какого еще черта? Она-то тебя враз выгнала.
— Неправда.
— Хороши муж с женой, черт возьми!
— Не надо так сердиться, Клара.
— А я не сержусь.
— Допивай-ка свое пиво.
— Не хочу. С души воротит.
Лучше вот так держаться, грубить, это его немножко смешит. Она не решалась подолгу смотреть ему в лицо. Все равно как смотреть на огонь, на ослепительно яркий свет: миг — и посередине всплывет темное пятно, и тогда уже вовсе ничего не увидишь.
— Так вот, я ее оставил, вернулся в Штаты и пошел добровольцем в армию. Был в Англии, потом во Франции. Когда-нибудь я тебе расскажу, что там случилось.
— И ты все время там был?
— Два года.
— В армии? Это правда?
— Ну конечно.
— А я ничего не знала… Вдруг бы тебя убили?
Лаури невесело засмеялся:
— Кое-кого из нас и убили.
— Но тебе же нельзя умереть, Лаури. Как же… вдруг бы ты…
Ей не хватило слов. Это так близко, так страшно: вот он, Лаури, и он может умереть, а сам этого, пожалуй, просто не понимает. Он взял у нее из рук бутылку, отставил, притянул Клару к себе на колени.
— Так ты бы за меня тревожилась, лапочка?
— Да, Лаури.
— И ты не получала того письма?
— Нет. Не получала.
— А скучала обо мне?
— Да.
— Хотелось тебе, чтоб я был тут, с тобой?
— Да.
— А как же Ревир?
— Он меня любил, он обо мне заботился…
— А ты его любишь? Или хоть любила?
— Не знаю.
— Тяжело это было, что родился ребенок, а ты не замужем?
— Нет. Я про это и не думала.
— И не огорчалась?
— Нет.
— Так ты что же, хотела ребенка?
— Ясно, хотела.
Лаури откинул волосы у нее со лба, пригладил ладонью. Посмотрел на нее так, словно она не рядом, а где-то далеко. Помолчал минуту, спросил:
— Может, это мой малыш, а?
Губы ее дрогнули от неожиданности.
— Нет.
— Похож он на Ревира?
— Больше на меня.
— Я когда-то знал Ревира, — сказал Лаури. — Я тебе об этом не рассказывал, но мои родители были вроде твоих, только отец сам нанимался батрачить. Переходил с фермы на ферму, и отовсюду его выгоняли. Под конец он сбежал, а нас бросил, и мать отвезла нас, ребят, к своей матери. Мне тогда было четырнадцать. Одно время отец работал у Ревира… Я тебе раньше не говорил.
— А я думала…
— Мы с тобой одной породы, только я поездил по свету, старался кое-что понять и даже нарвался на пулю, а ты осела на одном месте и получила все, чего хотела. И цветы у тебя очень славные, лапочка, — Лаури поцеловал ее. — Просто сказать не могу, как они мне нравятся. И дом нравится. Если бы мне раньше не сказали, чей это дом…
— Лаури, а я думала… я думала, твои родные…
— Просто подонки, лапочка, самая последняя голытьба.
— Да ведь у тебя машина была хорошая и денег вдоволь…
— Я помогал одному типу возить контрабандой виски. Родных тогда уже никого не осталось.
— Ты возил виски? Вот оно что! — Клара не сдержалась, в голосе ее прозвучало удивление и разочарование.
— Потом я это бросил, затеял одно дело в Мексике. У меня было несколько тысяч долларов, я их взял у того мерзавца, на которого работал, и затеял одно дело… настоящее дело… и ничего не вышло. Слишком я мало знал. Вот тогда я ее встретил…
— Жену свою.
— Она вроде как бродяжничала, но все-таки она еще и учительница, могла сказать — вот, есть у меня занятие. Родные все подсылали к ней разных людей, хотели вернуть ее домой — она тогда жила со мной, может, и замуж за меня вышла им назло, чтоб отстали. Она мне говорила, что я только сам себя обманываю, жизнь у меня дурацкая: гоняю по свету, а ни к чему не пришел… Она права, конечно, ну и к черту.
— Ничего она не права…
— К черту.
— Ты сказал, в тебя стреляли?
— Ничего страшного, вот тут ногу прострелили.
Клара тронула его ногу выше колена.
— Зажило?
— Теперь уже зажило.
— А очень больно было?
— Не знаю…
— Ох, господи, Лаури…
— Что такое?
— Ты был на войне, и всякое такое, тебя ранило… а я ничего не знала…
— Мало ли народу ранило. В людей и сейчас стреляют, в эту самую минуту. Или бомбят, в куски разносят — еще того лучше. Не желаю об этом говорить.
— Ты лежал в больнице?
Губы Лаури дернулись, будто ему надо было отведать какой-то гадости, и Клара не стала добиваться ответа. Он молчал. Она не рассердилась. Спросила:
— Удивился ты, когда узнал про меня?
— Нет. Хотя, пожалуй, удивился.
— А что ты думал?
— Думал, ты уже уехала отсюда. Или, может, вышла замуж.
— Я все равно что замужем.
— Ну, не совсем.
— У меня ребенок.
— Ревир не живет с тобой под одной крышей, лапочка. Часто он приезжает?
— Как сможет.
— У него сейчас дел невпроворот. Как ты думаешь, сколько он и его родные зарабатывают на войне?
