— Чего ещё?
— Ты внимательно под ноги смотри. И… чего бы кинуть, если что?.. Гаек-то нету.
Тимур запустил руку в карман, выудил пару ржавых болтов, подбросил на ладони. Звякнуло.
— Гаек нет, винтики найдутся.
— Откуда?
— В сенях под лавкой ящик стоял с инструментами. В нём мешочек с гвоздями всякими. Ну и болтов с десяток набралось. Гвозди летают плохо, а болты — в самый раз. Идём.
Тимур говорил вроде бы уверенно, но когда пошёл в глубь дома, стало ясно, что боится не меньше Ворожцова. Двигался он осторожно. Каждый шаг взвешивал, иногда подолгу задерживая ногу, прежде чем опустить её на замусоренный пол.
Это хорошо. Осторожность — это правильно. Ворожцов и сам следил за каждым шагом Тимура. Не за своими шагами, он-то следом идёт, а за Тимуровыми. Безопасность Тимура и Леси казалась ему сейчас важнее собственной. Если уж не сумел переубедить, уговорить вернуться раньше, то сейчас надо хотя бы сохранить оставшихся, вывести их.
Закончить начатое и вывести.
Мысли путались.
«О чём это я?» — мелькнуло в голове. Видно, мозг пытался вытеснить жуткую реальность чем угодно, хоть бессмысленными размышлениями.
Он в ответе за Тимура и Лесю. Как маленький принц, говоривший, что мы в ответе за тех, кого приручили. А разве он приручил кого-то из них? С Тимуром вон постоянно на ножах. Только последнее время поспокойней стало. Видать, выдохлись. С Лесей… С Лесей — вообще отдельный разговор.
Блуждающий взгляд скользнул вперёд. Ворожцов остановился. Все мысли мгновенно вылетели из головы.
— Тормози, — сказал он тихо.
Тимур остановился как вкопанный. Осторожно повернул голову.
— Что случилось?
Ворожцов не ответил. Сощурился, но там, где секундой раньше сверкнула крохотная молния, ничего не было. Может, померещилось? Он повёл носом, принюхиваясь и прислушиваясь. Если судить по сканеру, то аномалия была уже рядом, но с точностью до нескольких шагов её нахождение можно было определить только вживую. ПДА помогал, но всесильным не был.
— Чего? — еле слышно повторил Тимур.
— Озоном пахнет, — так же тихо сказал Ворожцов.
— А шепчешь чего?
— Сам же говоришь, что оно может на звук реагировать.
Опять сверкнуло, словно заискрил провод. Только провода на полу не было. Посверкивало в самом воздухе.
Тимур проследил направление его взгляда, но там, где только что искрило, снова ничего не было.
— Что может реагировать? Ты о чём?
Ворожцов хотел ответить, но не успел. В нескольких метрах от них сверкнуло в третий раз. Теперь углядел и Тимур. Медленно, стараясь не делать резких движений, он отступил на шаг, будто этот шаг что-то менял. Повертел головой, высвечивая лучом налобника всю комнату.
— Уходим, — сказал Ворожцов. — Это не наша аномалия.
— Откуда знаешь?
— Прибора нет.
— Знать бы хоть, как он выглядит, этот твой прибор, — проворчал Тимур и стал пятиться.
Ворожцов шёл рядом не менее осторожно. Только повернулся боком, чтобы держать в зоне видимости и путь к выходу, и аномалию.
Тимур решился развернуться только в прихожей.
— Металлический корпус. На телескопическом штативе, — сказал Ворожцов уже на улице.
Напряжение немного спало, и он почувствовал, как сильно намокла от пота спина.
— Что? — по инерции прошептал Тимур.
— Прибор, — пояснил Ворожцов. — Металлическая коробка, примерно как… как камера у гаишников. Знаешь, на трассах стоят? Вот примерно такая. На телескопическом штативе.
— Каком штативе? — громче переспросил Тимур. — Ты по-русски говори, тут не все ботаны, как вы с братом.
Ворожцов проглотил «ботанов». Ещё несколько дней назад казавшееся обидным слово почему-то даже не задело.
— Ну, ножки выдвигаются. Раскладываются. Три ноги. Понимаешь?
— Не совсем тупой. Чего дальше?
— Соседний дом. Там целых три аномалии.
Тимур поглядел на избёнку-развалюху.
— Через дорогу? — уточнил он.
— Через забор, — кивнул Ворожцов в другую сторону.
— Тогда пошли, чего зря стоять.
И выйдя за поваленный забор на улицу, побрёл вдоль оград.
Ворожцов посмотрел ему в спину. Осанка у Тимура изменилась. В ней странно сочетались опасливая напряжённость, собранность сжатой пружины и усталая надломленность…
…Тимур идёт по коридору пружинящей походкой. Прямой, уверенный в себе. Рядом, как обычно, вьётся Сергуня. Ворожцов давно заметил, что блондинчику лестно внимание Тимура. И хотя Тимур относится к нему довольно спокойно, Сергуня из кожи вон лезет, чтобы показать всем: они друзья.
Ворожцов смотрит на Тимура с уважением. Давно. И отношения между ними товарищеские, как ему кажется. Он тоже хотел бы сказать, что они друзья, но почему-то не может. Возраст, при котором другом называют всех, с кем хоть раз играл в одной песочнице, Ворожцов успешно пережил. А до возраста, когда другом можешь назвать кого-то уверенно, ещё не дожил.
Он стоит у стены в коридоре напротив кабинета литературы и ждёт. Ждёт Тимура. Хочет поговорить с ним. Серьёзно. Наедине. И Тимур появляется. Только не один — с Сергуней. А блондин не друг и не товарищ. Приятель. Знакомец, которого каждый день видит в школе и который временами даже в гости заходит.
Тимур что-то говорит Сергуне. Оба смеются.
Ворожцов отклеивается от стены и подаётся вперёд. Окликает:
— Тимур!
Тот не слышит. Они с Сергуней подошли к девчонкам из параллельного класса и весело болтают о чём-то.
Ворожцов снова зовёт, но уже тише. Зачем кричать? Но в коридоре шумно, и он вновь остаётся не услышанным.
На третий раз Тимур оборачивается. И не только он.
— О, Ворожик-ёжик, — весело поддевает Сергуня. — Тебя кто так оболванил?
Ворожцова всегда стрижёт мама. И вчера она на самом деле немного перестаралась. В результате на голове у Ворожцова получился короткий ёжик: обидно, но не смертельно. Во всяком случае, до текущего момента ничего страшного он в этом не видел.
— В парикмахерской, — зачем-то врёт Ворожцов.
Сергуня поворачивается вполоборота, чтобы его было видно девчонкам, вскидывает палец и патетически сообщает:
— Вот что бывает, если ходить в дешёвые парикмахерские.
Девчонки хихикают. Даже Тимур улыбается.
— Не у всех папа маме на день рождения салон красоты дарит, — вяло огрызается Ворожцов.
— А я в мамкином салоне даже укладку не делаю, — фыркает Сергуня. — Вот ещё.
— Чего так?