посочувствовал я.
– Попыталась как-то уйти от внешнего сходства с Валерией: сделала новую прическу, стала носить контактные линзы вместо очков; старалась, чтобы Саша питался только дома, каждый день готовила разносолы. Но это его не приближало. Последней каплей стали ежедневные звонки.
– Какие звонки? – насторожился Тавров.
– Каждый день после ужина Саша звонил по одному и тому же номеру и вел странный, очень короткий разговор. Буквально он состоял из двух вопросов: «как здоровье?», «как дела?»… Как будто он звонит престарелому родственнику. Разговор редко продолжался больше пары минут. Однажды я не выдержала и спросила напрямую, кому он звонит? Саша молча показал запись в своем мобильнике: «Стас». Я вспылила и наговорила кучу лишнего. Не то чтобы я заподозрила, что он звонит другой женщине, но… Ведь я же чувствовала, что кто-то стоит между нами! Я так ему и сказала. Тогда он молча достал тетрадь и отдал мне, коротко бросив: «Прочитай! Тогда и поговорим».
– Это была рукопись повести о статуе Спартака? – догадался я. Редер кивнула и, нервно сглотнув, продолжила:
– Мне вначале показалось, что он надо мной издевается. Но потом… Потом я вспомнила, как однажды в его квартире видела рисунок олененка Бэмби на пожелтевшем ватмане. Насчет статуи я сразу не поверила. Я спросила Сашу, почему он не поедет к Наташе, если знает ее адрес. Он коротко ответил: «Я все написал». Я разрыдалась, а он обнял меня и сказал: «В одну реку не войдешь дважды. Что не сложилось тогда, никогда уже не сложится. Я не собираюсь ничего пытаться изменить. Верь мне! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы у нас появились дети… Но сначала я должен закончить одно дело. Я обещал Стасу. Недолго уже осталось… Я прошу тебя: потерпи!» Саша сказал, что Стас смертельно болен, и он поручил Саше заняться его похоронами и урегулированием дел, которые останутся незавершенными после его смерти.
– Вы поверили Гардину? – спросил Тавров.
– Да, поверила. Я любила его и поэтому верила. Только во всей этой мистике со статуей я тогда усомнилась.
– А теперь верите? – поинтересовался я. Редер помедлила с ответом, и Тавров решил замять эту тему, пока мысли женщины не ушли в сторону от судьбы Гардина.
– Должен сказать, Юлия Генриховна, что Гардин вас не обманывал. Действительно, около месяца назад Станислав Евгеньевич Никодимов скончался в Седьмой городской клинической больнице от рака легких. Его тело из морга забрал Гардин и организовал кремацию. Правда, нет никакой информации о том, где же был захоронен прах. Но в целом его рассказ о долге перед смертельно больным другом полностью соответствует действительности. Гардин вам рассказал о смерти Никодимова?
– Да. Он позвонил мне и сказал, что несколько дней будет заниматься похоронами Никодимова и урегулированием оставшихся после него дел. Я предложила свою помощь, но он отказался. Это был его последний звонок. Когда он не позвонил мне через неделю, я не выдержала: поехала к нему на квартиру, открыла дверь… Саши там не было, и у меня немного отлегло от сердца: честно говоря, я боялась, что найду его тело… Знаете, так бывает, когда одинокий человек умирает от инсульта или сердечного приступа у себя в квартире и никто долгое время об этом не знает.
– К сожалению, бывает, – согласился Тавров. – И что же вы обнаружили в квартире?
– Сразу бросилась в глаза большая бронзовая статуя, стоящая на столе. Как он ее приволок? Она показалась мне совершенно неподъемной. Я тщательно осмотрела всю квартиру: документы, включая паспорт, оказались на месте; пять тысяч рублей в секретере, зарплатная карта, пропуск в институт… Все было на месте! Было полное впечатление, что Саша вышел в ближайший магазин за хлебом и сейчас вернется.
Редер всхлипнула, но тут же взяла себя в руки, отказавшись от предложенного мной носового платка.
– Я просмотрела содержимое Сашиного ноутбука и не нашла ничего интересного. Судя по датам создания файлов, он не работал на компьютере недели две. И вот тут я почувствовала, что исчезновение Саши как-то связано с этой проклятой статуей! И я решила увезти ее к себе, на съемную квартиру. Не знаю, почему, но эта мысль овладела мной. Я подумала: а что, если эта статуя действительно способна позволить человеку начать жизнь с того момента, который он хотел бы исправить? Если бы мы с Сашей встретились прежде, чем он познакомился с Валерией и даже с Наташей, – возможно, что мы были бы вместе и счастливы. Я не могла отказаться от такого – даже эфемерного – шанса. Рукопись содержала достаточно подробные инструкции, что и как делать. Мне надо было стать законной владелицей статуи, поэтому я и использовала бомжей для выноса статуи из Сашиной квартиры, после чего вполне легально купила статую у приемщика металлолома. Таким образом, я стала законной владелицей статуи.
– Но зачем вы выдали себя за Ставицкую? Вы чувствовали слежку и хотели направить следивших по ложному следу? Только откровенно! – потребовал Тавров.
– Честно говоря, я боялась, что объявятся наследники Станислава Никодимова и потребуют вернуть им статую, – призналась Юлия Генриховна. – Ведь у Никодимова должна была остаться квартира в Москве. Обычно у таких вроде бы стопроцентно одиноких людей, обладателей дорогой собственности, обязательно появляются какие-нибудь дальние родственники, о существовании которых при жизни они даже не подозревали!
– Бывает, – снова согласился Тавров. – То есть, пока наследники разбирались бы со Ставицкой, вы бы успели воспользоваться статуей как магическим предметом. Так? Но отчего же до сих пор не воспользовались?
– Кое-что изменилось, – коротко ответила Редер, пристально вглядываясь в купол храма. – Кое-что изменилось, да…
И прежде чем мы с Тавровым успели задать следующий вопрос, Юлия Генриховна повернулась ко мне и произнесла глубоко потрясшую меня фразу:
– Я хочу отдать эту статую вам, Мечислав.
Я ожидал все, что угодно, только не это! Взглянув на Таврова, я понял, что он испытывает те же самые чувства.
– Извините, Юлия Генриховна! – кашлянув, обратился к Редер Тавров. – Но проясните, пожалуйста, следующий момент. Вы приложили столько усилий, чтобы стать законной владелицей статуи и воспользоваться якобы присущими этой статуе мистическими свойствами. Ведь так?
– Так, – кивнула Редер.
– А теперь вы готовы подарить ее Мечиславу Мстиславовичу? Согласитесь, что здесь что-то не так.
– Все так, – сухо отозвалась Редер. – Просто вчера изменились обстоятельства. То, что позавчера казалось правильным, вчера стало неправильным.
– Хм… – хмыкнул Тавров. – А поподробнее можно? Хотелось бы понять.
– Уверяю вас, что Мечислав Мстиславович быстро все поймет сам, – ответила Редар. Она явно не собиралась пускаться в разъяснения относительно своего странного и нелогичного поступка.
– Поймет? Вы уверены? – недоверчиво переспросил Тавров. – Очень сомневаюсь!
Не скрою: меня очень обидела небрежно брошенная Тавровым фраза.
– Валерий Иванович! Если Юлия Генриховна уверена, что я очень скоро пойму мотивы ее поступка, то было бы весьма оскорбительным по отношению к даме усомниться в истинности ее слов.
Н-да, похоже, что мне пора писать исторические романы: в плане лексики я уже приблизился к идеалу блистательного восемнадцатого века.
– Предположим, – двусмысленно и с плохо скрытым сомнением отозвался Тавров.
– Я так понимаю, что мое предложение принято, – подытожила Редер. – Поэтому предлагаю немедленно поехать ко мне домой и забрать статую. Надеюсь, нам уже можно не опасаться слежки?
– Здесь можно не опасаться, – согласился Тавров. – Несомненно, преследователи нас потеряли и сейчас ждут возле вашего дома. Ведь они очень уверенно вели вас, несмотря на ваши попытки сбить их со следа.
– Как же тогда вы заберете статую? – требовательно спросила Редер.
– Придется вызвать подстраховку, – ответил Тавров, доставая мобильник. – Вызову Кольцова, пусть прихватит еще кого-нибудь с собой. В присутствии сотрудников милиции ваши преследователи вряд ли
