шансов попасть на глаза королю, да еще и так, чтобы он не просто скользнул взглядом, а заметил и захотел новых встреч, у нее не имелось.
Нимфа Сенарского леса
Господин Вольтер был прав, у короля появилась новая фаворитка, да еще какая! Казалось, совсем недавно в парижских салонах обсуждали отношения Его величества с мадам де Вентимир, ее требования и смерть от послеродовой горячки. И Жанна, находясь в Париже, несомненно была в курсе изменений в личной жизни короля.
После смерти мадам де Вентимир и ненадолго возобновленной связи с де Майи Его величество обратил взор на следующую из сестер – герцогиню Лорагэ. Вот тут уж для придворных было раздолье для сплетен. Ни скрывать связь, как де Майи, ни селиться отдельно, как сделала де Вентимир, третья из дочерей герцога де Нейль не стала, для этой сестры главной оказалась сама связь с неугомонным королем.
Дамы в салоне госпожи Жоффрен были в ужасе.
– Ах, об этом неудобно говорить… хорошо, что мужчины заняты своим разговором, мы можем чуть посплетничать… Госпожа де Тансен утверждала, что король любил герцогиню… – Головки дам, словно по команде, склонились друг к дружке, потому что следующее сообщалось хорошо слышным всем театральным шепотом: – Прямо на лестнице!
Веера мгновенно прикрыли зардевшиеся лица. Конечно, любовные сцены в Версале не редкость, и даже на лестнице, но не с королем же!
– О боже!
– Да, я тоже слышала, говорила госпожа де Бриж… сладострастные стоны герцогини разносились по всему крылу дворца!
– Ах!
– Все верно, ими уже опробованы все диваны, кресла, лестницы и даже садовые скамьи Версаля.
Казалось, каждая из дам знала больше остальных, создавалось впечатление, что все общество только и делает, что таскается следом за Людовиком и герцогиней Лорагэ и, прячась за портьерами, гобеленами или кустами, следит за любовными сценами его величества и фаворитки. Хотя фавориткой ее назвать тоже нельзя, дама не пользовалась ни своим положением, ни возможностью предаваться любви хотя бы скрытно.
Но на сей раз новость была еще интересней:
– Его величеству попросту надоела столь доступная любовь, он предпочел удалить от себя герцогиню Лорагэ, правда, не слишком далеко, чтобы иметь ее под рукой, если заскучает. Теперь она стала фрейлиной дофины.
– Удобно, и не надоедает, и всегда на глазах.
Дамы не знали, что мужчины обсуждают эти же сплетни, только со своей точки зрения. Каждый пытался припомнить, какова эта герцогиня Лорагэ. Сошлись во мнении, что ничего хорошего, можно бы и получше, а какова она в любви, не ведал никто. Может, и знали, но не рискнули об этом сообщать, слишком уж одиозной оказалась репутация у третьей дочери де Нейля.
Жанна Антуанетта слушала сплетни о короле так, словно они ее вообще не касались, было ощущение, что это все не про НЕГО, что это не Людовик позорит себя и своих дам, доводит до слез королеву и бросает семена надежды в умы претенденток.
Если его величество может так легко менять свои пристрастия, то нужно только завлечь его в свои сети хотя бы на ночь и позволить все. Дамы в ужасе перешептывались, делали круглые глаза, якобы пугались столь откровенного беспутства его величества, но очень многие, кто мог считать себя опытной в любви и не был уродлив, принялись строить далеко идущие планы. Вокруг короля зароились красавицы, его соблазняли и соблазняли…
Тем удивительней оказался следующий выбор Людовика. Теперь он обратил свой взор на четвертую из дочерей де Нейля – маркизу де Флавакур.
Несколько дней двор и салоны Парижа гудели от очередной новости: супруг маркизы вовсе не желал быть рогоносцем даже по милости короля и обещал размозжить жене голову, если та станет вести себя, как ее шлюхи сестры.
Веера снова и снова ходили в руках дам ходуном, такая новость могла озадачить кого угодно. Ай да маркиз! Воспротивиться самому королю и обозвать дочерей герцога де Нейля шлюхами! Что теперь будет?! Не миновать большущего скандала между маркизом и герцогом.
– Я полагаю, герцог вызовет зятя на дуэль и проткнет его шпагой!
Предположение было просто дурацким, потому что и маркиз, и герцог немолоды, толсты, неуклюжи и дуэль между ними была бы сущей пародией, но все согласились. Должен же кто-то призвать маркиза к ответу за такие слова о дочерях де Нейля? Два дня двор и салоны гадали, кто заменит дуэлянтов, пока не выяснилось, что сам герцог де Нейль о своих дочерях того же мнения! Он тоже обещал свернуть дочери шею, если та окажется в постели его величества.
Общество разделилось на две части. Одна отстаивала свободу женщин самим выбирать, с кем им спать, невзирая на замужество, другая считала, что позорить честь семьи не стоит даже в спальне короля. А если уж и делать это, то так, как делала вначале де Майи, – тайно.
В одном были единодушны: хуже всех все равно вела себя де Майи! Как бы ни скрывала старшая из сестер, все равно в общество просочились рассказы слуг о развратных оргиях с королем, в результате и те, кто участвовал в них помимо Людовика и самой де Майи, были серьезно дискредитированы. От старшей сестры де Нейль отвернулись все, словно одна она виновата во всеобщем безумии, творившемся вокруг его величества.
Безутешная де Майи, в одночасье потерявшая и любовника, и честь, всеми покинутая и презираемая, неожиданно нашла утешение в религии. С той же страстью, с какой она чуть раньше развращала короля, дама теперь каялась. Она надела власяницу и целых десять лет до самого конца жизни не снимала.
Как-то герцогиня де Бранка поинтересовалась у своей юной приятельницы мадам Ле Норман, осуждает ли та мадам де Майи. Жанна задумчиво покачала головой:
– Она, конечно, развратна, но если удержать рядом с собой любимого человека другим образом не могла… Если мадам де Майи делала это из любви…
Герцогиня внимательно вгляделась в лицо Жанны:
– Вы полагаете, что ради любви нужно идти на все?
– Нет, я так не думаю, просто не могу ее осуждать за безволие.
Пожилая уже и довольно опытная герцогиня с сомнением покачала головой:
– Будьте осторожны, дитя мое, вы слишком много значения придаете чувствам. Хорошо, что у вас любящий и внимательный супруг, иначе, боюсь, ваше сердечко завело бы вас в опасные кущи…
Знать бы герцогине де Бранка, что заведет, да еще как!
Не сумев заполучить в свою постель Лорагэ и самому попасть в ее, Людовик не отчаялся. У Нейля была еще одна дочь, на сей раз красавица Мари-Анна. Помимо красоты и ума у нее имелось еще одно неоспоримое преимущество перед остальными сестрами: Мари-Анна была вдовой маркиза де ля Турнеля, то есть желчного мужа, не желавшего быть рогоносцем, в данном случае не наблюдалось. Людовик влюбился быстро и бесповоротно.
И снова шушукались и обсуждали в голос поведение короля и его фаворитки в парижских салонах. О… эта дочь де Нейля была достойна своей старшей сестры де Вентимир, она тоже пожелала особого положения.
– Да-да! Именно так: прекрасные апартаменты, достойные ее нового положения… – Пока госпожа де Вильмюр еще была на стороне новой фаворитки, она, как и большинство, осуждала непритязательных де Майи и де Лорагэ. Если уж отдаваться мужчине, то с толком, а от его величества можно получить куда больше, чем от любого другого мужчины.
Дамы, согласно кивая, одна за другой добавляли все новые и новые требования, которые выдвинула новая фаворитка:
– Свой двор и чтобы король открыто приходил к ней ужинать!
– А деньги получать прямо из казны с правом собственной подписи!
– И признать детей, если те будут, законными!
– А корона ей не нужна?
