магазина в Питере, один в Москве. В революцию все по ветру пошло, но дед – умница был дед, нечего сказать – подсуетился и оказался на ответственной работе в Торгсине, затем и дальше пошел по торговой линии, во время войны курировал поставки по ленд-лизу. Голова был дед! Жаль, все досталось моему отцу, правоверному коммунисту, – так он все имущество чуть ли не по детдомам раздал. Крупный чиновник был в министерстве, а вот верите ли: дача – и та казенная. После его смерти в начале восьмидесятых ничего, кроме пенсии и квартиры на улице Грановского, матери не досталось – дачу казенную отобрали. Отец богом в торговле был, только все свои таланты на службу государству поставил – через десять лет после его смерти государство это исчезло, а плоды его трудов разворовали его же «товарищи по работе». Наверное, потому я и преуспел, что ко всем нуворишам испытывал презрение: все они из грязи в князи, а я – потомственный бизнесмен, так что расступитесь! А кто не отодвинулся, так на себя пеняй. Вот в прошлом году в «Форбс» попал, дела в гору идут, с властями дружу – причем не только с российскими.
– Так почему же вы хотите изменить свою жизнь? – удивился я. – Не из-за проваленной сделки на пару миллиардов?
– Это всего лишь деньги, Мечислав Мстиславович, – горько усмехнулся Протасов. – Деньги я всегда наживу, у меня к этому врожденный талант, генетика так распорядилась. А вот наследники… В общем, я хочу вернуться к тому моменту – почти пятьдесят лет назад и послать дворовых друзей с их яблоками куда подальше!
– А эффекта бабочки не боитесь? – прервал его я.
– Не боюсь! – отмахнулся Протасов. – Сказки это все. Сами посудите: сколько людей за две с половиной тысячи лет, что существует эта статуя, сумели воспользоваться ей? Сотни, если не тысячи. И ничего: живет человечество. Все потому, что с каждым изменением прошлого возникает параллельная реальность, параллельный мир, отличающийся от нашего лишь точкой измененного события.
– Но сколько же миров может возникнуть таким образом? Откуда столько материи для их создания? – попытался я осмыслить теорию.
– Видимая материя, все сущее – всего лишь вихри эфира. Новый мир – всего лишь очередная вихревая интерференция. Так что миров в любое время может возникать и исчезать неограниченное количество, как вихри в газовой среде. Человек перемещается как дух, а физическая оболочка остается. Статуя тоже клонируется и образует новый временной портал в новом мире. Вот так! Ясно? А теперь давайте я расскажу, как я узнал о статуе.
Протасов налил себе коньяка, выпил залпом и продолжил рассказ.
– Когда у меня появились деньги, это совпало с началом девяностых: время полной свободы, в первую очередь от любых моральных принципов. Все на продажу. Люди волокли на рынок не только семейные архивы с интимными тайнами, но и любые старые документы, случайно попавшие им в руки. Так вот, я по случаю купил целый чемодан бумаг охранного отделения. Надо полагать, когда во время так называемой Февральской революции «народ» в лице уголовников и агентов охранки громил полицейские участки и охранное отделение, палил уголовные и агентурные дела, кто-то прихватил документы, понимая, какой они могут оказаться ценностью. Самая ценная часть, содержавшая компромат на живших тогда людей, оказалась утрачена: наверное, пустили в дело, продав заинтересованным лицам. Но кое-что интересное осталось. Я наткнулся на дело одного юноши. Его брат был приговорен к каторге за подготовку убийства царя и умер в тюрьме. Так вот, однажды брата заключенного нашли на квартире, которую он снимал. Юноша лежал мертвый подле бронзовой статуи, изображавшей возлежащего на ложе воина. На статуе имелась надпись латинскими буквами «Spartacus». Знакомые юноши сообщили удивительную вещь: якобы некий старик продал ему эту статую за пятьдесят копеек и рассказал, что статуя позволяет изменить своему владельцу прошлое. Юноша хотел вернуться в прошлое и уговорить своего брата не принимать участия в цареубийстве.
– Жаль, что этого юношу звали не Владимир Ульянов, – пробормотал я.
– Да, звали его совсем по-другому, – улыбнулся Протасов. – Но это не имеет значения. Важно то, что я заинтересовался судьбой статуи, принялся рыть сохранившиеся архивы и обнаружил, что с конца девятнадцатого века и до сороковых годов зафиксированы по меньшей мере два подобных случая. Все они словно по единому сценарию: человек погибает либо «от апоплексического удара», либо от «разрыва сердца». И оба раза не далее метра от статуи! И обязательно кто-нибудь из знакомых покойного указывает, что у покойного было не все хорошо с головой: дескать, незадолго до смерти он вел разговоры о том, как хорошо бы исправить роковую ошибку в прошлом.
– А статуя? Как вы нашли ее? – спросил я.
– Мои архивные розыски позволили проследить судьбу статуи вплоть до пятидесятых годов двадцатого века. В пятидесятых ее следы потерялись, и архивные изыскания не дали мне ничего. Но удача всегда на стороне упорных! Уразумев, что в архивах рыться уже бесполезно, я решил поработать с антикварами и коллекционерами. Ведь статуя после «ухода» владельца либо достается наследникам или друзьям, либо становится выморочным имуществом со всеми вытекающими последствиями.
– И как?
– На удивление быстро я познакомился с одним коллекционером. Не из крутых, но и не новичок. Так вот однажды, будучи подшофе, – мы с ним отмечали одно удачное приобретение, – его пробило на откровенность, и он рассказал, как увлекся антиквариатом. Был у него дядя, старый нелюдимый мизантроп, который из всех родственников охотнее всего пускал к себе в квартиру только племянника. И тот очень хорошо запомнил, что у дяди в спальне стояла бронзовая статуя лежащего воина, с надписью на основании «Spartacus». Это было точечное попадание! Я постарался выведать судьбу статуи, и мне это удалось. По словам племянника, дядя в один прекрасный день явился к нему страшно довольный и сообщил, что продал статую, при этом сиял от радости, как медный чайник. Продал через антикварный магазин. И продал, как выяснилось, за гроши.
– Но разве в антикварном магазине не определили, что это действительно древняя вещь? – удивился я.
– И я спросил то же самое. Племянник пояснил, что «старый козел» так отчистил статую, что она стала похожа на новодел. Честно говоря, я не поверил, но тут ведь два варианта: либо дедок не сказал правды племяннику, дабы тот не пытался выманить из него деньги, либо работники магазина действительно обвели вокруг пальца старого маразматика. Главное: мне удалось выяснить адрес магазина, в который дядюшка сдал статую. Дальше делом техники было найти продавца, который оформлял сделку. Тот вспомнил давнюю историю благодаря тому, что дядюшка, оказывается, сам нашел покупателя и даже доплатил в кассу, когда у того не оказалось достаточной суммы. А ведь и сумма сама по себе была смешная: немногим больше, чем удалось бы выручить, сдав статую в металлолом. Такое не забывается! Потому продавец и запомнил имя удачливого покупателя: Станислав Никодимов.
– Ах, вот оно что! – пробормотал я. – Теперь я уловил связь.
– Еще бы! – улыбнулся Протасов. – Случайное знакомство с Никодимовым сделало вашего друга Гардина наследником статуи. Кстати, Никодимов написал завещание, но по закону оно вступит в силу лишь через полгода. А по совести… Я думаю, что мистический артефакт руководствуется не буквой закона, а другими, более высокими понятиями. Так что, как ни крути, Гардин стал законным владельцем статуи. Но сам он, похоже, завещания не оставил: во всяком случае, его следов мне найти не удалось. Но эта комбинация с бомжами… Признайтесь, что вы были ее автором! Виден почерк профессионала, писателя- детективщика.
– Это сейчас неважно, – решил я уйти от опасной темы. – Сейчас меня интересует моя дальнейшая судьба… и судьба Юлии Генриховны.
– Ага! – ухмыльнулся Протасов. – Согласен, что эта женщина не может оставить равнодушным. Прекрасный выбор, Мечислав Мстиславович!
Я не стал возражать: пусть думает, что мы с Юлией Генриховной любовники. Все равно переубедить его не удастся, мои переубеждения лишь вызовут подозрения: а не затеваю ли я хитрую игру? И в конце концов такое мнение приятно моему мужскому самолюбию. А это немаловажная вещь!
– Подытожим нашу беседу, Мечислав Мстиславович! – предложил Протасов. – Я предлагаю вам продать мне статую за любые деньги. Я не шучу! Называйте любую сумму. Разумеется, я мог бы провернуть со статуей махинацию, которую так блистательно осуществила Юлия Генриховна, но меня смущает то, что любое жульничество может повлиять на мистические свойства статуи. А мне нужно, чтобы она сработала
