господин и хозяин. Обстановка никак не соответствует его скромному заработку продавца в салоне мехов. В комнату входят гости: майор Бейли в нарядной военной форме, Адам, тоже в форме, но более скромной, а после них, к их общему удивлению, — Лилит. Выглядит она великолепно. Вокруг кровати расставлены стулья, по два с каждого бока и еще один спинкой к зрительному залу. Все садятся. Место возле Адама, обращенное спиной к зрителям, остается пустым, потому что Лилит не хочет садиться рядом с ним. Снглф сидит у стены, с правой стороны кровати-стола, рядом с ним Адам, а напротив Бейли и Лилит. Слуга подходит к сервировочному столику и стоит в ожидании приказаний. Все, что потом происходит, и общим тоном, и грубостью поведения и выражений резко контрастирует с роскошью и блеском интерьера и убранством стола.
Снглф. Ну а сейчас, дорогие мои, немного пьяного хлебца, а потом положим глаз на супчик. Потом порция седой травы с уксусом и вареным языком, потом два раза по миске горячих божьих слез, один «взгляд в панировке», тот, что из горьких, из тех, что тут же стареют, да с лимоном… Приступим.
Адам (неожиданно вскакивает, всячески изображая услужливость, берет у слуги тарелку с едой и несет с сервировочного столика к кровати. С тарелкой в руках, стоя спиной к гостям, вдруг громко выкрикивает). Эта тарелка кому?
Снглф. Мне. Чтобы пить захотеть, как поем.
Адам. Грех не в том, что ешь, грех в том, что делаешь! (Ставит тарелку перед Снглфом и отбегает к сервировочному столику, снова поворачивается спиной к гостям, закрывая очередную тарелку, которую передал ему слуга.) А кому это-о-о? (И сам отвечает.) Старому господину, чтобы хлеб его на чужом пороге не заночевал! (Ставит тарелку перед Бейли, который явно недоволен, что его назвали старым.) А это? Нашей гостье, на счастье! (Ставит тарелку перед Лилит.) Отцы кислые сливы ели, а у детей оскомина!
Лилит. Оставь в покое моих детей!
Адам (ставит тарелку перед Лилит и снова подбегает к столику, чтобы взять у слуги следующую тарелку). Коль мы сыты, можем и попоститься! Это кому? Как самого себя не похвалить? Это — мне! (Садится и тут же начинает громко хлебать.)
Снглф. Дорогая госпожа Лилит, я уверен, вы догадались, что мы собрались здесь сегодня на ужин примирения, примирения вас и вашего супруга Адама. Это было не просто желание Адама, но прежде всего и больше всего Того, Кто создал Адама и Кто вас, дорогая Лилит, безмерно любит. Надеюсь, что теперь вы займете пустующее место возле вашего супруга, помиритесь с ним и покоритесь ему.
Лилит. Знаешь что, Снглф, помнится мне, в прошлый раз в меховом салоне я посоветовала тебе скреплять волосы цепочкой, а ты меня не послушался. Тебе бы это больше пошло. Так почему же теперь ты считаешь, что я должна послушаться и покориться?
Снглф. Так думаю не я, а Тот, Кто меня послал. Неужели вы в ссоре и с Ним, с собственным Отцом? И почему? Говорят, что и ваши дочери в ссоре со своим отцом Адамом. Говорят, что они отвергают математику своего отца. И утверждают, что его математика не годится. Что она неточна. По их мнению, Адам не может сосчитать до трех.
Лилит. Точно!
Снглф. Что «точно»?
Лилит. Точно, что математика Адама неточна. И что это знают мои дочери.
Адам. Не мое это дело — болезни лечить и запутанные узлы распутывать.
Снглф. Неужели вы не хотите вернуться к своему мужу и детям только потому, что не сходится какое-то уравнение? Адам, ты хочешь получить назад свою жену?
Адам. Если раскроешь тайну, и сам станешь тайной. Или большой тайной, или маленькой. Конечно хочу! Да и кто бы такую не захотел?
Снглф. Лилит, а вы хотите вернуться к своему мужу Адаму?
Лилит (зевает). Ни к Адаму, ни к Бейли, с меня достаточно на все оставшиеся времена. Достаточно и тебя, ангелочек, я тебя больше слышать не могу. Вытекла вода. Больше не осталось. Хватит на ужин, считай — это много. Скажи мне, зачем ты меня позвал?
Снглф. Как вы узнаете, зачем я вас позвал, если я не скажу и если вы меня не выслушаете?
Лилит. Если ты пригласил меня для занудных разговоров, плати за каждый мой зевок по десять долларов! А я буду расстегивать пуговицы, чтобы нам не сбиться со счета. (Зевает и тут же расстегивает одну пуговицу на платы. Потом протягивает руку, и изумленный Снглф дает ей банкноту.)
Снглф. Хорошо, но только думается мне, что вы сейчас перестанете зевать.
Делает знак рукой слуге, и тот вводит в комнату, где они ужинают, Еву. Ева садится не сразу, некоторое время продолжает стоять, хотя при этом не отказывается от бокала, который подносит ей слуга.
Предлагаю всем приветствовать юную барышню Еву.
Лилит (вскакивает со стула и в упор смотрит на Еву). Ты чуток постарела, сестричка. И тебя не особенно поливали взглядами, чтобы ты расцвела.
Адам. Женщина и рыба старыми не бывают.
Лилит. Если только не рассматривать их шею.
Адам (растерянно). Шею?
Лилит. Разумеется. Посмотри, например, на Еву!
В это время Ева пьет, по-прежнему стоя, так как ей еще никто не предложил сесть.
Именно по шее, пока человек пьет, легче всего сосчитать его годы, и видно, сколько осталось до смерти, а сколько прошло от рождения. И наоборот.
Ева резко перестает пить, потому что видит, как все уставились на ее шею. Потом садится рядом с Адамом и с вызовом смотрит на Лилит.
Адам, ты только что говорил, что рядом с тобой пустое место, которое ждет меня. А теперь? Что теперь скажешь?
Адам (едва успел вцепиться зубами в куриную ногу, сейчас резко отбрасывает ее. Лилит расстегивает еще одну пуговицу). Одно бросил, до другого не дотянулся.
Снглф протягивает деньги, но Лилит их отвергает.
Снглф. Что такое?
Лилит. Эту пуговицу я расстегнула не от скуки, а от жары. Здесь так жарко. Оставь эти деньги себе. А ты, Адам, когда ляжешь на Еву, посмотри на ее шею и увидишь, какой ты мужчина! Мужчина ты никакой. Это я могу сказать тебе и не глядя на Евину шею. И никуда от этого не денешься.
Адам внимательно смотрит на Евину шею, потом начинает обгладывать куриную ногу. В это время Снглф вытаскивает из кармана банкноту и протягивает ее Лилит за миг до того, как она зевает. Лилит зевает, берет деньги и расстегивает еще одну пуговицу. Теперь они почти все расстегнуты.
