Хорошо поставили свои грады Словен и Рус, хоть рядом и не жил никто, зато мимо ходили многие. То с захода солнышка на восход, а потом обратно шли те, у кого солнечные камни, то с полуночи на полудень от моря к Непре пробивались. Не нарочно, но на оба града натыкались. Родовичи и в Словенеске, и в Русе рады новым людям. Кто из прохожих небывальщину расскажет, кто научит чему дельному, а кто и свое обменяет на съестные припасы… У многих появились амулеты из солнечного камня. Люди ходили разные, но все мирные, видно, не пришло еще время эти земли делить.
Однажды завернули трое таких. На дворе второй день хлестал дождь, словно желая затопить все, потому, когда из леса вынырнули двое, один из которых тащил на себе третьего, им бросились помогать все, кто увидел. С путников ручьями текла вода, они едва держались на ногах, вернее, третий не держался вовсе, видно нога была сломана.
Когда вошли вод крышу и чуть отряхнулись, обнаружилось, что среди них женщина. Крупная, выше Поруси на полголовы, светлая коса с руку толщиной, серые с зеленым отливом глаза смотрели с вызовом… А двое других, видно, ее братья – такие же глаза и губы точь-в-точь.
У одного и правда сломана нога, оступился, полетел в какую-то яму, даже выбраться сам не смог. Куда теперь идти? На одной ноге не поскачешь по лесу… А куда шли? Нежданные гости махнули руками почти туда, откуда пришли сами родовичи:
– Криви…
Рус, вспомнив Первака, поинтересовался:
– Нерви?
Те закивали. Нежданные гости вполне понимали речь родовичей и немного говорили сами. Но их расспрашивать не стали, все потом, сначала Порусь занялась ногой пострадавшего. Чтобы уложить ее в лубок и крепко перевязать, пришлось повозиться, а ведь женщина сама была на сносях, вот-вот родит…
Пришедшей девушке дали чистую рубаху, а мужчинам только порты, накормили и уложили отсыпаться. Утро вечера мудренее, все одно им никуда не уйти с калечным товарищем, завтра все и расскажут.
Когда все улеглись, Рус осторожно поинтересовался:
– Порусь, это надолго?
Та вздохнула:
– Не знаю. Не сломал вроде, только вывихнул, но уж очень неловко, долго встать на ногу не сможет.
Это означало, что нежданным гостям придется жить в Русе. Но родовичи сами много намыкались, хорошо помнили, каково это быть без крова и защиты, потому никому не отказывали в помощи. Решение было единодушным:
– Пусть живут, сколько понадобится.
Чужаков звали Наровом и Латгалом, а их сестру Элмой. Их поселили в доме у Руса с Порусью в той самой части, что пристраивали для общих посиделок. Конечно, там не было очага, еще не сложили, но пока тепло, греться не требовалось. Зато Поруси к гостям ближе.
Элма оказалась не из стеснительных, в первый же вечер она принялась разглядывать родовичей одного за другим. Это не понравилось Тине, прошипела княгине вроде на ухо, но так, чтоб гостья услышала:
– И чего глядит? Совести нет!
Но недовольство хозяек не смутило гостью, та продолжала изучать мужчин, перебирая взглядом одного за другим. Поруси тоже стало не по себе. А Тина пообещала:
– Станет к Славуте приставать, зенки бесстыжие выцарапаю, не посмотрю, что выше меня ростом.
Княгиня нахмурилась: в их Роду пока не бывало таких ссор. Ей бы внимательно присмотреться, на ком задержала взгляд Элма, но Поруси не до того, у хозяйки забот полон рот, особенно если это хозяйка целого города, пусть и маленького, и мать двоих ребятишек. Поднималась до света и ложилась позже всех.
Шли день за днем, Тина, поняв, что Славута Элме не глянулся, успокоилась, и глазам гостьи ничего не угрожало. Зато что-то неладное стало происходить с князем. Элма не стремилась заботиться о лежавшем брате и не спешила помочь хлопотавшей по дому Поруси, точно и впрямь была гостьей. Она занималась тем, что выискивала возможность будто случайно оказаться рядом с Русом. А когда это удавалось, также «случайно» задевала его плечом, а то и грудью. Какой мужчина устоит, если его обхаживает красивая, крепкая девка? Сначала Рус сторонился Элмы, но постепенно стал уступать.
Порусь почувствовала неладное, но спросить напрямую не смогла, гордость не позволила, посмеялась:
– Ох, гляди, Рус, завлечет тебя эта чужая! Она хотя и не рыбачка, а сети ловко плетет.
На пару дней Рус словно опомнился, но вскоре началось снова. Порусь надеялась, что негодные гости скоро уйдут, нога у Нарова почти зажила, можно бы и отправляться, правда, не к криви, а домой. Но не успели…
Порусь уже кругленькая, ходила уточкой, но и минуты не сидела без дела. Она отправилась в большую кладовую, отнести освободившийся горшок. Вошла не таясь, но и не шумя сильно, как привыкла ходить всегда, и замерла… Горшок выскользнул из рук, на звук разлетевшихся черепков обернулись оба, Рус вскочил, мигом став пунцовым, а вот Элма только села, с интересом глядя на княгиню и даже не поправив задранный подол рубахи.
Порусь не произнесла ни звука, не стала ругаться или таскать соперницу за волосы, она просто повернулась и вышла вон. Чуть придя в себя, Рус бросился следом и в доме едва не налетел на жену. Порусь все так же спокойно, не глядя на мужа, сунула под мышку веретено, подхватила на руки маленького Тимара, вторую руку протянула Полисти и вышла вон.
Руса только звалась городом, а была пока весью, да еще и небольшой. От одного дома до другого иногда и десятка шагов не наберется, а из конца в конец несколько сотен. До дома Славуты с Тиной с полсотни, если широким шагом. Порусь шла, держась прямо, никто не должен знать, что у нее на душе…
– Порусь…
Она даже не обернулась, не приостановилась, словно позади и не было растерянно замершего мужа. Лучше бы обругала, накричала, ударила! Все бы стерпел, понимая, что виновен, но только не так – просто забрала детей и ушла.
Сбоку к князю подошла Элма, едва заметно усмехнулась вслед уходящей княгине, коснулась рукой его плеча. Рус вдруг взревел:
– Уйди!
Метнувшись за Порусью, встал перед ней, готовый упасть на колени посреди веси, но женщина чуть недоуменно посмотрела на мужа и… спокойно обошла его. Внутри сильно толкнулся ребенок, низ живота скрутила невыносимая боль, в глазах сразу потемнело. Едва удержавшись, чтобы не упасть и не уронить Тимара, Порусь почти в беспамятстве сделала еще несколько шагов.
От дома ей навстречу метнулась Тина:
– Что?!
– Я… у тебя жить… буду… Не прогонишь?
Видя, что Порусь едва держится на ногах, Тина подхватила Тимара:
– Пойдем, пойдем. На тебе лица нет!
– Худо мне очень…
Дети, словно понимая, что происходит что-то очень важное и страшное, молчали, только в распахнутых, таких же синих, как у матери с отцом, глазенках застыл испуг.
Тина все поняла и без слов, просто так Порусь от мужа бы не ушла, значит, что-то случилось. Но выяснять, что именно, некогда, едва добравшись до лежанки, Порусь бессильно опустилась на нее. На лице ни кровинки, губы посинели, всю трясло…
– Ложись, ложись…
– Тина… худо мне очень… Обещай, прошу тебя, если со мной что случится… не отдавай детей Русу…
– Ты что?!
Порусь схватила подругу за руку:
– Обещай! Он мачеху приведет… лучше уж совсем без родителей…
