станет большой, сильный, богатый…
— Почему ты его так называешь, Клара?
— Мне так нравится, такое я ему придумала имя.
— А Кристофер чем плохо?
— По бумагам он Кристофер, а я его зову по-своему, — возразила Клара. — Нельзя, что ли? Я, когда была беременная, видала тут в журнале портрет одного человека, Робин его звать, важный артист в кино, до чего красивый, и столько денег у него… Я тогда подумала, если будет мальчик, как его назову? Подумала, назову Кречет, я раз на картинке видала — птица гордая, ничего не боится, глаз строгий, холодный. Под картинкой было написано — они сильные, опасные. Так-то лучше, а то что ж называть Робин, это вроде воробушка. Так и решила тогда. Вот и зову — Кречет.
— В школе его зовут Кристофер.
— Ну ясно, мне-то какое дело, — сказала Клара. — А я его зову Кречет. Больше никто не может его так звать.
Минуту все молчали.
— Ребята меня зовут Крис, — сказал Кречет.
— Крис, Кристофер. По-моему, хорошее имя, — сказал Ревир. — Я сам его выбрал. Господи, как давно это было, правда? Столько лет прошло…
— Ему семь. Да, много времени.
— Я уж и не думал, что настанет этот час… что ты наконец придешь в этот дом…
— Ну да, что она умрет. Очень долго она умирала, — сказала Клара. И потерлась щекой о щеку Кречета; очень странно, если дотронуться, она такая мягкая, нежная, и пахнет нежно, и вдруг делается такая грубая. Кречет закрыл глаза, вдохнул запах ее духов… если бы вернуться домой, остаться одним, только вдвоем, так славно, спокойно. По-настоящему они с матерью жили там одни, без Ревира. Тот дом не больно хорош, и под него иногда заползают кошки и собаки — издыхать… но все равно Кречету он куда больше нравится, чем этот огромный домина, где так темно, а снаружи стены каменные. Вдруг ночью ударит молния, а они будут спать, и весь этот камень на них обвалится…
— Паршиво это было, — прошептала Клара. — Когда поженимся, больше ни за что не станем про это говорить, да? Еще несчастье накличешь, ведь тогда я буду на ее месте. В ее постели. А сейчас можно и сказать — паршиво это было, жуть. Я ей желала смерти, но ведь… по-настоящему-то разве я кому смерти пожелаю? Просто мне хотелось быть с тобой. Я никак не могла не думать, пускай это плохо, я все равно мечтала — пускай она куда-нибудь уедет, а я с тобой в этом доме… и Кречет с нами, как сейчас… при отце, как мальчику положено. Не могла я про это не думать. Разве я виновата, что мечтала? Такая уж я скверная?
Ревир взял ее руки в свои, точно утешал.
— Нам обоим хотелось одного и того же, — сказал он.
— Слушай, я совсем не люблю, когда кто умирает, — сказала Клара. — Не хочу я выходить замуж, если про меня так думают, я не такая! Меня любовь довела. Я в тебя влюбилась. Разве я хотела? Разве я думала отбивать чужого мужа? А твоя жена, бедненькая, что она могла поделать? Никто из нас этого не хотел, просто уж так случилось. Пришлось ей помирать и все время думать про меня, а когда ты приходил к ней домой прямо от меня — ну что ей было думать? Фу, прямо жуть берет! Я бы всякого мужчину убила, если б он со мной так поступил… А что я могла поделать, чтоб ей было полегче? Я влюбилась — и все тут…
Она неотрывно смотрела снизу вверх в лицо Ревиру. Говорила с жаром и в то же время покорно, и какой-то странный, туго натянутый был у нее голос, словно вот-вот порвется. Некоторое время они сидели молча. Потом Ревир пробормотал:
— Я знаю, знаю… — Он посмотрел на Кречета и, кажется, только теперь про него вспомнил. Немного покраснел. Сказал беспокойно: — Кажется, пора. Эстер, наверно, уже готова, и…
— Где твои ребята? — спросила Клара.
— Во дворе.
— Столько времени во дворе? Зашли бы в дом, обождали бы здесь.
— Не беспокойся о них, Клара. Ничего с ними не случится.
Они повели Кречета наверх, а сами шли впереди и говорили о чем-то между собой — торопливо, вполголоса, никогда они раньше так не разговаривали. В этом доме Клара и ходить сразу стала по-другому: сама вся прямая, а голову наклонила, и что Ревир ни скажет, она все кивает, будто соглашается, а на самом деле, может быть, нисколько не согласна. Кречет услышал, как Ревир сказал ей:
— Здесь я ночевал, когда бывал дома, она тогда была больна… Кристофер, — Ревир обернулся, — это будет твоя комната. Поди сюда.
Кречет подошел. Заглянул в комнату, и даже во рту стало сухо: своя комната в этом доме, комната с пустыми гладкими стенами, а в другом конце — окно, и на окне занавеска. Теперь он будет один. Он будет спать здесь один, и дверь будет закрыта. Если приснится страшный сон, нельзя будет броситься к матери — она уже не с ним.
— А тут что, комната кого-нибудь из ребят? спросила Клара, открывая какую-то дверь. Глянула туда мельком, будто теперь все комнаты ее: куда хочет, туда и заглянет. Ревир шагал по коридору чуть впереди. Постучался в другую дверь и сказал, что тут комната Кларка. В конце коридора он отворил еще одну дверь, и ноги сами понесли Кречета быстрей: надо пройти, пока Ревир о нем не забыл — вдруг закроет дверь, и останешься тут, в коридоре, один.
— А здесь будем мы с тобой? — сказала Клара, очень довольная. Заглянула в комнату и замялась, будто не решается войти, спина напряглась, стала прямая-прямая.
Ревир начал объяснять: все
На площадке лестницы их ждала какая-то женщина. Кречет ее прежде никогда не видал. Обычно взгляд его пугливо шарахался от взрослых — так животные жмутся и робеют и не смотрят в глаза человеку; а сейчас он почувствовал, что так же неловко, пугливо отводит глаза от него и от его матери эта женщина. Ревир представил ее Кларе, их руки едва коснулись одна другой. Была она старая, гораздо старше Клары, такая старая, что, наверно, смотреть на Клару и то ей было мученье. Женщины о чем-то быстро заговорили. Обе кивали, и Ревир тоже кивнул.
— … твоя тетя Эстер, — сказал он Кречету.
Все улыбались. Кречет тоже улыбнулся. Хорошо бы полюбить ее, эту Эстер, ведь у нее такое лицо, как будто ее никто на свете не любит. Она высокая, тощая, лицом очень похожа на Ревира, только оно постарее, поуже, а волосы белые и редкие, и там, где они разделены надвое, виднеется полоска голой белой кожи. По этой белой полоске и по тому, как она беспокойно опустила глаза, сразу видно: она ничего не может. Она взрослая, но все равно она совсем ничего не может.
— Джуду пора уже приехать, а мальчики… мальчики во дворе, — выговорила она, будто задохнулась.
— Не утомляйся, Эстер, — сказал Ревир.
Руки у этой старухи все время беспокойно шевелились, как листья на ветру. Такие они вялые, слабые, кажется, вот сейчас повиснут неподвижно, но нет, опять они вздрагивают, дергаются, точно против ее воли.
— Дайте-ка я на минутку пройду в комнату, — сказала Клара. — Все подъехали? Они уже здесь? Мне надо поправить волосы…
— Клара, у тебя прекрасный вид…
— Нет-нет, надо поправить волосы, — беспокойно повторила она. Повернулась, и Кречет на миг
