крестами! Конечно, и ее в это аббатство Господь привел не зря, и теперь святая Екатерина тоже приснилась в помощь. Жанна не сомневалась, что меч с пятью крестами дожидался ее.
В тот же день в Фьербуа были отправлены братья с письмом от Жанны к старому монаху, чтобы откопали тот меч и прислали ей в Тур. Для себя девушка решила, что, если только будет возможно, сам меч никогда не применять, ей претила сама мысль о возможности убийства кого-либо, даже годона! По ней лучше бы проклятые убирались прочь подобру-поздорову… Будь рядом барон де Ре, посмеялся бы над такими мыслями, Жиль всегда твердил, что враг пришел с оружием, потому его и гнать надо не словами, а мечами! Жанна оправдывала кровожадность барона тем, что он много видел крови и смерти на войне. Ничего, закончится проклятая война, все смогут измениться к лучшему, все станут другими. Ей казалось, что стоит только короновать дофина, и во Франции, обретшей законного, избранного Богом короля, наступит другая, прекрасная жизнь, в которой будут царить доброта и любовь.
Меч действительно нашли там, где назвала Жанна, правда, старый монах помочь ничем не смог, он умер через пару дней после своей встречи с девушкой, давно болел, а как рассказал все, что должен был, Деве, так и умер. Сам меч был таким, каким его описала Дева – с пятью крестами. Это увидели, когда очистили ржавчину с пролежавшего столько десятилетий в земле клинка. Находку тут же посчитали чудом, и меч доставили в Тур как величайшую ценность. Для него были изготовлены красивые ножны и даже не одни.
Но куда больше обнаружения меча девушка была рада своему знамени. Меч – это почти всегда убийство, смерть, это знак войны, а знамя – то, чем можно повести людей за собой на благое дело. Позже она скажет, что ценила знамя в сорок раз больше, чем меч.
Жанна радовалась, как дитя, ей казалось таким важным, что у нее будет свое знамя, именно такое, каким она сама его придумала, с вышивкой на белом фоне, так хорошо видное издали. Девушка не раз представляла себе, как поднимет это знамя и солдаты, поверив в близкую победу, пойдут в атаку на врага. Что будет дальше, старалась не думать.
Война – всегда боль, кровь, смерть… Как бы сделать так, чтобы противник сам понял, что она сильнее? Жиль де Ре твердил, что стоит ей оказаться перед лицом врага, и все мысли о возможности победы через убеждение исчезнут сами собой. Меч перед глазами излечит от любой жалости куда быстрее любых разговоров. Может, он прав? Ведь годоны только посмеялись над ее письмом, мало того, плененным оказался один из отправленных к ним герольдов.
Ничего, успокаивала себя Жанна, это только пока они не видели мощи новой французской армии, решимости людей, пришедших с ней! И снова получалось как-то не так, значит, не призывы и увещевания заставят годонов сдаться, а сила оружия?
Временами девушку охватывало настоящее отчаяние, она не хотела воевать, но так хотела освободить милую Францию и короновать дофина! Вдруг Жанна вспомнила ответ, данный ею же прелатам. На вопрос «Если Бог будет помогать тебе одерживать победы, то зачем тогда войско?» она только пожала плечами:
– Солдаты будут воевать, а Бог им поможет.
Что, они сами не знают поговорки «Помогай себе сам, и Бог тебе поможет»? А как же иначе?
ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА
Орлеан ждал, томясь который месяц в осаде, сначала ждал просто помощи, потом непонятно чего, а теперь чуда, которое должно случиться с приходом Девы. И среди осажденных, и среди осаждавших хорошо известно пророчество мага Мерлина о Деве из Лотарингских лесов, которая освободит Орлеан и Францию. Поэтому, когда известие о появлении Жанны в Шиноне у дофина пришло в город, орлеанцы воспрянули духом. Англичане в ответ смеялись:
– Пока ваш дофин проснется, мы успеем Орлеан уморить голодом или вообще сровнять с землей!
Основания для самодовольства у осаждавших были. Город был очень умело окружен неприступными фортами. С запада все подходы перекрывала линия бастилий Сен-Лоранс, Круа-Буассе, Руан и Париж, на севере стеной стоял Орлеанский лес, через который если и можно было пройти одиночкам, то ни доставить продовольствие, ни подвезти боеприпасы невозможно. На востоке дороги надежно перекрывал небольшой, но толковый форт Сен-Лу. Но в самой сильной позиции находился форт Турель на левом, южном берегу Луары. Крепость, стоявшую на самом берегу реки, у основания полуразрушенного моста, со стороны берега прикрывал форт Сен-Огюстен, а от возможной переправы со стороны Орлеана защищал форт Сен-Жан-де- Блан. Пока стоял Турель, держалась и осада, но взять этот форт было практически невозможно, глубокий ров, высокая насыпь, ровное пространство перед рвом, проглядываемое и простреливаемое из-за старательно вырубленного кустарника, оставляли мало надежды любому штурмующему.
Конечно, все эти форты можно было захватить и уничтожить, но только при наличии большой армии и, конечно, желания. Ни того, ни другого у дофина Карла не было. Он прекрасно понимал, что сдача Орлеана будет равносильна полному его поражению, это станет лишь делом времени, но ничего не предпринимал, словно надеясь на чудо.
И вот это чудо явилось – Дева пообещала освободить Орлеан! Дофин мало задумывался, как она это сделает, но отправить в осажденный город обоз с продовольствием и подкреплением армии согласился. Даже если не освободит, то хоть на какое-то время поддержит осажденных, и горожане перестанут засыпать его просьбами о помощи. Обоз было решено собрать в Блуа, туда же подойдут все отряды, которые должны помочь этому обозу пробиться к городу. На том, чтобы воевать по-настоящему и действительно снять осаду, вообще-то никто не настаивал. Как получится. Слишком долго был в осаде Орлеан (целых двести дней), чтобы надеяться на быстрое ее завершение. Одна только Жанна упорно твердила об освобождении города.
Дофин пожал плечами:
– Пусть освобождает…
И вот они в Блуа, рядом с Жанной ее верные Бертран, Жак из Меца, Жан Д’Олон, братья Жан и Пьер. Уже в лагере она встретила и знакомых по Шинону. Девушка улыбнулась, издали услышав ругань Ла Гира, неисправимый капитан снова поминал тысячу чертей! Правда, едва завидев Деву, смущенно умолк.
Не видно только герцога Алансонского и пока Жиля де Ре. Но едва успела как-то устроиться в отведенной ей палатке, как барон пришел сам.
– Поздравляю! – Жиль сжал ее руку повыше локтя. Было больно, но Жанна стерпела, не так часто услышишь от барона человеческую, не насмешливую речь. Барон не сопровождал девушку в Тур, они уже давно не виделись. Пока Жанну мучили прелаты и оружейники, Жиль занимался подвозом продовольствия и оружия для Орлеана. Зато теперь они снова вволю наговорились, барон не насмехался, напротив, был внимателен и даже мил. Он сразу заметил, что кроме возбуждения от того, что ее экипируют, как настоящую воительницу, Жанну что-то гложет. На вопрос, что, она едва не расплакалась.
– Что?! Тебя кто-то обидел?
– Нет…
– Ты… боишься?
Снова помотала головой.
– Жанна, я тебя уже неплохо знаю, если слезы, значит, произошло что-то серьезное.
– Я не слышу Голоса…
Она сказала это почти шепотом и очень горестно. Та-а-ак… барон закусил ус, но сразу опомнился. Девочка явно просила у него помощи, надеялась на него.
– Давно?
– Нет, после того как сказали о мече, больше не слышу…
– А раньше что, каждый день разговаривали?
– Нет, но если я спрашивала, то советовали сразу.
– А сейчас что ты спрашивала?
– Я… я не знаю, что делать дальше.
– Что именно ты не знаешь? Что нужно идти на Орлеан и снимать осаду? Почему это должны тебе советовать? Помнишь, ты твердила Ла Гиру, чтоб не поминал имя Бога всуе? А сама? Наверное, ты можешь все сама, если тебе не подсказывают. Думай.
Видя, что она начала немного успокаиваться, Жиль чуть улыбнулся:
– Воительница… тоже мне! Чуть что – в слезы! Вытирай слезы, и давай поговорим, может, что толковое
