– Да уж… И мы тоже щиплем хвосты, – я усмехнулась, – правда, удачно.
– Если монголы ваши враги, то мы вам друзья.
Пургаз что-то крикнул своим, и бородачи подняли оружие в приветственном крике. Я оглянулась, наши сделали то же.
Немного погодя мы уже сидели у костра, выставив общий дозор. Воины быстро нашли общий язык, скорее всего, он был русским, а то и просто языком жестов.
Пургаз объяснил, что их дружина тоже отслеживает движение монгольских войск, опасаясь, как бы не двинулись на север в их земли.
– Они обошли ваши земли?
– Не все. Но Пуреш сумел откупиться. – Князь как-то не слишком добро усмехнулся: – Дорого заплатил.
– Чем?
– Пуреш – мокша, мы – эрзя. Один народ, два племени, как два брата. Когда в наши земли пришли русские, мы не были довольны. Русские захватили многие земли, поставили свои города. Эрзя договорилась с булгарами и выступала против русского князя Юрия Всеволодовича. А мокша сговорилась с русскими и выступила против эрзя!
Ого! Гражданская война в тринадцатом веке? Оказалось, я права в своих опасениях. Действительно, князь мокши Пуреш вместе с великим князем Юрием Всеволодовичем бил своих же соплеменников. Было за что не любить сородичей.
– А что же эрзя?
– Эрзя не хотели, чтобы в наших землях стояли русские города! – Серые глаза Пургаза смотрели с вызовом, но я не ответила таким же взглядом. Я понимала нежелание народа отдавать чужакам свои земли, а потому глаз не опустила и только кивнула. – Мы ходили на Новгород, но не сумели его взять!
Мои брови изумленно приподнялись, эка, куда их занесло! Вятич усмехнулся:
– Нижний Новгород…
– А…
– А теперь, когда пришел более сильный враг и побил русского князя Юрия Всеволодовича, Пуреш сговорился с монголами и помогает им.
– А вы?
– Эрзя не может быть заодно с теми, кто просто нападает! Нам не нужны чужие земли и чужое добро, мы не трогаем уже битых.
– Вы воюете против монголов?
– Воюем? Нет, их много, они слишком сильны, и они пока не ходили в наши земли, только прошли по земле мокши.
И вдруг меня осенило:
– А если бы… монголы пришли в ваши земли, гонясь за нами, вы побили бы нас?
Несколько мгновений князь Пургаз пристально смотрел мне в глаза, я взгляда не отвела, потом покачал головой:
– Нет.
– А кому помогли бы?
И снова мгновения, показавшиеся бесконечными.
– Вам.
– Значит, если когда-нибудь нам придется отступать в ваши земли, мы можем рассчитывать на вашу поддержку?
– Что можете?
Он не понял мое слово «рассчитывать».
– Ждать от вас поддержки?
– Да.
Я нутром чувствовала, что слову этого князя можно верить. Пургаз вдруг усмехнулся:
– Ты сильная. У Пуреша есть такая дочь – Нарчатка. Если бы правила она, мокша никогда не стала бы вместе с монголами.
Неожиданно подал голос сидевший молча старик с пронзительными, глубоко запавшими глазами:
– Кто знает, что лучше для мокши.
– Дружба с врагами никому не может быть лучше!
Я с трудом удержалась, чтобы не спросить, а как же отношения с нами. И сразу поняла, что старик умеет читать мысли не хуже Ворона, он усмехнулся:
– Вы не враги, вам не нужны наши земли, вы защищаете свои.
Вот с этим я была совершенно согласна.
– Куда вы теперь?
В ответ можно было только пожать плечами, мы и сами не знали, потому что гоняться за Батыем по степи невозможно, а до теплого времени он, уже ученый русскими снегами, морозами и бескормицей, на север не сунется.
Мы уже подумывали, не отпустить ли своих ратников по домам, но, во-первых, дома были далеко не у всех, во-вторых, где гарантия, что они соберутся обратно.
Инязор чуть подумал, а потом вдруг предложил:
– Если не будете распускать свою рать, то пойдемте в наши земли. У нас нет городов и крепостей, таких как Рязань, но где разместить до весны, найдем.
Это было нелепо, что, у русских своих городов и деревень мало?
Пургаз возразил:
– От нас к Волге, где монголы кочуют, много ближе.
Подумав и посовещавшись, мы решили действительно предложить рати определиться. Возможно, не все хотят и дальше гоняться за Батыем, все же пока он не в Русской земле. У многих дома остались семьи, надо бы проведать, в первую очередь это касалось дружины князя Романа, у козельских-то ничего, хотя и им хочется посмотреть на родной город, вернее, его руины.
Пургаз объявил, что будет ждать нас два дня у брода, если мы не придем, уйдет. На том и порешили.
Мы не стали решать общим голосованием или вечевым криком, здесь каждый должен сказать за себя. Князя Романа, которому приносили клятву, уже нет, мне никто не клялся. Повоевали сколько и как смогли, дальше никто никого заставлять не будет.
Я объяснила, что те, кто решит остаться в моей рати, должны знать, что я не успокоюсь, пока не вздерну проклятущего Батыя на березе или не придушу его собственными руками. Вятич был более прозаичен:
– В рати останется только тот, кого дома никто не ждет. Нечего гоняться за Батыем, если семья голодает. Кому идти некуда, действительно может пересидеть зиму у Пургаса, по весне соберемся и снова в поход. Если кого из дома отпустят, тоже не откажемся принять. Но прежде всего семьи. Батыя нам не сдержать, если снова на Русь попрет, остается только запугать. Это уж как получится.
Мне хотелось выругаться, обнадежил называется, мол, ребята, погоняли Батыя – и будет. Теперь по домам и сидите там, пока в ваши деревни и города снова монголы не нагрянут.
Вятич в ответ на мой выговор почти окрысился:
– А чего ты хочешь, чтобы по весне пахать некому было?! Настя, у них жены и дети, а если нет жен и детей, так есть матери и сестры. Это не наемники, вся жизнь которых в походах. Посмотри, у нас почти не осталось княжьих дружинников, только ратники. Я же тебе не зря сказал, что у тебя рать, а не дружина. Ты хоть разницу знаешь?
– Куда мне, тупой? Даже не догадываюсь!
– Боюсь, что да. Ратники – это те, кто пришел из ополчения. Они бьются хорошо, но это не основная их жизнь, пойми. Им пахать и сеять надо.
– Чтобы монголы снова все забрали?
– А вот это уже наше с тобой дело, но если еще одну весну не посеют, то не только забирать нечего будет, но и нам с тобой есть тоже.
