такой?
— Это зависит от тебя, лапочка.
— Да чего тебе от меня надо? Подлец ты! — горько сказала Клара. — Я теперь не сама по себе, у меня ребенок. И я выйду замуж.
— Вот это мило.
— Да. Он на мне женится.
— Когда же свадьба?
— Ну, попозже. Через несколько лет.
— Когда?
— Когда помрет его жена.
Лаури ухмыльнулся, хотя ничего смешного тут не было.
— Так, значит, ты сидишь тут и ждешь ее смерти? В городе говорят, она хворая, но она хворает уже десять лет. Хочешь ждать еще десять лет?
— Мне тут хорошо.
— Хорошо торчать вот так одной?
— Я не одна, черт возьми совсем. У меня есть Кречет. И Ревир тоже, — прибавила она. — Мне сроду больше ничего и не надо было, только дом, свой дом, чтобы все устроить по-своему. У меня и собака есть, и кошки… И цветов сколько… и вот занавески я сама шила…
— Это все очень мило, Клара.
— Ага, мило, — подтвердила она. И отпила из горлышка. — Ты у меня ничего этого не отнимешь.
— Ты можешь сама все это бросить.
— А Кречет?
— Он поедет с нами.
— Куда ж это ты собрался? Ишь какой умный. Всегда у тебя свои планы, всегда ты знаешь, куда едешь. — Клара стиснула зубами горлышко бутылки. Лаури смотрел на нее так, словно вдруг, после стольких лет, пожалел ее, пожалел — и сам удивился. — Ты сегодня здесь, а завтра там, прикатил и опять укатил, я ни про что больше думать не могу, только про тебя, а ты взял и укатил — и крышка… И черт со мной. Никого не признаешь, только себя одного.
— Не надо злиться, лапочка.
— Стервец ты, только о себе и думаешь, что, неправ да? Взял и укатил, бросил меня, а теперь вон явился — сколько это прошло, четыре года? А я, значит, люби тебя, езжай с тобой… может, опять на три дня на побережье? А потом ты подвезешь нас с малышом обратно и дашь пинка под зад…
Лаури откинулся на спинку кресла. Лицо у него было усталое.
— Я не так о тебе думал, лапочка, — сказал он. Понимаешь… я думал, что не на такой женщине женюсь.
— Сама знаю.
— Мне надо было другое, лапочка. С тобой нельзя было поговорить.
— А с той, в Мексике, можно было, да?
— Да.
— Может, поэтому ты ее и бросил? Раз она уж так тебе по вкусу, езжай и отыщи ее, — в бешенстве сказала Клара.
— Она мне не нужна.
— А я на кой черт тебе сдалась?
— Я устал разговаривать.
— Чего? Как это?
— Я устал говорить и думать, как она. Устал думать.
Клара опять поднесла к губам бутылку — только бы одолеть эту мерзкую, ненавистную дрожь. Чувство такое, словно собственное тело отдаляется от тебя, выходит из твоей власти и не желает больше слушаться.
— Я тогда вступил в армию, лапочка, — сказал Лаури. — Вернулся в Штаты и пошел добровольцем, как раз вовремя.
— Это как же?
— Побывал в Европе — знаешь, где Европа? Мне нужен человек, который этого не знает.
Лаури сказал это без улыбки. Погладил локоть Клары, плечо; она не отстранилась, следила, как движется его рука по ее загорелой коже. Пальцы его поросли светлыми волосками, и ей показалось — она их помнит, да-да, ей знаком каждый волосок. Ногти у него крепкие, в молочно-белых крапинках и не совсем чистые. Лаури посмотрел пристально, удивленно:
— Ты очень изменилась, Клара. Теперь ты настоящая женщина.
Она отвела глаза.
— Я понимаю, почему он тебя любит. И не осуждаю его. Но он женат, у него семья… он ничего не сможет для тебя сделать. Ты и сама понимаешь. Ты никогда не сможешь войти в его дом, у тебя нет с этими людьми ничего общего. Он на тебе не женится.
— Заткнись.
— Клара, ты же знаешь, я прав.
— Он меня любит. И какое твое дело…
— Но сидеть тут и ждать чьей-то смерти… ждать, чтобы умерла женщина, которую ты даже не знаешь.
— Не знаю, а все равно ненавижу! — вскинулась Клара.
Это его позабавило.
— Как же можно ненавидеть, если ты ее не знаешь?
— Когда она умрет, он на мне женится.
— И тебе правда хочется стать его женой?
— Хочется.
— Не верю.
— Ну и пошел к чертям! И откуда ты такой взялся? Тебе все подавай готовенькое… даже сына, вон такого мальчонку — и то подавай. Верно? — Она задохнулась, испытующе поглядела на Лаури. Казалось, вот сейчас случится что-то ужасное, непоправимое.
— Ну, раз это твой ребенок… — неопределенно сказал Лаури, и от этого им словно стало немного полегче друг с другом. — Спокойный мальчуган, тихий.
— Он крепкий и растет быстро. И смекалистый.
— Я сразу увидал, что это твой сын…
— Лаури, ты зачем приехал?
— Я давно собирался. Я ведь тебе писал, ты получила письмо?
— Какое письмо?
— Из Мексики.
— Никакого я письма не получала.
— Уж наверно, получила.
— Нет, не получала.
— Что же, этот негодяй не отдал тебе?..
— Нет. — Клара закрыла глаза руками. — Про что ж ты писал, про свою жену? Приглашал на свадьбу? — Опустила руки, посмотрела на него в упор. — Ты писал, правда? Уж и не знаю, верить тебе или нет… Женился там, и вообще…
— Не надо быть такой ревнючей, лапочка. Столько времени прошло, а ты все такая же ревнючая.
— Ничего не ревнючая. Плевать я хотела.
— Мне казалось, что мне нужна женщина совсем другого склада, вот и все. Вы с ней так не похожи, что дальше некуда… лапочка, если б ты была рядом, ни один мужчина и смотреть бы на нее не стал. Но я думал, мне кое-что другое надо, а оказалось, совсем мне это не нужно.
— А теперь тебе, значит, нужно дурочку, чтоб не умела говорить и не приставала, — сказала Клара. — Такую нужно, чтоб переспал с ней и забыл, верно? И ты знаешь: когда бы ни приехал, тебе всегда рады, так
