идет о других) собеседников. С помощью их глаз, оценок и интерпретаций происходившего была получена почти стопроцентно достоверная картина. На основании этой информации в Центр и было доложено о принятом решении Политбюро об освобождении Шляхтица с поста Секретаря ЦК с тем, чтобы исключить дальнейшее участие Шляхтица в активном формировании польской политики. Помимо объективной важности этого события для оценки деятельности польского высшего партийного органа, оно имело и для меня, если можно так сказать, важное субъективное значение.
Дело в том, что, когда я выезжал в Польшу, меня ориентировали, что в лице Шляхтица мы имели в Польше самого верного друга нашей страны, сторонника укрепления союза и дружбы Польши с Советским Союзом.
Целый год мне пришлось доказывать Центру об ошибочности сложившегося мнения о Шляхтице. В связи с этим у меня складывались очень напряженные отношения с Центром, который подвергал сомнению не только мое утверждение, но и ряд других достоверных оценок.
Теперь над этим «диспутом» с Центром была поставлена точка, и Центр признал мою правоту.
В заключение о Шляхтице можно добавить, что в 1990 году он опубликовал свои мемуары под названием «Горький вкус власти», в которых пытается доказать, что никогда не стремился сменить Герека на посту Первого секретаря ЦК ПОРП (Шляхтиц Ф. Горький вкус власти. Варшава, Факт, 1990). Но это было беспомощной попыткой опровергнуть то, что в далеком 1974 году было очевидным и широко известным в польских партийных кругах.
Этот эпизод связан с визитом в Польшу в августе 1975 года Председателя Совета Министров СССР А. Косыгина.
В течение всего 1975 года представительству КГБ становилось известно о все возраставшей тревоге МВД ПНР и министра Ковальчика, в частности, из-за назревавшего решения правительства и Политбюро искать преодоления трудностей в области снабжения населения продуктами питания на пути повышения цен. Мы докладывали в Центр, что такая мера может вызвать в стране весьма взрывоопасную ситуацию. При этом наши информации в Центр сопровождались конкретными фактами недовольства и забастовок, вызывавшимися перебоями в снабжении населения продуктами питания, требованиями повышения зарплаты. Растущая напряженность в обществе охватывала все более широкие массы рабочих.
Такую же тревогу высказывали мои собеседники вне МВД, в том числе и ряд членов партийного руководства. Они говорили, что пользующийся большим влиянием на Герека член Политбюро Бабюх и премьер Ярошевич настаивают на повышении цен, особенно первый, подталкивающий к этой опасной мере премьера.
Под влиянием нашей информации руководство КПСС поручило Косыгину во время визита в Польшу высказать «товарищеский совет» не принимать такого решения, задевающего злободневные интересы рабочего класса. По крайней мере, без соответствующей подготовки и разъяснительной работы, а также, предусмотрев компенсацию наиболее низкооплачиваемым рабочим. Поскольку эта дружеская рекомендация не возымела действия и, по нашим сведениям, Первый секретарь все больше склонялся к поддержке предложений Бабюха, который к этому времени полностью заменил Шляхтица на посту советника Герека, во время встречи Брежнева с Гереком в Берлине в начале 1976 года на совещании рабочих и социалистических партий сам Брежнев высказал Гереку серьезное предостережение не играть с огнем с рабочим классом.
По возвращении из Берлина, в начале июня, Герек созвал членов Политбюро и поставил на обсуждение вопрос о ценах.
О том, что Бабюх и под его воздействием премьер Ярошевич намерены твердо требовать согласия на их предложение, нам было известно. Знали мы и то, что большинство членов Политбюро, за исключением министра обороны Ярузельского, министра внутренних дел Ковальчика и Секретаря ЦК Кани, а также в известной мере склонившегося к их мнению министра иностранных дел О. Ольшовского, не будут возражать и поддержат Бабюха, если на это, конечно, согласится Герек.
О том, как проходило обсуждение вопроса о ценах, мне стало известно в тот же вечер. Интересно, что первый, кто поспешил известить меня о принятии решения, был не из числа тех, кто возражал против этой необоснованной и опасной меры польского правительства, а молчаливо проголосовавший за нее. Об этом он конечно же не сообщил и узнал я о его позиции позже.
Но он рассказал о крайне пренебрежительной оценке Гереком и Бабюхом высказанных советскими руководителями рекомендациях воздержаться от каких-либо мер, наносящих ущерб рабочему классу, в связи со сложившейся в стране обстановкой. Думаю, что его сообщение об этом было продиктовано сознательным стремлением через «утечку» информации поставить прежде всего Бабюха в уязвимое положение.
Зная отрицательное отношение собеседника к Бабюху, не так давно обидевшему его, я так поставил уточняющий вопрос о том, кто же был инициатором предложения о ценах, что вызвал у него эмоциональную реакцию и резкое высказывание о Бабюхе.
Из его рассказа следовало, что в ответ на советские рекомендации Бабюх сказал, что пусть советские, дескать, лучше думают о своих проблемах, а как решать польские, они знают без их советов.
Тут же, как мне рассказал уже другой мой собеседник, Герек добавил, что и Брежнев тоже советовал не торопиться с политикой цен. Вот они и покажут советским, как нужно строить социализм и решать важные экономические проблемы, пусть посмотрят и поучатся.
Вот такой диалог Бабюх и Герек не постеснялись продемонстрировать перед самыми бурными событиями, вспыхнувшими 25 и 26 июня 1976 года, когда «хорошо знающие, как нужно решать задачи социалистического хозяйствования», объявили о повышении цен.
Рабочие более 150 заводов объявили забастовку, в ряде городов вспыхнули волнения и уличные беспорядки. В ближайшем от столицы городе Радоме эти беспорядки приняли наиболее острую форму, там толпа разгромила комитет партии, были блокированы железнодорожные пути на линии Москва-Берлин. Волнения грозили выйти из-под контроля властей.
На срочно собравшемся заседании Политбюро, по настоянию Ярузельского и Кани и поддержавших их других членов высшего руководства, по-настоящему напуганных размахом волнений и беспорядков, решение о повышении цен было отменено, о чем премьер Ярошевич объявил 26 июня вечером по радио и телевидению.
Итак, ряд моих собеседников, а их оказалось много, в эти дни все в один голос осуждали неразумность действий правительства и Бабюха, избегая, как правило, винить в этом и Герека. При этом явно улавливалось, что некоторые мои знакомые не просто знакомили меня с ситуацией, возникшей на заседании Политбюро, а, как и первый из них, допускали сознательно утечку деликатной информации о высказываниях Бабюха и Герека в адрес руководителей КПСС.
Вот тогда я вспомнил, что кто-то из серьезных западных исследователей писал, что одним из очень острых средств борьбы, особенно во властных структурах, является умышленно допускаемая утечка секретной информации о своих противниках или придание гласности сведений, подрывающих в той или иной степени позиции противников. Особенно часто этот метод применяется в межпарламентской борьбе и для компрометации неугодного правительства или отдельных членов правительства (Хильмен Р. Внутриполитическая подоплека разработки политики в области обороны и внешних сношении. Нью-Йорк: Харпер и Роу, 1971).
В данном случае речь шла о компрометации в наших глазах Бабюха, прежде всего, как выдвинувшегося на позиции кандидата для замены Герека на посту Первого секретаря ЦК ПОРП.
Но, кстати говоря, фигура Бабюха как прозападно настроенного члена польского руководства была уже полностью ясна для нас. То же, что сам Герек отважился на пренебрежительное отношение к советам наших руководителей, было новым в его поведении.
В то время я подумал, что та серьезная психологическая игра, которую начали проводить руководители капиталистических государств при личных встречах: канцлер ФРГ Шмидт, президент США Форд, президент Франции Жискар д'Эстен, заверявшие его в том, что он является самым выдающимся политическим деятелем в социалистическом содружестве, мудрым государственным мужем, отцом нации и т. д., начала давать свои плоды, вскружив ему голову.
В беседах, состоявшихся у меня по поводу цен с примерно десятком собеседников, я убедился в том,
