было самое прекрасное, что случалось в твоей жизни.
Клер недоверчиво смотрела на Тома, ее щеки пылали как маков цвет.
— Ты удивлена, это понятно, но подумай, каково было мне. Ведь то, что для тебя уже стало воспоминанием, мне еще только предстояло пережить. — Помолчав, Том добавил так горячо и нежно, как только мог: — Я пришел из будущего, чтобы исполнить то, что предначертано, чтобы любить тебя, Клер.
— Но я… — проговорила она едва слышно.
— Неужели ты все еще не понимаешь? Это случится потому, что в действительности это уже случилось.
Топор дровосека нанес решающий удар. Клер беззвучно рухнула на пол, словно срубленное дерево.
XXVII
«Придумать лучший способ привлечь к себе внимание было бы трудновато», — подумал Том. Внезапный обморок молодой девицы и звон разлетевшейся во все стороны посуды заставили разговоры за столиками стихнуть, и в салоне воцарилась выжидательная тишина. Том поспешил отступить на безопасную позицию и оттуда наблюдал за обступившими Клер дамами. Спасательный отряд из матрон, имевших многолетний опыт борьбы с обмороками, перенес пострадавшую на диван, подложил ей под голову подушку, ослабил корсет — эта деталь одежды не давала вздохнуть полной грудью в минуту душевного волнения — и послал за нюхательной солью. Том едва мог разглядеть Клер. Суровые блюстительницы нравственности во главе с буфетчицей обступили девушку со всех сторон, скрыв ее от нескромных мужских глаз. Через несколько минут Клер вздрогнула, приподнялась на локте, бледная, словно привидение, и затуманенным взглядом обвела салон. Том помахал ей издалека зонтиком. Поколебавшись, девушка встала и направилась к нему, решительно пробираясь сквозь любопытную толпу. По крайней мере, она узнала человека, с которым пила чай, перед тем как потерять сознание.
— Как вы себя чувствуете, мисс Хаггерти? — Том решил, что в данных обстоятельствах лучше снова перейти на «вы». — Наверное, вам лучше выйти на воздух…
Клер оперлась на протянутую Томом руку с ловкостью сокола, опустившегося на перчатку хозяина, и они вдвоем вышли на улицу, подальше от любопытных взглядов. Том попросил прощения за то, что стал невольным виновником досадного происшествия. Покинув чайный салон, пара остановилась на тротуаре, как раз напротив пансиона. Клер, заметно порозовевшая на свежем воздухе, со смесью тревоги и смирения глядела на фасад дома, в котором ей предстояло познать ласки отважного капитана Шеклтона, спасителя человеческой расы, который еще не родился и тем не менее каким-то необъяснимым образом стоял рядом с ней и старательно избегал смотреть ей в глаза.
— А если я откажусь, капитан? — спросила Клер. — Если я не пойду с вами?
По правде говоря, этот вопрос застал Тома врасплох: после столь драматического завершения свидания на продолжение он уже и не рассчитывал. Однако Клер, несмотря на обморок, помнила все, что он говорил, и продолжала безоговорочно ему верить. Судя по всему, романтическая история, на ходу придуманная Томом, оказалась не так уж плоха, но теперь молодой человек и сам готов был пойти на попятный — его исподволь начинало грызть странное чувство, очень похожее на совесть. Впрочем, отступить теперь, потратив столько времени и сил, было просто смешно. Вспомнив любимое изречение Гиллиама Мюррея, он произнес мрачным тоном неисправимого фаталиста:
— Кто знает, в каком месте расползется ткань времени…
Клер испуганно уставилась на Тома, но он лишь пожал плечами, снимая с себя всякую ответственность. Девушке было некого винить, ведь она сама описала в письме их ночь любви, да еще и с весьма смелыми подробностями. Отважный капитан прошел сквозь годы, чтобы дать жизнь их чувству, чтобы свершить то, чему суждено было свершиться. Судя по всему, Клер была готова покориться судьбе. А что ей оставалось делать? Впервые за всю жизнь ей выпал шанс узнать то, о чем она всегда мечтала: великую любовь, победившую время. Не воспользоваться им означало признать, что она с самого рождения лгала самой себе.
— Самое прекрасное, что случилось в моей жизни, — повторила девушка с легкой улыбкой. — Я действительно так написала?
— Да, — твердо сказал Том. — Именно так ты и написала, Клер. Слово в слово.
Клер все еще колебалась. Отдаться первому встречному было немыслимо, но от ее решения зависела судьба целой вселенной. Она должна была принести себя в жертву. Хотя, если подумать, так уж ли тяжела эта жертва? Разве Клер не была влюблена? Разве не любовью назывался ураган чувств, поднимавшийся в ее душе при виде капитана? А как же еще? Чем еще объяснить это тепло, разливавшееся в душе, это волнение, эту дрожь в коленках? Сегодня они с капитаном познают друг друга, а потом Клер напишет прекрасные письма. Так почему же она медлит? Не потому ли, что это в действительности уже свершилось и ей придется пойти по стопам другой Клер, которая и есть она сама? Не потому ли, что порыв страсти превращался в отбывание повинности? Сколько Клер ни старалась, у нее не получалось придумать причины не делать того, чего ей больше всего на свете хотелось сделать. Ни Люси, ни одна из прочих ее подружек ни за что не пошли бы в пансион с малознакомым мужчиной. Уже одного этого было достаточно, чтобы решиться. Да, она отдастся капитану и будет жить воспоминаниями о нем, поливая слезами и духами красивые, длинные письма. У нее хватит сил сохранить в душе любовь к человеку, с которым она больше никогда не встретится. Такова ее судьба. Горькое одиночество и память о любви лучше, чем скучный брак с одним из зануд поклонников. Клер храбро улыбнулась.
— Надеюсь, я не преувеличила, чтобы польстить вам, капитан, — пошутила она.
— Боюсь, есть только один способ проверить, — в тон ей отозвался Том.
Обман давался Бланту не так уж легко, и решимость Клер принесла ему немалое облегчение. Видит бог, эта гордячка заслуживала быть соблазненной и покинутой навсегда, но на душе у Тома все равно скребли кошки, верные спутницы бодрствующей совести. Впрочем, теперь у него был повод винить себя чуть меньше, ведь девица, как выяснилось, была вовсе не прочь уединиться с отважным капитаном Шеклтоном, шептавшим ее имя среди развалин Лондона.
Пансион оказался чистым и даже уютным по сравнению с норами, в которых Тому доводилось ночевать. Возможно, мисс Хаггерти это место виделось убогим и вульгарным, недостойным людей ее класса, но выбирать не приходилось. Пока Том договаривался с хозяином о комнате, Клер непринужденно разглядывала простенькие пейзажи на стенах, словно отдаваться пришельцам из будущего в дешевых меблированных комнатах было для нее обычным способом скоротать вечер. Получив ключ, пара поднялась на второй этаж и прошла по узкому коридору. Глядя в затылок обогнавшей его девушке, Том впервые по- настоящему осознал, что должно было вот-вот произойти. Пути назад не было: он знал, что будет заниматься любовью с Клер, будет ласкать ее нагое, податливое, пылающее тело. Тома захлестнула жаркая волна желания. Сам не свой от возбуждения, он с трудом отыскал нужную дверь. Клер дрожала.
— Я знаю, это будет прекрасно, — сказала она, чтобы приободрить саму себя, и крепко зажмурилась.
— Так и будет, Клер, — заверил ее Том, пытаясь скрыть нетерпение. — Ты сама мне в этом призналась.
Девушка покорно вздохнула. Том, не теряя времени, повернул в замке ключ, учтивым кивком пригласил свою спутницу войти, проскользнул за ней и закрыл за собой дверь. Мрачный коридор снова опустел. Давно не мытое оконное стекло едва пропускало меркнущий вечерний свет. Тусклые лучи, отливающие медью, наполняли помещение мягким, нежным сиянием, кружащиеся в воздухе пылинки напоминали крошечных хрустальных мотыльков. Хотя кто-то другой, возможно, сравнил бы это неспешное, гипнотическое кружение с танцем блестящей цветочной пыльцы. Из-за плотно закрытых дверей доносились хриплые стоны, сдавленные крики, звонкие шлепки ладоней о чьи-то тугие ляжки, равномерный скрип кроватей — верные признаки страсти, не освященной узами брака. Звуки любовных баталий сливались с бранью и детским плачем, образуя нестройную симфонию жизни. Узкий коридор в тридцать метров длиной
