что Рина уже начала ей верить. Более того, она привыкла и к тому, что все люди верили мачехе. Но Квин считал ее невиновной, он поверил ей, и Рина почувствовала: его доверие значит для нее так много, что не выразить словами. Повинуясь внезапному порыву, она крепко обняла его.
– Ну-ну, вот этого не надо, – проворчал Квин, заливаясь краской. Вырвавшись из объятий девушки, он откашлялся и одернул свой жилет, пытаясь придать себе суровый и чопорный вид. – У нас нет времени на подобные глупости. Ситуация с твоей мачехой весьма щекотливая, будь уверена. В «Зеленом драконе» нам пока опасность не грозит, но это только пока… Тебе нельзя оставаться в Лондоне. Куда ты собираешься?
Сабрина не имела об этом ни малейшего представления. Работа в хэмптонской школе была потеряна для нее навсегда, как и любое другое приличное место. У нее не было ни планов на будущее, ни денег, ни друзей – никого, кроме Квина.
– Я… не знаю. По правде говоря, мне некуда идти.
– Это не совсем так, – медленно проговорил Квин. – У тебя на руках флеш-рояль, нужно лишь им воспользоваться. Мы с тобой об этом говорили на прошлой неделе. У могилы твоего отца… Помнишь?
Помнит ли она? Да она только об этом и думала, постоянно вспоминала тот снежный лень и разговор у могилы. Но Рина помнила и другое… Квин ясно дал понять: при выполнении его плана придется нарушить закон. А она, видит Бог, и так нажила достаточно неприятностей…
– Я помню, но не думаю…
– Выслушай меня, больше я ни о чем не прошу. – Квин сунул руку в кармашек жилета и достал медальон. Внутри находилась выцветшая миниатюра – изображение маленькой девочки с решительным выражением лица и такими же рыжими, как у Рины, волосами.
– Эту девочку звали Пруденс Уинтроп. Когда рисовали этот портрет, ей шел седьмой год. А вскоре вся их семья погибла при пожаре. Дом сгорел дотла, и тел не нашли. Это было тринадцать лет назад.
Рина взяла в руки медальон. Глядя на миниатюру, она думала о печальной судьбе маленькой рыжеволосой девочки.
– Как ужасно, мистер Квин… Но я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
– Эта девочка родилась в богатой и могущественной корнуолльской семье, она из рода Тревелинов.
– Но я же не… – Рина осеклась и снова посмотрела на портрет. Рыжие волосы. Погибла во время пожара тринадцать лет назад. Тел не нашли… – Мистер Квин, вы ведь не предлагаете мне… притвориться этой девочкой?
– Ты соображаешь так же быстро, как твой папаша! – воскликнул Квин. – Верно, у тебя рыжие волосы и подходящий возраст. А матушка прекрасно воспитала тебя. Если кое-кому заплатить столько, сколько надо, то можно раздобыть замечательные документы, – сам Господь Бог поверит, что ты и есть Пруденс Уинтроп. Я уже много лет ищу девушку, которая сыграла бы эту роль. Как увидел тебя, так сразу понял, что мои поиски увенчались успехом. Моя Червонная Королева. Моя Бубновая Королева. Королева бриллиантов…[1]
– Перестаньте! – Рина подошла к камину. – Даже если вы сумеете раздобыть документы, я не смогу участвовать в подобном заговоре. Это чудовищно, нечестно. Я никогда бы не смогла вести такую игру. Родственники этой девочки меня бы разоблачили.
– Они ее почти не знали, – возразил Квин, подходя к Рине. – Пруденс гостила у них недолго, когда ей было шесть лет, но в основном жила со своими родителями на континенте. Ее отец любил вино и итальянок, а мать…
Квин потупился; на его лицо легла тень. У Сабрины вдруг возникло желание обнять его, но она не успела – он вновь оживился.
– Я все рассчитал, уж поверь мне. А они поверят, что ты действительно Пруденс. Но тебе не придется долго вести эту игру, ведь мы охотимся не за наследством, детка, а за «Ожерельем голландца». – Квин понизил голос. – Это бриллиантовое ожерелье из камней, добытых в африканской шахте. Они величиной с голубиное яйцо, а сверкают так, что могут затмить даже звезды. Мы с тобой станем богачами и сможем жить так, как нам захочется, и там, где захочется. Укради это ожерелье, моя милая, и тебе больше не придется ни о чем беспокоиться.
Сабрина задумалась. Она представляла, как сменит имя и уедет в другую страну, как будет путешествовать по всему свету и осуществит все свои мечты… Конечно, это рискованное дело, но если она сыграет роль правильно, то сможет…
И тут Рина вдруг сообразила, о чем она думает, что собирается сделать. Она провела пальцем по миниатюре и почувствовала какую-то необъяснимую симпатию к давно умершей Пруденс. Украсть ожерелье – одно дело, но присвоить себе имя другого человека…
– Нет, это нехорошо. Семья этой бедняжки, может быть, почти не знала ее, но я уверена: смерть Пруденс стала для них таким же ударом, как для меня – моих родителей… Я не могу столь подло их обмануть.
Квин запрокинул голову и расхохотался:
– Стала таким же ударом, да? Позволь рассказать тебе кое-что. Тревелины никогда ничего не любили, кроме денег. Они сколотили себе состояние на олове, на каторжном труде шахтеров. А вдовствующая графиня – настоящая мегера. Впрочем, ее внучка ничуть не лучше. Совсем молоденькая девушка проводит большую часть времени перед зеркалом, доводя бедных служанок до слез из-за своих бантиков, мушек и тому подобной чуши. Что же касается графа…
Глаза Квина потемнели и стали мрачными, как штормовое море.
– Тревелины никогда не отличались ангельским характером, но нынешний лорд – худший из всех. Шахтеры прозвали его Черным Графом, хотя можно лишь гадать, что они имеют в виду – его волосы или душу. Если существует дьявол в человеческом обличье, то это граф Тревелин. – Квин энергично помотал головой, словно желая избавиться от преследовавшего его ужасного образа. – Граф, конечно, ужасный человек, это бесспорно. Но у него есть одно полезное для нас качество. Он мало бывает в своем корнуолльском поместье, в Рейвенсхолде. Любит большие города, яркие огни Лондона или Парижа. Говорят, что его не смогли отвлечь от э… приятного времяпрепровождения даже известием о болезни и смерти жены, если ты понимаешь, что я имею в виду.
