Великого хана появилась надежда, что строптивый сородич решил подчиниться, но совсем не желает, чтобы Гуюк лично прибыл к нему, это опасно. Но когда Великий хан со своим войском перешел Джунгарским проходом, выяснилось, что Батый вовсе не собирается подчиняться, потому что сила, приведенная им, ничуть не меньше той, что спускалась с гор Тарбагатая. Мало того, Батый не остановился в своих землях, он прошел Сары-Ака и теперь находился в улусе Чагатая на запад от Балхаша. Гуюк сразу оценил хитрость противника, теперь, как бы ни пошел сам Гуюк, Батый всегда имел возможность его либо догнать, либо встретить в лоб.
Поэтому тумены Великого хана, спустившись с гор, встали якобы на отдых. Хану было нужно время на раздумье.
В поход не пошла его старшая жена Огуль-Гаймиш, объясняя это тем, что нельзя оставлять Каракорум без присмотра. Рассуждение показалось верным, слишком мало доверял он окружающим, а тем более родственникам, чтобы беззаботно полагаться на их приверженность. Да и сама Огуль-Гаймиш не слишком была нужна Гуюку, без нее находилось кому скрасить ночи Великого хана. Он даже посмеялся, когда жена подарила ему двух очаровательных наложниц, объяснив тем, что не желает, чтобы подле мужа были чужие.
Наложницы, одна китаянка, другая светловолосая красавица, привезенная из урусских земель, были действительно хороши. Одна черненькая, другая светленькая, девушки прекрасно дополняли друг дружку. Но чтоб Огуль-Гаймиш была такой заботливой… Раньше, наоборот, рвала и метала, только прослышав об очередной наложнице, даже волосы им рвала и сама яд в еду посыпала. Стареет – решил Гуюк, но наложниц с собой взял, тем более он всем твердил, что едет просто развлечься, и в походе мужчина не должен забывать о том, что он мужчина. Наложницы ехали без особых удобств, словно в походе, но вопросов не задавали, это не жены, которые вечно требуют себе условий, а главное, без конца сравнивают свои условия и подарки с другими.
И вот теперь Великий хан рядом с Койлыком делал вид, что отдыхает. А всего в семи днях пути так же стоял, не двигаясь с места и выжидая, его главный враг – Бату-хан. Что им предстояло, схватка не на жизнь, а на смерть? Все должно было определиться в ближайшие дни.
Гуюк решил дать Бату время осмыслить положение, пусть поймет, что сила за Великим ханом, пусть почувствует угрозу по-настоящему. Поэтому Великий хан не торопился, будет лучше, если Бату приедет сам или пришлет гонца с извинениями.
Но шли день за днем, а ничего не происходило, Бату словно и не ведал, что совсем рядом тумены Гуюка. Не отдыхать же он расположился? Тумены Великого хана стояли в благодатном месте, а вот Бату расположился совсем иначе. Чего он ждет? Нет, Гуюк вовсе не боялся столкновения со своим двоюродным братом, однако ему не нравилось, что хан не подчинился без применения силы.
Чем больше проходило дней, тем сильнее задумывался Великий хан. Красивой и быстрой победы не получалось, в том, что она будет, Гуюк не сомневался, но он стал понимать и другое: потерять силы в борьбе с Бату тоже нельзя. Раненый тигр всегда может стать добычей шакалов.
Чтобы тяжелые мысли не донимали ночами, хан позвал к себе наложниц. Вот когда пригодились старания Огуль-Гаймиш, девушки скрашивали его ночи. Они ревностно относились к ласкам своего повелителя, норовя перещеголять друг дружку, это тоже нравилось хану. Обнимать красавиц и принимать их ласки куда приятней, чем размышлять о строптивом ненавистном Бату-хане.
Но думать приходилось. Прошло уже целых семь дней, пора бы хану и прислать своего гонца, а того все не было…
Батый никого посылать к Великому хану не собирался, хотя думать ему тоже было о чем. Думалось лучше всего не в шатре, а там, где над головой синее небо, а рядом никого…
И снова Батый был один. Ему нужно подумать, хорошо подумать, прежде чем делать следующий шаг.
Верные кебтеулы застыли на расстоянии полета стрелы каждый. После того позора с тавром (хотя о позоре знали только он и странная женщина) он никогда не углублялся для раздумий в лес, но и в горы не заходил тоже. Все равно помешать уединившемуся хану не решится никто, Батый мог себе позволить быть в одиночестве, заставив остальных сидеть поодаль.
А подумать было над чем.
Он мог сколько угодно изображать неведение по поводу планов Гуюка и делать вид, что страшно озабочен делами в Сары-Аке, никто в это не поверил. Слишком узка была горная тропа, на которой сошлись они с Гуюком, тропа эта называлась властью. Сам Каракорум Батыю никогда не был нужен, он хорошо помнил унижения, которые испытывал там, слыша за спиной шепот о том, что его отец не сын Чингисхана, а значит, и он сам никто. Хан никогда и никому не доказывал, что он чего-то стоит, зачем? Его улус раскинулся так далеко, что и гонец за два месяца не проскачет, недаром весть о смерти Угедея принесли так поздно. Если бы еще только на эти земли и его самого не зарился Гуюк, Батый, может, и смирился бы с его верховной властью, но они оба понимали, что двум горным козлам на одной тропе не разойтись, двум скорпионам в закрытом сосуде не выжить.
Беда в том, что, столкнувшись лбами, упасть в пропасть могли оба козла, а укушенные скорпионы умирали, не выявив победителя. Остальные только и ждали, чтобы Батый и Гуюк столкнулись, и ни один из них не желал уступить другому. Батыю был нужен покорный Великий хан в Каракоруме, а Гуюку вовсе не нужен никакой Батый, потому уступать эту самую горную тропу противнику не собирался никто.
Высоко в небе кружил орел, высматривая добычу. Зоркая, сильная, умная птица, к тому же безжалостная.
Батыю почему-то вдруг вспомнилась одна из многочисленных притч, оставленных его великим дедом Чингисханом. Он подозревал, что не всегда происходило то, что заставлял записывать Покоритель Вселенной, скорее, многое он придумывал, но его притчи всегда были назидательны.
Говорят, когда Чингисхан разделил завоеванные земли между сыновьями, то позвал каждого из них выслушать добрый совет и предложил задать по одному вопросу.
Старший сын, отец Батыя Джучи, спросил, каким должен быть настоящий хан. Чингис ответил, что, чтобы угодить людям, хан должен быть умным, а чтобы люди угождали ему, хан должен быть сильным.
Чагатай поинтересовался:
– Что нужно, чтобы люди уважали тебя?
– Сумей не лишиться трона.
– А как это сделать? – это уже третий сын, Угедей.
– Рядом с тобой не должно быть никого умней тебя самого.
Толуй спросил иначе:
– А чем для этого можно пожертвовать?
Говорят, глаза Чингисхана сверкнули так, что содрогнулись все четыре сына.
– Сыном! – ответил хан.
Он пожертвовал Джучи, когда понял, что тот не будет продолжателем его дела. Об этом всегда помнил Бату, но никогда ни словом, ни мыслью не выдал своей памяти. Он не желал быть таким, как отец, но не хотел быть и таким, как великий дед.
Об отце, хане Джучи, покоренные им племена даже эпосы слагали, мол, суров, но справедлив. Он любил поэзию, песни и мало любил воевать. Батыя тоже звали Саин-ханом, но он подозревал, что больше из лести, чем из любви. Ему не слишком нужна любовь тех, кто платил щедрую дань, потому он никогда не старался заигрывать с покоренными народами, но хорошо помнил опыт отца, а потому налаживал с ними отношения, что со степняками, что с теми же урусами.
Но сейчас наступила минута, когда никто из всех не мог ни помочь хану, ни решить что-то за него. Выбор предстояло сделать самому Батыю.
Конечно, он не стал останавливаться в Сары-Аке, не для того шел. Тумены Батыя отправились дальше и остановились у подножия Алатау, едва пройдя Тараз. Не самое лучшее место, чтобы отдыхать, но хан приказал встать. Он уже знал, что Гуюк с войском прошел Джунгарским проходом и обогнул озеро Акколь.
И зачем войско собрано, тоже прекрасно понимал – против него, Батыя. Если сложить вместе тумены Батыя и приведенные Гуюком, можно было пройти вечерние страны до самого конца или разгромить южные. Вместе они страшная сила, но в том-то и дело, что не вместе… Гуюк привел тумены и спускался с
