Может, с князем? Пока я размышляла, не позвать ли Невского на святой бой за Русь против Батыя, он продолжил:
– Отец к нему ездил, дары возил…
Кажется, у меня отпала челюсть. Вот те на! Я тут планирую войсковые операции, прикидываю, как рать собирать, а они этому гаду подарки возят?!
Наверное, я бы что-нибудь такое ляпнула, но муж прекрасно знал, чего от меня ждать, сжал локоть так, что потом образовался синяк. Зато помогло, я придержала язык.
Это оказались не все сюрпризы. Князь Ярослав Всеволодович не только сам съездил в ставку Батыя, но и отправил сына Константина с дарами в Каракорум. Хан дал отцу Невского ярлык на Великое княжение, а Константин должен был привезти подтверждение из Каракорума.
Чтобы что-то спросить, я поинтересовалась:
– А рыцари?
Теперь глаза князя заблестели довольно.
– А что рыцари? Просят мира, вернули всех пленных и заложников, забрали своих, обещают больше не нападать, – он хмыкнул, словно говоря о чем-то, в чем не сомневался ни на минуту: – Да только веры им нет. В любой день готовыми надо быть. А еще литовины то и дело нападают. Побить бы всех разом, так ведь их на Чудское озеро не выманишь, наскочат отрядом и уйдут в леса. Все пограничье замучили.
Уже перед уходом я вдруг поинтересовалась:
– Александр Ярославич, а ты к Батыю поедешь?
Даже не глядя, поняла, как напрягся Вятич.
Князь покачал головой:
– Я нет. Батый в Новгороде не бывал, его не брал, я ему не подвластен. Да пока и не требует…
Я чуть не ляпнула, что это ненадолго, помня, что именно Невскому и придется кланяться и даже ехать в Каракорум. Может, совместными усилиями удастся избежать этой унизительной процедуры? Может, меня именно за тем вытащили из Волково на свет божий, чтобы вмешалась? Но, вспомнив о своей клятве жизнью сына, я придержала язык, ладно, дома у Вятича спрошу.
Вообще, это было странно – князь вел беседы со слепым сотником и его женой как с равными. И хотя Невский вообще не чурался самых разных людей и был прост в общении, все равно эти разговоры с женщиной могли привлечь ненужное внимание. Я хорошо помнила по прошлым годам, что предателей и подлецов много везде. Хороших людей, правда, куда больше, но и о плохих забывать нельзя, иначе они о себе так напомнят…
Князь обещал приехать для разговора без лишних ушей и глаз, но получилось у него не скоро, все же пришлось основательно погонять литвинов, применив даже жестокость. Рассказывали, что князь Александр даже приказал привязывать пленных к хвостам лошадей и пускать их вскачь к своим обратно с обещанием, что так будет с каждым, кто посмеет сунуться на русские земли. Иногда быть жестоким полезно, нападения на пограничье на время прекратились. Люди радовались: хоть какая-то передышка.
Пока князь воевал со всеми подряд, мы просто жили.
На мое возмущение по поводу подарков Батыю и в Каракорум Вятич усмехнулся:
– Вот потому и требую, чтобы ты сначала думала, а потом рот открывала. Что тебя беспокоит?
– Да как же можно возить дары тем, кто столько русских земель в пожарища превратил?! Вятич, неужели им Рязань простить?
– Ты все слышала, что говорил Невский? Про рыцарей тоже? И про литовцев?
– Да что рыцари?! Им врезали по первое число, теперь не сунутся.
– Чтобы не сунулись, нужно, чтобы понимали, что Невский рать наготове держит. А если они будут знать, что он с Батыем воюет или все полки к югу стянул, то почему бы не выступить? Это чудо, что они тогда одновременно с Батыем не напали, а когда опомнились, хан уже сам в их землях был. Ты знаешь, что тевтонцы даже были отозваны от Псковских земель с перепугу?
– Так что же получается, куда ни кинь – всюду клин?
– Да, так. И сейчас Ярославу Всеволодовичу и самому Невскому важнее время выиграть, чем с двумя сразу в драку ввязаться. А еще придется определяться, с кем и против кого дружить.
Не выдержав, я фыркнула, как кошка.
– С Батыем!
– Да, с Батыем.
– Не выйдет, – ехидство из меня так и лезло, – потому что я его убью. Не с кем дружить будет.
Вятич только вздохнул:
– Поживем – увидим…
Мы жили, только вот видеть Вятичу не приходилось, он по?прежнему был слеп. А в остальном текла нормальная жизнь, Федька учился говорить. Долго молчавший ребенок, как и следовало ожидать, начал тарахтеть без остановки. И конечно, у него обнаружилась масса смешных вывертов.
Наш сынуля почему-то глотал первые буквы слов. Выглядело это так.
Я начинала:
– Гуси вы…
– …уси, – продолжал сын, старательно кивая головой.
– Красные…
– …апки!
– Где вы…
– …ывали?
– Что вы…
– …идали?
– Мы видели…
– …во?ока, – делал страшные глаза Федя, ни разу в жизни волка не видевший. Я вообще подозревала, что, встретившись с хищником, наше чадо полезло бы таскать его за хвост. Федька категорически не знал чувства опасности, все собаки округи сторонились этого вождя краснокожих, о котах и говорить нечего.
– Украл он…
– …усека…
– Да самого…
– …осева…
– Да самого…
– …то-остава…
Вятич тоже рассказывал ему какие-то сказки, причем Федя периодически озадачивал меня требованием: «Как папа!» Хуже всего, что Вятич, как и я, часто не мог вспомнить, что он там придумывал, а на новые выдумки Федька возмущался:
– Не так!
Какой Батый?! Зачем нам Батый, когда тут столько восторга с ребенком?!
У Вятича появилось много новых знакомых, которые частенько подсаживались к нему на завалинку обсудить текущий момент. Иногда мне было просто смешно наблюдать, как, крякая через слово, какой- нибудь местный дедок вроде шолоховского деда Щукаря разглагольствовал о политике и, естественно, о том, что раньше все было иначе и лучше.
– Ты послушай, что он говорит, – Вятич кивнул в сторону пришедшего побеседовать Глеба Михайловича.
– Что случилось?
Приятель Вятича, любивший порассуждать, крякнул, зачем-то провел тыльной стороной ладони по усам и чуть смущенно объявил:
– У монголов их главный хан Угедей помер…
Он говорил так, словно нечаянно, но всем на радость лично пришиб этого самого Угедея вчера на охоте. Я пыталась сообразить, что это значит.
– И… что?
– Так ведь там теперь новый хан будет.
– Батый?
