заимкой, пошел на посадку.
Маленькая однокомнатная квартирка Ильи с трудом вмещала всех желающих поздравить хозяина с присвоением ему очередного звания капитана. Дам на вечеринке не было по настоянию самого виновника торжества: на всю катушку он предпочитал расслабляться без представительниц прекрасного пола. Новоиспеченный капитан расстарался. Пили исключительно коньяк и шампанское. Веселье было в самом разгаре. Илья под громогласный хохот друзей рассказывал о своих похождениях в тридевятом царстве.
- Не могу, Юрьич... - Ухтомский вытер выступившие от смеха слезы. Пойдем покурим, пока меня кондрашка не хватила... у меня ж сердце... не бережет старика!
Лейтенант помог выбраться шефу из-за стола, и они прошли в ванную на перекур.
- Ну артист! - Ухтомский присел на край ванны. - Пора нашему капитану менять амплуа. Ты ему по- дружески присоветуй на бумажку все это перенести. В любой редакции с руками оторвут.
- Ржевского от одного вида бумаг воротит.
- Это верно. А жаль. Такой фантаст пропадает. Ну до того складно врет...
- Угу, - невнятно пробурчал Кожевников, перед глазами которого стояло добродушное лицо Ивана. - Складно врет, - согласился он, поправляя висящую на батарее камуфляжку Ильи с присохшими к ней комьями грязи. Из кармашка выскользнуло золотое яичко и покатилось по желтой, с ржавыми разводами ванне. Полковник, кряхтя, нагнулся и подхватил удирающее яйцо:
- Это еще что?!!
- Что?
- Яичко... золотое...
- Не может быть, - выдохнул Кожевников, хотя внутренне и был готов к чему-то подобному.
- Да ты посмотри, посмотри!
Лейтенант осторожно принял из трясущейся руки Ухтомского яйцо. Ажурное творение неведомого мастера засверкало алмазными брызгами в свете тусклой шестидесятиваттной лампочки.
- С ума сойти...
- Е-мое... что же теперь с этим царством будет? - Лейтенант потерянно посмотрел на полковника.
- А что?
- Как 'что', как 'что'?!! Поручик там трое суток звездочки обмывать изволил...
- Да-а-а, - потрясение протянул полковник, - это будет что-то...
'ИБО ВЕСЕЛИЕ ЕСТЬ РУСИ ПИТИ...'
Еще пятнадцать лет назад публикация книги О. Шелонина и В. Баженова была бы невозможной. Уж больно скользкая в ней затронута тема. И не столько тема, сколько основной прием, способствующий развитию сюжета и раскрытию характеров героев. Одним словом, почти все персонажи романа 'Операция 'У Лукоморья...' пьют горькую.
'Нет меры хмелю русскому, - писал Некрасов. - А горе наше мерили?' Почему-то говорить об этой черте национального русского характера начиная с 30-х годов XIX века нужно было с сожалением, как бы оправдываясь перед кем-то. Вот-де пьем с горя, от тяжелой жизни или непроходимой тоски, чтобы не видеть всей мерзости окружающей жизни.
А между тем еще Владимир Святой, избирая для своей державы новую веру и не принимая ограничений ислама на употребление алкоголя, метко заметил: 'Ибо веселие есть Руси пити. Без того не можем жити'. То есть характер у нас такой веселый да разудалый, что выпивка русичам просто необходима. Для куражу, для настроения, для удали молодецкой. Вспомним, что одним из испытаний древнерусского богатыря на прочность, како том свидетельствуют былины, была его способность выпить как можно больше зелена вина. Безудержно бражничает один из самых живых и симпатичных героев литературы XVII века Фрол Скобеев. Культом чары проникнута практически вся наша словесность столетья Просвещения. Да и романтики начала 'золотого века' русской литературы были не прочь покутить. Критический реализм привнес в литературу требование вести трезвый образ жизни. Чтобы ничего не мешало видеть язвы и пороки действительности. Реализм социалистический, критично усвоив классическое наследство, оставленное предшественником, не внес существенных корректив в вопрос о пьянстве. 'Пьянству - бой!' провозгласил он.
Но, как бы ни старались классики и современники, пристрастие русских к спиртному стало общим местом, перекочевало в фольклор и в мировую культуру. А водка и застолье (читай, пьянка) перешли в разряд национальных символов, архетипов. Как выразился один из персонажей культового фильма 'Брат': 'Водка - это русская идея'. Вот и авторы романа об операции 'У Лукоморья' густо замешали свое произведение на этой русской идее. Право слово, 'там русский дух, там Русью пахнет'. И запах этот - крепкий, забористый духан от свежевыгнанного первача.
Не стоит, однако, сводить весь роман лишь к апологии (или, наоборот, высмеиванию) пьянства. По своему жанру он относится к тому редкому типу, который получил в литературоведении название роман- анекдот. Одним из классических примеров такового является, например, 'Чонкин' Войновича. Авторы использовали в своей книге практически весь набор архетипов современного анекдота: менты, лица нерусской национальности, Чебурашка с крокодиюм Геной, демократия. И этот пласт тесно переплетен с фольклорно-сказочнои стихией. Сталкиваются седая, былинно-языческая древность, христианская традиция и безбожно-атеистическая с жуткой примесью рудиментарного суеверия современность. При таком раскладе не могло выйти ничего иного, кроме юмористической фантастики.
Шелонин и Баженов четко определяют для себя те литературные приоритеты, на которые они ориентировались при написании книги. Путь указующим маяком для них послужило творчество одного из самых ярких представителей современной российской юмористической фантастики - Андрея Белянина. 'В памяти всплыл книжный развал и курносый продавец, совсем еще мальчишка, азартно рекламирующий какого-то Белянина. Илья, обычно не клюющий на рекламу, умудрился соблазниться и не пожалел об этом. Перечитал раза три. От души повеселился. Еще мысль дурная, помнится, посетила: классно мальчик отпуск провел, мне бы так оттянуться. Пусть не месяц.. неделю... или хотя бы три дня. 'Ай да Белянин, ай да... как там дальше у Пушкина-то?... Гм... молодец... Но удружил! Мерси, Андрюша!'... Таким образом, читатель должен догадаться, что 'Операция 'У Лукоморья..' относится к тому же ряду, что и знаменитый белянинский цикл 'Тайный сыск царя Гороха'. Здесь представлены практически те же герои - доблестный милиционер, Баба Яга, Кощей Бессмертный, зловредный петух, злобный Люцифер. Что же это - повтор, подражание мастеру? Не все так просто.
От книг Белянина роман молодого авторского дуэта отличает многое. Прежде всего жанровая специфика книг: 'Тайный сыск' - ярко выраженный, хотя и сказочьнй, детектив. Там налицо преступление, расследование, поимка преступника и наказание оного. 'Лукоморье' же - типичный, пусть и сказочный, боевик. Из разряда тех, которые повествуют о героях, попавших в Иномирье и наводящих там 'порядок'. Так что в данном случае более уместными были бы параллели с творчеством Бушкова, если бы не скрытая пародийность книги Шелонина и Баженова, завуалированно высмеивающей штампы фантастического боевика. Погони, драки, 'разборки', братковско-новорусский сленг - все, к чему мы привыкли в среднего пошиба криминальном чтиве.
Книги о Никите Ивашове составляют цикл. Сюжет каждой из них завершен и одновременно дает автору возможность написать продолжение. 'Лукоморье' имеет закрытый финал. Герои возвращаются на круги своя, зло повержено. Это, конечно, не означает, что в том случае, если роман будет принят читателем, авторам заказан путь к написанию сериала. И все же, полагаем, на одном томе можно остановиться. Дуэту нужно попробовать силы и в создании штучного продукта. Иначе есть опасность самоповторов и в конечном результате схода с дистанции, как это нередко случается с молодыми писателями, взявшими высокий старт, но затем не сумевшими справиться с обычным ритмом пробега.
Естественно, основным в каждой книге является не столько сюжет, пусть и самый занимательный и динамичный, сколько те, кто его двигает, то есть персонажи. Главный герой 'Лукоморья' - капитан милиции Илья Иванов - в принципе мало чем отличается от своих коллег по профессии и 'по несчастью'. Типичный мент, попавший в нетипичную передрягу. Интересная закономерность, подмеченная нами в современной российской фантастике, - появление в галерее положительных героев нового лица - человека в милицейской фуражке. За последние несколько лет у народа возродилось доверие к нашей милиции, что и отразила литература, моментально реагирующая на малейшие изменения в настроениях публики. Модными были в середине 80 - начале 90-х годов прошлого века сенсационные разоблачения коррупции в высших
