромный календарь с изображением младенца в обществе двух белых котят. Лаури перевел взгляд на занавески из мягкой ткани — белые в красную горошину, — потом на «портьеры» у входа, темно-зеленые в голубую полоску. Пол был немного покатый. Клара постелила кое-где коврики. Но открытого места почти не оставалось, все занимала мебель: койка, ночной столик (это была голубая картонка из-под какого-то товара), туалетный столик (еще картонные коробки, на них положена доска, и все прикрывает пышная розовая юбка), карточный столик, единственный стул. Лаури глядел, глядел на все это и наконец улыбнулся.
— Мне тут нравится, — сказала Клара. — Тут очень мило. У меня раньше никогда не было своей комнаты. А когда ты поведешь меня к себе?
— Зачем?
Клара засмеялась:
— Хочу поглядеть, как ты живешь.
— Лучше не смотреть.
— А почему?
— Тебя это, пожалуй, не развеселит.
— Я почта все время веселая, — запротестовала Клара. — Просто сейчас в машине мне… мне стало худо. А иногда Соня остается у меня ночевать, и мы с ней разговариваем… и читаем всякое…
— Что же вы читаете?
— Ну… вроде этого. — Клара показала какой-то комикс. — И она читает вслух из журналов рассказы про любовь. Я-то их еще не очень хорошо читаю.
— Почему?
— Больно трудно.
— А ты не собираешься научиться читать?
— Если ты будешь меня учить…
— Когда я пробую тебя учить, ты ведешь себя как дурочка. Не умеешь сосредоточиться.
— Теперь я не буду дурочкой. Это прошлый год я дурила, ты тогда страх как разозлился. А теперь я на целый год старше.
— Лучше пойди в школу.
— Я уже не маленькая.
— В магазине знают, сколько тебе лет?
— А ты им, что ли, говорил, что мне семнадцать? Я ж знаю, до шестнадцати школу бросать не велят, а тут ко мне никто не пристает… А почему мне нельзя поглядеть, где ты живешь?
— Твои родители читать не умели, так?
— Ну ясно, — хмуро сказала Клара.
— А братья и сестры?
Клара пожала плечом, в точности подражая Лаури.
— Если не хочешь остаться такой, как твои родные, научись читать. В следующий раз, когда приду, я тебе кое-что принесу.
— А когда ты опять придешь?
— Не знаю.
— Правда не знаешь? Потому что я…
— Я же сказал, не знаю.
Клара покорно отвернулась, достала кофейник и чашки. Лаури поднялся и отстранил ее.
— Я сам сварю, — сказал он.
Клара стала позади него, обвила его руками за талию.
И прижалась щекой к его спине, но лицо ее оставалось серьезным: она слушала, как бьется его сердце.
— Почему мне нельзя посмотреть, где ты живешь? — сказала она. — А знаешь, мой папка один раз убил человека.
— Ты мне уже говорила.
— Лаури, а я правда тощая?
— Только руки и ноги тощие.
— Значит, я тебе не нравлюсь?
— Конечно, нравишься.
— В журналах на картинках все женщины тоненькие…
— Это что, духи так пахнут?
— Ага, духи… немножечко.
— Слишком крепкие.
— Они хорошие, они из нашего магазина.
Лаури промолчал. Клара выпрямилась и стояла у него за спиной. Потом сказала:
— Мне очень нравится там работать. Большое тебе спасибо, ты меня так хорошо устроил. А вот Соне там не нравится. Все как есть не по ней. Соня мне одалживает бусы и всякие вещички, и я ей тоже. Мы с ней настоящие подруги.
— Соня — это та, у которой мать со странностями?
— Да-а, наверно. Она и правда вроде странная.
— А не сумасшедшая?
— Ну, я не знаю… Она и не глядит, что Соня делает, ей все равно. Соня что хочет, то и делает. У нее есть дружки на алебастровой фабрике. А Кэролайн, знаешь, мы думаем, Кэролайн собирается замуж… он служит на большой ферме, ну, в том конце долины.
— На ферме Ревира?
— Да, Он там служит, он может заработать кучу денег. Он возит Кэролайн на автомобильные гонки. Мы думаем, они поженятся.
