– О да! С такими аппетитами вскоре будет нужна.
Корона не корона, а герцогство де Шатору мадам де ля Турнель было передано.
Ну и, конечно, замок Шуазель тоже. Мари-Анну не смутило то, что в замке умерла после родов ее сестра. Сам Людовик быстро забыл недавнюю любовь и увлекся нынешней настолько, что тоже не вспоминал о де Вентемиль. Не одни женские сердца забывчивы, короли также страдают короткой памятью.
В замок снова потянулись обозы со всякой всячиной, знаменуя скорый приезд его величества с фавориткой на охотничий сезон. Везли особенно дорогую душе мадам де Шатору мебель, гобелены, занавеси, посуду… Все, без чего фаворитка не мыслила обойтись и несколько дней, упаковывалось, перевязывалось, укладывалось и отправлялось в пусть и недальний, но весьма трудный путь. В дороге неизменно какие-то возы переворачивались, что-то билось, ломалось и портилось, вызывая страшный гнев новой властительницы души и ложа короля.
Именно такой обоз помешал быстро добраться до своего замка Шарлю Ле Норману.
Он настолько устал и был так потрясен известием, полученным от супруги, что не заметил ее странной задумчивости, зато на нее обратил пристальное внимание Вольтер. Нельзя сказать, что философу она понравилась. Слышавший об обещании Жанны Антуанетты наставить рога супругу только с королем, Вольтер понял, что такая угроза может воплотиться в реальность.
С другой стороны, он прекрасно понимал, что у Жанны нет шансов занять место фаворитки, тем более выпихнуть с него Шатору. Хотелось по-приятельски посоветовать Жанне Антуанетте не ввязываться в этакое «сражение» – оно могло дорого стоить всей семье. Мадам де Шатору отнюдь не была мягкой и пушистой, но как скажешь об этом женщине? И Шарлю Гийому тоже говорить нельзя, муж не поймет ни поведения жены, ни заботы постороннего. Немного поломав голову над данным вопросом, Вольтер решил, что пока лучшее – просто выжидать.
Шарля Гийома позвали в Париж дела, он пробыл всего один день и уехал, окрыленный радостной новостью о будущем ребенке. Но его путь обратно тоже оказался затруднен: теперь навстречу ехал двор во главе с королем и фавориткой.
Снова промучившийся несколько часов в бездействии на пыльной дороге, Шарль все же решил, что непременно должен навещать беременную супругу как можно чаще. Но не удалось, ведь дела были не только в Париже, но и по всей Франции.
Жанна Антуанетта не слишком расстроилась из-за отсутствия поддержки супруга, тем более в замок пожаловала ее мать мадам Пуассон.
– Ах, дорогая, какую новость сообщил мне Шарль! Его величество приехал в замок Шуази на охотничий сезон!
Жанна подозрительно покосилась на мать:
– А Шарль сообщил тебе только эту новость? Ты поэтому приехала?
– Если ты имеешь в виду свою беременность, то эта новость меня расстроила. Надеюсь, ты ее хорошо переносишь?
– Почему расстроила? У меня будет ребенок, разве это плохо?
– Нет, – поморщилась мадам, – только уж очень не вовремя. Король в Шуази, а ты беременна!
– Мама, король в Шуази со своей фавориткой!
– И все равно, где ты еще можешь попасться на глаза его величеству, кроме Сенарского леса? Это же самое удобное место!
Глаза матери блестели, ей очень хотелось, чтобы так и случилось. Жанна так похорошела, она умна, прекрасно образована, способна очаровать беседой не только короля, но и любого другого, наконец, она настойчива. Ну, должна быть настойчива, как и ее мать.
Жанна отрицательно покачала головой:
– Мама, напоминаю: король в Шуази со своей фавориткой, а я ношу под сердцем ребенка своего мужа Шарля.
– Не ты ли всем твердишь, что сможешь изменить супругу только с королем?
– Но это не значит, что я так и сделаю. – Глаза Жанны наполнились слезами, она долго молча смотрела в окно, мать не мешала, понимая, что в дочери борются два противоположных чувства. Ей очень хотелось родить ребенка и стать хорошей матерью, но Жанна столько лет жила с мыслью о том, что будет фавориткой короля… И надо же случиться, чтобы две взаимоисключающие возможности появились одновременно!
– Жанна, но потом может быть поздно. Если Шатору захватит власть над королем так же, как это сделала ее сестра де Вентимиль, то к нему и не подойдешь. А годы идут.
Жанна Антуанетта и сама прекрасно понимала, что попала в ловушку. И правда, если Шатору окажется столь же хваткой, а судя по всему, все так и складывается, то она не допустит до короля никого способного составить конкуренцию.
– Может, моя беременность как раз свидетельство того, что ничего не нужно делать?
– Что за пораженческие настроения? Ты не можешь себе позволить так думать! Не для того столько лет тебя учили, воспитывали, не для того вводили в свет, чтобы ты рожала детей своему глупому Шарлю Гийому!
У мадам даже щеки пылали от возмущения, она почти брызгала слюной, задыхалась и нервно теребила в руках платочек. Если дочь родит ребенка, а потом еще и еще, то ей будет вовсе не до короля и роли фаворитки при нем. И правда, к чему тогда столько стараний? Замуж за Ле Нормана можно было выйти и не учась у Желиота или Кребийона, как бы ни был приятен Шарль Гийом, в Версале ему не бывать, а значит, и супруге тоже. Всю жизнь оставаться там, где родилась?
Сама мадам Пуассон общалась с принцами и герцогами, но совершенно определенным образом и вовсе не желала такой же судьбы дочери. Ей очень хотелось, чтобы Жанна и впрямь блистала не только в салонах Парижа, но и при дворе. Умение Ренет общаться с людьми, очаровывать, прекрасное образование и очень неплохие внешние данные (мадам Пуассон твердо знала, что дочь куда красивей всех сестер Нейль вместе взятых!) должны позволить Жанне быть если не первой (пусть таковой будет королева), то уж второй дамой в королевстве.
Не использовать такую возможность только из-за того, что нужно родить ребенка для Шарля Гийома?! Мадам Пуассон хорошо относилась к зятю и поддерживала Жанну в ее благодарности мужу за предоставленную возможность быть принятой во многих блестящих салонах Парижа, но не до такой же степени! Существуют разумные границы благодарности, если предстоит выбирать между верностью мужу и возможностью стать фавориткой короля (мать почему-то не сомневалась, что Ренет обязательно таковой станет, как только попадется на глаза Людовику), то, несомненно, нужно выбирать короля. И о чем здесь вообще размышлять?
Но дочь была непреклонна: нет, она родит Шарлю здорового ребенка, а потом будет видно.
Снова и снова мадам Пуассон доказывала, что рождение ребенка – это много месяцев, выброшенных из жизни:
– Поверь, я это знаю. Полгода тебя просто не будет видно, ты станешь скромно сидеть в своем замке, всеми забытая и заброшенная. А что будет через полгода? Да эта Шатору при ее аппетитах захватит не только его величество, но и все во Франции!
– Что ты предлагаешь, ребенок уже есть, он во мне и никуда деть его я не могу.
– Ну хотя бы не думать об этом ты можешь?
– Как? Как, мама?!
– Ренет, дорогая, – мать взяла ее руки в свои, – мы столько лет звали тебя именно так, ты столько лет верила в свою счастливую судьбу, и теперь все потерять только из-за Шарля?
Рано утром карета увозила мадам Пуассон обратно в Париж. Убедить дочь ей не удалось, а сидеть в замке, видя, как рушатся ее многолетние надежды, мать не могла. Внутренне она понимала, что Жанна права, что близость короля к Этиолю еще ни о чем не говорит, даже попав на глаза его величеству, Жанна может ничего не добиться, но как же не хотелось отказываться от мечты!…
Крупные слезы катились по щекам дамы, она даже забывала промокать их. Судьба оказалась так жестока к ее дочери! Ну почему беременность именно сейчас, ведь они не первый год женаты? Мадам Пуассон казалось, что если Жанна не попадется на глаза королю именно в ближайшие недели, то больше
