мне глаза. Я не должна себя больше наказывать. А также врать, откуда взялись синяки, чувствовать себя виноватой из-за детей, прощать мужа, обвинять себя — сколько можно?
— Бонни, тебе звонят, — позвала Салли из кухни, — мне кажется, что это Розмари.
— Ладно, — она поднялась и посмотрела на Вэл. — Я уйду. Я решила.
— Хорошо, — одобрительно сказала Вэл.
— Она никогда не уйдет из семьи, — сказала Петси, собираясь домой, после того, как Бонни вышла. — Ее богатое прошлое слишком хорошо, чтобы вот так забыть его.
Вэл посмотрела на нее.
— Забери все свое барахло и завтра сюда не возвращайся. Играй в политику с другими.
Петси злобно заявила:
— Есть еще приюты, где люди понимают необходимость рабочей солидарности.
— Я знаю, — ответила Вэл. — Они тратят деньги на роскошные конференции, посвященные мужененавистничеству. Я знаю, как ты пыталась прикрыть свою неприязнь политической демагогией, но в глубине души у тебя ненависть, а не любовь. Неудивительно, что наше движение гибнет.
Петси замотала длинный грязный шарф вокруг шеи.
— Я донесу на вас властям.
— Давай. Таких женщин, как я, много, и на всех не донесешь.
Дверь захлопнулась. Из кухни вышла Бонни.
— Я сказала Розмари, что приеду завтра. Сегодня я хочу побыть здесь. — Она поморщилась. — Энгус затевает праздник. На этот раз с детьми.
Вэл улыбнулась:
— Медовый месяц.
— Я знаю. Энгус всегда восхитителен, когда путешествует. Но не волнуйся, Вэл. Я знаю, что за этим последует. В каком-то смысле, — она задумалась, — только женщина, которую били, может понять все это… Я предпочитаю, когда медовый месяц заканчивается, и Энгус опять кричит и безумствует; когда он нежен и предупредителен, я теряюсь. Конечно, гораздо хуже ждать, когда он сделает первый удар после периода спокойствия… все это так странно…
— Нет, — ответила Вэл. — Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в жестокости Энгуса.
— Розмари говорит, что он заставляет прилететь сюда мою мать. — В голосе Бонни слышалось удивление.
Вэл тоже удивилась.
— Воспользуйся этим, пусть она посмотрит, как он к тебе относится. И еще. Я не должна этого говорить, — сказала Вэл, — но присмотрись к ней хорошенько. Никто не знал, что ты прячешься от мужа, и твоя мать узнала это от него.
— Это так, но моя мать очень связана с церковью, и я всегда хотела верить в то, что она изменилась. Я думала, если она изменилась, Энгус тоже изменится.
Вэл засмеялась.
— Бонни, большинство жестоких людей маскируют свою сущность, прикрываясь религией. Я знаю многих по-настоящему опасных людей, которые вдруг клянутся в том, что они обрели Бога, но если к ним присмотреться, они такие же жестокие, как и были. Они становятся фанатиками и проповедуют дьявольский огонь и вечные муки в аду. Не думаю, что твоя мать изменилась. Она сменила курс, вот и все. — Вэл посмотрела на часы. — Мне нужно бежать на автобус. Позвони подруге, а завтра мы увидимся до того, как ты уйдешь.
Они пожелали друг другу спокойной ночи.
— Спасибо, Вэл, — и глаза Бонни опять наполнились слезами.
— Мне не нужна благодарность. Я хочу только знать, что ты свободна от Энгуса.
Бонни улыбнулась.
— Знай это.
Мици удивилась, услышав голос Бонни.
— Бонни, — закричала она, — сколько зим, сколько лет! Где ты? Несколько недель назад звонил Энгус. Он сказал, что ты с детьми уехала.
— Слушай, Мици. Мне нужна твоя помощь, — Бонни быстро объяснила в чем дело.
Мици была в шоке.
— Неужели все так плохо?
— Да.
— Как ты можешь к нему вернуться? Он же тебя убьет.
— Я не могу оставить с ним детей, возвращаться — тоже риск, на который мне придется пойти, чтобы потом уехать с детьми. Я хочу, чтобы ты узнала насчет приютов.
Мици подумала.
— Есть такой в Мерилле. Он открылся пару лет назад.
— Это же будет первым местом, куда заявится Энгус. А еще где-нибудь?
— Еще есть в Алекстоне, соседнем городке. Я съезжу на этой неделе и узнаю. Когда, ты думаешь, сможешь убежать?
— Не знаю. Сначала нужно вернуть свой паспорт. Это займет много времени.
— Я рассказала Майклу… ты помнишь Майкла Эдвардза? Я рассказала ему о том, что Энгус бьет тебя. Пожалуйста, не думай, что я предала тебя.
— Я так не думаю. Майкл всегда ко мне хорошо относился. — Бонни улыбнулась, вспомнив их последнюю встречу. — Мне теперь не стыдно. Я знаю, что я не отвечаю за поведение Энгуса. Это его проблемы.
— Отлично. Я поговорю с Майклом. У него хорошо идут дела в его адвокатской конторе. Может, он сможет тебе помочь.
— Спроси его, сможет ли он одолжить мне и детям денег на дорогу. Ненавижу просить, но я больше никого не знаю. Бабушка будет убита, если узнает, что я так несчастлива. Будет здорово, если Майкл поможет. — Мици понравился уверенный тон Бонни. — Я позвоню, Мици, когда смогу. До свидания и спасибо тебе.
— Береги себя. Поцелуй детей и будь осторожна.
Бонни повесила трубку. Весь остальной вечер она проговорила с Салли и другими женщинами.
Наступил рассвет, а Бонни лежала на своем матрасе. Она смотрела, как первые серебристые лучи солнца коснулись детских лиц. Ей очень не хотелось возвращаться, но она знала, что никогда не бросит Розмари и Эльсидера. Она поклялась, что спасет их от насилия и унижения. Она уснула на рассвете, мечтая о новой жизни в Америке.
Глава 30
Сбежать оказалось труднее, чем Бонни это представляла. Когда она вернулась, Энгус был дома. Он страстно обнял Бонни и снова пообещал, что все будет по-другому. Она смотрела в его глаза и не верила ни одному слову.
Розмари и Эльсидер очень обрадовались.
— Я скучаю по приюту, — сказал мальчик перед сном.
Розмари поцеловала мать.
— Ты не будешь пить и принимать таблетки? — озабоченно спросила она.
— Обещаю, что нет.
Энгус смотрел на жену и детей и удивлялся тому, как сильно они изменились. Бонни приобрела спокойную уверенность. Он почувствовал, что начинает злиться.
