– Ахилл, Агамемнон ничего тебе не говорил о своем намерении отдать за тебя Ифигению?!
– Нет, – честно ответил мирмидонский царь.
– Что же замыслил Агамемнон? – в ужасе прошептала Клитемнестра.
– А где он сам? Мои воины уже готовы попросту отправиться по домам, надоело сидеть и ждать неизвестно чего!
Услышав голоса, из шатра вышла Ифигения. Ахилл глянул на юную девушку и пожалел, что у него уже есть жена, а отец этой красавицы Агамемнон. А с другой стороны к шатру уже подходили Менелай, Калхас и сам царь Микен.
– Зачем ты позвал Ифигению, обещав отдать ее Ахиллу?
За Агамемнона ответил прорицатель:
– Артемида потребовала принести в жертву дочь Агамемнона.
– Что?! – У Клитемнестры перехватило дыхание так, что она скорее прохрипела, чем спросила. Сама девушка тоже замерла, в ужасе раскрыв глаза. Ее принести в жертву?! И сделать это согласился отец?! Отец, который не мог налюбоваться своей дочерью-красавицей, который из любой поездки привозил ей столько красивых вещей, который постоянно твердил, что она будет самой красивой на земле…
Первой опомнилась Клитемнестра. Она метнулась к Ахиллу:
– Не допусти этого, заклинаю тебя!
Клитемнестра обнимала колени Ахилла, обливая их слезами. Она не могла потерять дочь!
Ахилл метнулся за своими доспехами, по пути крича, что не даст Агамемнону совершить такое! Агамемнон стоял белый, словно готовая к росписи стена, с трясущимися губами, не в силах вымолвить и слова. Но это был не конец.
По стану мгновенно разнеслась новость о требовании богини, она подняла на ноги всех. Воины с оружием в руках бросились к шатру Агамемнона, где скрылись женщины и сам царь. Впереди бежал Одиссей. Если Агамемнон обидел Артемиду, то ему и приносить жертву. Иначе жертвами могут стать все остальные!
Ахилл едва успел раньше остальных, он встал перед входом, заслонив собой шатер:
– Я не впущу туда ни одного из вас! Чтобы взять Ифигению, вам придется сначала убить меня.
Воины отступили, но выкрики не прекратились. Теперь кричали уже и мирмидоняне, они требовали от Ахилла отдать девчонку или распустить всех по домам!
Клитемнестра с ужасом вслушивалась в шум за стенками шатра, все прекрасно понимали, что смять Ахилла и ворваться в шатер такой толпе ничего не стоит. И вдруг поднялась сидевшая на сундуке в углу Ифигения. Она остановилась перед отцом:
– Если меня не принесут в жертву, то поход не состоится? И все остальные жертвы были напрасны?
Агамемнон только кивнул, он попытался добавить, что вместе с Ахиллом не допустит, чтобы толпа ворвалась в шатер. В руках у отца тоже был меч. Рука Ифигении легла на его руку, девушка чуть улыбнулась:
– Помнишь, ты рассказывал мне о Кассандре, девочке, которая готова была броситься со скалы, чтобы погубить тебя и сорвать поход на Трою? Я тоже готова погубить себя, чтобы он состоялся. Прощай, мама, ты была самой лучшей матерью в мире.
Клитемнестра не удержавшись, крикнула:
– Не-ет!
Но дочь только отрицательно покачала головой, открывая занавес входа в шатер.
Толпа, увидев юную прекрасную девушку, замерла. Ахилл попытался заслонить ее собой:
– Не бойся, я не дам им тебя обидеть!
– Не нужно, Ахилл. Я решила добровольно идти в жертву к алтарю. – Девушка вскинула голову, оглядев притихших воинов. – Пусть памятником мне будут развалины Трои. Поклянитесь, что вы не отступите, пока не возьмете этот город!
Она обернулась к Калхасу:
– Готовь все для жертвоприношения.
– Готово, – едва вымолвил тот.
Ифигения шла сквозь ряды вооруженных людей в полной тишине, глашатаю Тальфибию даже не пришлось призывать всех перестать галдеть. Агамемнон не смог смотреть на это, он упал на землю, закрыв голову своим плащом, а в шатре билась в истерике Клитемнестра:
– Ненавижу! Ненавижу тебя! Убийца! Отправить на смерть собственную дочь!
Также в полной тишине Калхас надел на голову девушки венок, вытащил из ножен жертвенный нож. Ахилл подал сосуд со священной водой и тихо прошептал девушке:
– Я надеюсь, боги заберут тебя на Олимп.
Та чуть улыбнулась дрожащими губами:
– Пусть это будет не зря.
– Клянусь.
Калхас поднял жертвенный нож к небу:
– О, Артемида, ты хотела этой жертвы, вот она! Пошли же ахейцам благополучное плавание к берегам Троады и победу над врагами! Мы приносим самую страшную жертву, которую ты потребовала!
Ахилл заметил, как дрожит жертвенный нож в руке Калхаса, конечно, одно дело перерезать шею козочке или даже волу, и совсем другое красивой юной царской дочери. Он шепнул провидцу:
– Не тяни, ей будет больнее! Резким движением, сразу и сильно!
Видно, это понял и сам Калхас, он глубоко вздохнул и…
Единый вопль вырвался из всех уст! И следом установилась немыслимая тишина, казалось, даже волны застыли, перестав рокотать, и ветер стих, не шелохнув листочка. Сколько длилась такая тишина, не понял никто, но ее разорвал рев тысяч голосов, потому что… вместо убитой Ифигении на жертвеннике билась в предсмертных судорогах лань!
Калхас, едва не задохнувшись от произошедшего чуда, вскинул вверх руки с криком:
– Артемида приняла нашу жертву! Радуйтесь, ахейцы!
Вокруг орали, ликовали, обнимались тысячи воинов, гремя оружием, вскидывая его к небу в едином вопле восторга!
Ахилл пробрался к лежащему на земле Агамемнону, содрал с его головы плащ, затормошил:
– Агамемнон, Артемида приняла нашу жертву! Приняла!
Царь поднял на него остановившиеся глаза, на его лице не было не только радости, но и вообще жизни. Только тут Ахилл сообразил, что тот не знает о замене! Он затеребил Агамемнона, пытаясь переорать немыслимый крик тысяч глоток прямо царю в ухо:
– Артемида заменила Ифигению на жертвеннике ланью! Она забрала твою дочь к себе!
– Как… как заменила?!
– Так вот! В тот миг, когда Калхас уже занес нож, Ифигения вдруг превратилась в лань! Иди посмотри!
Агамемнон поднялся, ошалело глядя на ликующую толпу, на жертвенник, на котором действительно лежала крупная лань, а потом ринулся в свой шатер. Понятно, надо же и Клитемнестре сказать о замене.
Не удалось, той было все равно, она шипела, как змея, одно:
– Ненавижу!
Теперь оставалось ждать подтверждения, что Артемида больше не сердится. Богини дамы капризные, вдруг следом за дочерью ей потребуется еще кто-то? Но долго ждать не пришлось, от берега уже кричали, что ветер переменился!
Казалось бы, теперь ахейцы должны уважать Агамемнона, пожертвовавшего ради общего дела самым дорогим – дочерью. Они только что, как дети, радовались этой жертве, умилялись тому, что Артемида, потрясенная благородным поступком Ифигении, забрала девушку к себе, не дав лишить ее жизни. Но люди странные создания, как только ветер сменился и корабли вышли в море, на Агамемнона стали поглядывать не просто косо, а очень косо. Что же это за человек, если он не пожалел собственной дочери ради завоевания какого-то города, пусть и очень богатого?!
Для всех царь Микен стал олицетворением жадности и желания наживы.
