Я понимала, что он прав, но отказаться от надежды изловить Батыя и свернуть ему шею просто не могла.
Два дня мои воины думали, а потом рать поделилась. Часть действительно просто ушла по домам, в надежде разыскать хоть кого-то из своих родных. Часть только отпросилась до весны посмотреть, живы ли. И только четверть отправилась к броду, чтобы переждать зиму у инязора Пургаза.
Однако все заверили меня, что если только будут живы, то к месту сбора к Медвежьему дню обязательно соберутся. Вятич даже гаркнул:
– Собраться только тем, кому ни пахать, ни сеять не надо! Остальные чтоб дома сидели и жизнь налаживали! Если понадобитесь, свистнем.
Пургаз сотника поддержал, увидев у брода позади меня меньше четверти ратников, кивнул:
– Правильно сделала, что по домам отправила. Второй год жизнь раскорякой, надо налаживать. Пусть пашут, придет еще время мечом размахивать.
Я тихонько злилась, на Руси всегда так: чуть пронесло, сразу все забыли! Сейчас добить бы Батыя, собравшись всем вместе, а князья тут же бросились города отстраивать, соборы новые возводить, власть делить. И Пургаз хорош, в его земли монголы не добрались, так он решил теперь отсидеться?! Понимала, что не справедлива, что уж Пургазу-то досталось, и за селения, что скрыты в глухих лесах и не достались ордынцам, можно только порадоваться, а не укорять, все понимала, но поделать с собой ничего не могла.
Потому что рушилась моя золотая мечта – убить Батыя! А без нее что мне делать в этом тринадцатом веке?
Вятич ехал со мной рядом, тоже мрачный донельзя. Наконец, не выдержав, я поинтересовалась, чего это он злится, ведь по его настоянию все получилось.
– В тебе ошибся.
– Чего?!
– Мне показалось, ты немного другая.
– Интересно, в чем это? Не знаю, зачем притащил меня в это время ты, но я с самого начала твердила, что моя главная цель – убить Батыя.
– Ты не представляешь, как это трудно сделать и что тебя ждет, если не откажешься от этой мысли.
– Я откажусь?! Я?! Не дождешься! Не надейся.
– Я не надеюсь, просто я взял на себя слишком большую ответственность. Ты же не все знаешь…
– Ну, так скажи все, к чему держать меня за китайского болванчика: толкнул – покачала головой.
– Узнаю Настю. Ладно, воительница, смотри, куда едешь.
Пургазова Русь
Инязор Пургаз очень гордился своей землей, своим народом, своим родом. Мы совершенно не были против. Здесь текла нормальная, обычная жизнь, монголы не добрались в эти глухие леса, многотысячному войску не пройти по нешироким рекам, а если и пройти, то с них не свернуть. Мокшанам под предводительством Пуреша, живущим на торговом пути, досталось куда сильнее.
Вот они, преимущества лесной жизни! Пришел враг – ушли в соседний лес, и хрен сыщет. А что дома спалит, так новые поставить можно, вон леса сколько. И любого врага на подходе из чащи стрелами побить достаточно просто, особенно если места знать, где залечь и засесть.
Любая мало-мальски приметная дорога то и дело завалена поперек явно не от непогоды упавшими лесинами. Увидев такую впервые, а рядом тропинку, уводящую влево (ну явно же обход), я чуть не свернула туда. Вятич удержал. Тихонько покачал головой и показал направо. Но справа сплошные кусты, где там объезд?
Дальше был цирк, потому что Пургаз повернул именно направо, а перед тем два спешившихся ратника шустренько подхватили куст вместе с большущим комом земли и… отставили в сторону, потом проделали операцию по извлечению из земли со вторым кустом. В результате проезд оказался вполне приличным. После того как все прошли, кусты вернули, все разровняли и даже пригладили.
Я осторожно поинтересовалась у князя:
– А слева?
– Волчья яма.
Хотелось ехидно поинтересоваться, что было бы, не останови меня Вятич, но Пургаз ответил без вопроса:
– Вятич хитрый, загодя подвох чует. Ты его слушай, он в волчью яму не заведет.
Сотник делал вид, что оглох и очень занят упряжью своей кобылы. Ну да, мы же скромные…
Лес вокруг вековой, местами обомшелый, красотища неописуемая. Даже я, уже отвыкшая вообще чему-то удивляться, дивилась. И Вятич дивился, это я видела, хотя он и старался скрыть.
Селение (интересно, как они называются?) открылось на широкой поляне вдруг. Просто шагнули в проход через заросли и оказались перед высоким тыном из заостренных толстенных лесин. Лесины глубоко вкопаны в землю, плотным рядом одна к другой. Если бы ни заостренные концы наверху, могло показаться, что сам лес сплотился, чтобы заступить дорогу к домам.
Чуть позже я поняла, что и вкопаны-то они хитро: ряда два, внешний, метра на два отстоявший от внутреннего, с наклоном наружу. Умно, даже если враг сумеет перебраться через эти громадные колья, то просто попадет под стрелы защитников, а бьет лесной народ не хуже степного – метко и быстро.
Тяжеленные ворота открывались наружу и были тоже чуть наклонены – внутрь. И снова хитрость, ведь такие если и откроешь, на весу держать нужно. Вот и получилось, что защищенную только деревом крепость взять трудно, почти невозможно. Осадные машины через бурелом и волчьи ямы не протащишь, а без них весь защищена от любых нападений. Разве что спалить… Но если делать это в сухую погоду, то можно и самим не успеть убежать, а в мокрую не загорится.
Я мысленно усмехнулась: весь защищена не деревом, а человеческим разумом. Молодцы эрзяне.
Появлению инязора Пургаза были явно рады, даже при том, что он привел с собой чужаков. Сразу чувствовалось, что Пургаз популярен, к нему без подобострастия, но очень почтительно подходили даже старики, произносили какие-то слова, уважительные, благожелательные.
Еще на привале я тихонько поинтересовалась у Вятича, что значит «инязор». Тот пожал плечами:
– Я не эрзя, Настя. Сейчас спросим.
Ответил человек, которого мы приняли за колдуна.
– Инязор, как у вас князь. Как раньше на Руси был князь, когда-то и у вас выбирали. Князь – это лучший, самый сильный и опытный. Хотя инязором может стать и молодой. Вот ты – инязор для своих воинов, они тебя выбрали, признали и уважают.
– А волхвы у вас есть? Вы волхв?
– Нет, у нас нет людей, которые только приносят жертвы богам или разговаривают с ними. С богами могут говорить все, необязательно на капище, можно на могилах предков. Предки услышат и передадут. А того, кто следит за приношением жертв, выбирают из лучших. Иногда всего на год, иногда надолго.
– А как передаются знания от одного поколения к другому?
Он явно не понял, пришлось переиначить вопрос:
– А как то, что люди знают, сохраняется от предков к потомкам?
– От матери к дочери, от отца к сыну, от одного инязора к другому.
Мало того, в веси явно был какой-то праздник. Как оказалось, лемдема – давали имя новорожденному мальчику, нечто вроде крестин. Уже все было готово к принесению жертв духам – покровителям дома и умершим предкам. Мы вовремя, правда, присутствие чужаков чуть смутило жителей веси, но отнеслись вежливо, все же мы явились вместе с их инязором.
Мы тихонько стояли в стороне, пока приносились жертвы, самой страшной из которых, как я поняла, был петух. Из нас таковые делать никто не собирался.
Когда какая-то женщина, судя по всему повитуха, подала большой пирог Пургазу, а второй взяла себе и подняла над головой младенца, я услышала, как инязор что-то ей тихо сказал, кажется, там было имя Вятич…
Так и есть, женщина, ударяя свой каравай о тот, что держал Пургаз, громко произнесла фразу,
